Воспоминания наших кофейных будней

      Прошло пять минут с тех пор как он ушёл. Чай в его чашке всё еще был горячим, а в воздухе летал приятный аромат его парфюма. Казалось, что сейчас он влетит эту комнату вихрем, взъерошит своей большой тёплой рукой мои волосы, невесомо поцелует в губы и сядет допивать свой крепкий чёрный чай. Но дверь не открывалась. Время шло, надежда таяла стремительно, как утренний туман, а минуты тянулись вечно, и каждая новая из них приносила большую боль, чем предыдущая. Ветер играл с моими волосами, холодя мокрые дорожки слёз на лице. Нет. Он не вернётся. И ему куда больнее, чем мне. От этих мыслей только хуже, невыносимо тяжел груз вины. Многие утверждают, что вина на плечах, но нет, она в сердце и в легких, сжимает всё словно змея.       Всё здесь осталось прежним, нет только его ударной установки в углу комнаты, нет его любимой гитары. Окна открыты настежь, ему это нравилось, когда в комнату врывался свежий воздух и трепал занавески. Даже зимой мы открывали окно, а сами укутывались пледом и смотрели на серые, пустые облака. Ветер морозил лицо, а я, прижимаясь к нему, чувствовала, как его небритый подбородок касается моего плеча, и мягкое тепло разливалось по моему телу.       Остались и его подарки. Чудесный старинный виниловый проигрыватель стоял на антикварной тёмно-коричневой тумбочке. Он подарил мне его и десять виниловых пластинок на наше первое совместное рождество. Я никогда не задумывалась о том, чтобы приобрести проигрыватель, но, когда получила его, поняла, что всегда хотела этот аппарат. И тогда мне показалось, что он знает меня лучше, чем я сама. В тот день, оставив гореть лишь свечи и гирлянду на ёлке, мы танцевали, медленно двигаясь в такт, под музыку двадцатых. В воздухе витал аромат свежей выпечки, и старая пластинка иногда шипела, создавая загадочную и волшебную атмосферу. А за окном большими пушистыми хлопьями падал снег, нежно укрывая крыши домов. Мы тогда пропустили вечеринку и с тех пор пропустили еще много таких вечеринок.       Воспоминания пропитывали это место, напоминали, что всё это безвозвратно ушло, оставляя меня в цепких ледяных объятьях одиночества. Всё это было лишь чувством пустоты, которая внезапно обуяла меня, когда он ушёл. И я кожей почувствовала мрак, и густой спертый его запах проникал во все уголки квартиры: в бесчисленные книги, и в двуспальный матрас, и в тарелку со сладостями.       Я вспомнила и наше знакомство. Это было в Норвегии. Его группа снимала там часть клипа. И тогда в очередной раз меня попросили заменить мою коллегу переводчицу на работе, и мне пришлось работать с его группой, хотя обычно я предпочитала письменные переводы. В основном эти три недели я общалась с их помощниками, ассистентами, режиссёром, в общем практически со всеми, кроме самих участников группы. Да и общением это было назвать трудно, я просто переводила все дословно, как машина, поэтому на площадке чувствовала себя одиноко. Он пригласил меня на кофе в середине второй недели. Встретиться мы решили утром, до съёмок, потому что никто из нас не знал, когда закончится рабочий день, иногда мы уходили домой за полночь.       Кафе выбирала я. Ведь он практически не знал города, лишь пару дорогих ресторанов, которые, как это обычно бывает, не стоили потраченных денег. Кафе было старым, но опрятным, а ещё уютным. Такие заведения бывают во всех старых городах, они пронизаны историей, и сквозь постоянно меняющийся мир, эти места остаются островками душевного спокойствия, тихой гаванью.       В кафе пахло кофе, выпечкой и яблоками. На часах только минуло семь. Мы были первыми посетителями. За стойкой стоял сам хозяин заведения, он всегда открывал кафе пораньше, весь персонал приходил к девяти. Мы заняли столик у окна. - Ты мне такой грустной показалась, - пытался объяснить он причину приглашения. - Так это жалость? – усмехнувшись, спросила я. - Нет, нет. Просто ты грустная и загадочная, а это, знаешь ли, удивительно привлекательная смесь. - Я думаю это не правда. Грусть и загадочность скорее пугают нежели привлекают. Люди не хотят иметь дела с чужими проблемами и подсознательно избегают грустных. Но вот, что до меня, я не грустная, а задумчивая. - Ты странная. И, наверное, права. - Так о чём задумываешься? - Так и не объяснить. О всяком разном. - А о нашем клипе задумывалась? Что скажешь? - Ну-у-у. Это неадекватно, эротично, ярко и увлекательно. Люди любят такие сочетания. - Эротично? - Ну, там у девушки голая грудь такая, объёмная. Думаю, она может кого-то ими придушить. Хотя то, как я это описала больше похоже на фильм ужасов. Прости, иногда я чушь несу и не могу остановиться. - Я мысленно дала себе затрещину, пытаясь унять поток безумия в голове, прекратить, наконец, озвучивать всё, что я думаю. - А мне нравятся люди, несущие чушь. И ты сказала: «Люди любят такие сочетания». А ты? - К сожалению, я отношусь к большинству. Мне нравится то, что у вас получается. Хотя я скорее поклонник готического стиля, а у вас всё так красочно.       Что я чувствовала во время разговора? Теплоту. Странную, тягучую, как мёд. А ещё чьё-то участие, ему было искренне интересно моё мнение. Это две сильные эмоции, заставляющие говорить правду. За много дней одиночества я позабыла это восхитительное чувство: просто быть выслушанным.       Позже мы встречались каждый день, на наш утренний кофейный ритуал. Я не рассказывала ему о себе, да и он тоже, всё же он - публичная личность, я понимала и не задавала ненужных вопросов. Мы разговаривали о фильмах, книгах, музыке, ища какой-то подтекст или чувство автора, главную мысль или связь с другими произведениями.        Разумеется, по закону жанра, остаться на долго он не мог. И как закончились съёмки клипа он улетел.       Последний раз мы виделись в конце последнего рабочего дня. Я выходила со съёмочной площадки, он догнал меня в коридоре, ни слова не говоря, привлек меня к себе, погладил своей рукой мою щеку и поцеловал. Я не сразу ответила на поцелуй. Его губы были мягкими, нежными и как только его горячий язык коснулся моих губ. Спустя несколько мгновений мы оторвались друг от друга, он провел рукой по волосам и неощутимо поцеловал в лоб. - Это был очень вкусный кофе, - с какой-то грустной улыбкой проговорил он. Я смотрела на него ещё какое-то время, пытаясь выдавить хоть какую-то позитивную эмоцию, но безуспешно, выпуталась из его объятий и ушла, не оглядываясь, чувствуя себя опустошённой до капли. И многие месяцы после я винила себя за то, что не в состоянии была сказать и пары добрых слов на прощанье.       Почему он не звонил мне в эти месяцы? Я его обидела? Или он был занят? В первое время, вечерами, я садилась в кресло, укутавшись в плед, долго смотрела на экран телефона, который периодически гас, и придумывала варианты ответа в прощальный вечер, думала о том, чего уже не изменить. Очень глупо. Я перестала ходить в то самое кафе. Да. Я реагировала на несколько утренних кофе очень остро. Наверно, потому что разговаривали мы очень откровенно. В жизни встречается лишь пара тройка людей, с которыми можно так поговорить. Но эти мысли, в конце концов, покинули меня, и я вновь ожила.       Через год восемь месяцев начальник попросил меня переехать в Лондон, для работы в дочернем издательстве. Я сразу согласилась: всегда хотела жить в Англии. И ровно через две недели, чудесным летним утром, я уже стояла на пороге своей новой светлой и просторной квартиры на севере Лондона. Скорее это была даже не квартира, а длинная студия, раньше принадлежавшая какой-то модельной компании. Здесь было шесть четырехугольных колон, и посреди студии стояла изящная белая ванна. Кровать к моему приезду не привезли, поэтому в дальнем углу на против окна лежал одинокий матрас.       Так и началась моя рутина в Лондоне. Постепенно я обставляла квартиру, привыкая к новым условиям жизни. Теперь переводов на дому было меньше и всё чаще меня заставляли работать непосредственно с людьми, и так как я была новенькой в коллективе мне приходилось подчинятся. В те дни я жутко уставала: уходила рано, приходила поздно, даже подумывала переехать обратно, но собственное упрямство удержало меня на месте. Через месяц стало легче, новый начальник, наконец, увидел мой талант к письменному ремеслу, и прямых переводов стало меньше. У меня появилось время осмотреть город, найти пару замечательных кафе, большой парк недалеко от дома, чудесную старинную книжную лавку. И даже я, человек склонный к уединению, вошла в ритм столицы, прониклась духом старого доброго Лондона.       Всё было просто изумительно, пока однажды одному норвежскому художнику не понадобился переводчик на свою выставку. Я всегда любила искусство и надо признаться, что мне безумно нравились работы именно этого художника. Восхитительные пейзажи городков Норвегии, отдаленных хижин, снежных гор – трудно описать весь спектр, затрагиваемых им тем. В общем на выставку я вызвалась сама.       Вечер проходил в приятной обстановке, хотя, как и на любой хоть сколько-нибудь известной выставке, всегда находились люди, которые не смыслили в искусстве ни черта. Но эта маленькая неприятность абсолютно не мешала мне наслаждаться работами художника, изысканным вином и беседой с культурными и интеллигентными людьми. На время освободившись от своих обязанностей, я собиралась удалиться в уборную, когда кто-то меня позвал. Меньше всего я ожидала увидеть брата моего утреннее-кофейного увлечения. Он снова поменял свою причёску: теперь вместо темных каштановых длинных волос, у него была короткая стрижка безумного синего цвета. Среди изящно одетых посетителей выставки он смотрелся крайне нелепо в своих потёртых джинсах, свободной черной майке, и в синей глянцевой куртке странного вида. - Извините, что беспокою, но вы мне безумно кого-то напоминаете и я никак не могу вспомнить. Мы с вами точно где-то встречались. - Да. Я была переводчицей во время съемок клипа в Норвегии. - Точно. Приятельница моего брата. Здесь вы тоже в качестве переводчика? - Да. - О это отлично. Могу я попросить перевести кое-что хозяину выставки. - Ради этого я и здесь.       Всё наше общение было не более чем светской беседой, но почему-то эта атмосфера на время погрузила меня в прошлое.       Его брат выражал восхищение работами мастера, спрашивал о технике рисования и о вдохновении. После разговор перешел в более повседневное русло. Как долго автор работ собирается пробыть в Лондоне? Нравится ли ему здесь? И в конце он пригласил художника на вечеринку по случаю Хэллоуина. После он попрощался и сославшись на какие-то дела поспешил удалиться с мероприятия. Мне почему-то стало грустно. Попытки вернуть прежнее положение духа в конце концов закончились провалом. Для меня этот вечер отозвался каким-то горьким послевкусием.       Через два дня, вечером, раздался звонок. Я уже спала, поэтому звонку была не рада и голосом постаралась выразить моё недовольство. - Так ты спишь, - раздался знакомый голос. - Оу. - Узнала? - Да. - Мне брат сказал, что ты в Лондоне. Может встретимся?       Настала длинная пауза. Сон как рукой сняло. Я все никак не решалась ответить, но всё-таки тихо прошептала: - Хорошо.       На другом конце провода послышался облегченный выдох.       Мы договорились встретиться на следующий день вечером. На этот раз, кафе выбирал он.       В тот день я отпросилась с работы, чувствуя, что там я была бы бесполезна. С утра меня охватило какое-то болезненное беспокойство, я пыталась расслабится, приняла ванну, попыталась читать, буквы, к сожалению, разбегались, от волнения я не смогла заставить себя даже поесть. Безумно глупое поведение, похожее скорее на подростковые эмоции, нежели на взрослые адекватные чувства.       В назначенный час я подошла к двери кафе. Это место было совсем не похоже на то заведение в Норвегии, где мы взяли привычку проводить утро: современное здание, с большими окнами; а внутри: белые стены, картины с абстракциями, стеклянные столики с металлическими серыми ножками, стулья с такими же ножками и с кожаной обивкой салатового цвета. В кафе пахло лавандой и кофе. Я подошла к его столику. Он встал. - Рад, что ты пришла. - Да. Я тоже.       Возникла неловкая пауза. Как должны встречаться люди, не общавшиеся два года, после поцелуя? Я села за столик и улыбнулась. - Ты хорошо выглядишь, - произнёс он, опустившись на стул. - Спасибо.       Разговор явно не клеился. В этом отчасти была и моя вина. Я отвечала краткими ответами, по существу. Официант принёс нам наш заказ. В одну из неловких пауз я обернулась в сторону окон. Солнце садилось за горизонт и его тёплые лучи постепенно пробирались в глубину кафе, несмело задевая наш столик. - Очень красивый закат, - произнесла я, поддавшись минутному порыву сентиментальности, - именно о таких закатах пишут писатели и поэты. А мы с тобой сидим тут и нам даже нечего друг другу сказать. - Я, - он сделал паузу, - думал, что обидел тебя. И если честно, то просто струсил. Я не супермен, и, как все вокруг, боюсь неудач. Всё так хорошо тогда было, не хотел испортить. Следовало сразу позвонить. - Есть ли смысл теперь об этом говорить? - Я лишь хотел сказать, что думал о тебе. А ты вспоминала меня?       Может первые два месяца. До встречи с твоим братом я вовсе забыла о тебе. Но вслух сказала: - Бывало иногда.       Он накрыл своей большой ладонью мою. Этот момент, как мне нравиться считать, и был началом наших отношений. Мы, наконец, завязали разговор, я рассказала о своей жизни в Лондоне, он кратко пробежался по своей за два года. После кафе он проводил меня домой. Солнце тогда уже зашло и на ночном небе показался серп луны, заливая всё своим мягким светом. Мы прогуливались по улице, он рассказывал какие-то забавные истории из его жизни. Мне совсем не хотелось отпускать его, но я не хотела форсировать события. Наконец дойдя до дома, я невесомо поцеловала его в щёку, попрощалась и скрылась за входной дверью.