Проклятая королевой

I’ll be the calm I will be quiet Stripped to the bone I wait No, I’ll be a stone I’ll be the hunter A tower that casts a shade Of Monsters and Men – Thousand Eyes

Как я очутилась в Средиземье? Проще простого, но обо всём, как говорится, по порядку. Моя история началась в один из дней моей жизни в деревеньке. Ну, как деревеньке. Это был посёлок городского типа с парой-тройкой магазинов, баром, и клубом рядом с детской площадкой. Приехала я туда в июне прошлого года, и за это время моя тихая, спокойная, а, главное, сытая и не обременённая стрессами жизнь плавненько пошла под откос. А всё почему? Потому что в моей жизни появился человек, который вечно всё портит. Догадываетесь, о ком я? Правильно, о своём отчиме Павле. С тех пор, как он вклинился в наш привычный уклад, всё пошло наперекосяк. Уговорил нас с мамой и сестрой Катей уехать из нашего родного города в Белоруссию, где, по его словам, нас ждала лучшая жизнь. Мама с Катей уехали первыми в позапрошлом году, а я до лета прошлого года осталась жить у бабушки. В июне бабушка меня привезла к маме, а потом через несколько дней уехала обратно. Новые условия мне очень нравились: гуляй где хочешь, общение какое-никакое, а, кроме того, в клубе библиотека была. В общем, не жизнь, а масленица. Беда, правда, была в том, что Павла я с самого начала приняла в штыки. Не ладили мы с ним: постоянно мучил меня придирками касательно моего внешнего вида, моих предпочтений в чтении, просмотре фильмов, да и вообще считал, что у меня неправильный образ жизни. Живу не по-человечески, как он однажды выразился. Я, естественно, плачу ему той же монетой. А что? Как он ко мне, так и я к нему. Всё по справедливости. Но только этим дело не ограничивалось. Дело в том, что моя сестра Катя с шестнадцати лет пьёт горькую. Я понимаю, что это последствия психологической травмы, но топить её в водке это не дело. Ладно бы она одна пила. Так ещё и Павел к ней присоединялся, и даже мама нечасто составляла им компанию. Казалось бы, что может быть хуже зрелища рюмок водки на столе? Да в том-то и беда, что попойки оканчивались скандалами, зачинщиком которых нередко выступал Павел. Один раз было дело, когда он при мне с Катькой на маму руку поднял. Бил её нещадно. Как я всего этого боялась! И даже со слезами на глазах молилась Богу, чтобы всё это прекратилось! Вот и на этот раз, когда на следующее утро после очередного скандала я вышла из своей комнаты, то увидела спящую в коридоре Катю в обнимку с пустой бутылкой водки. Мама и Павел спали в гостиной, но в разных местах. Перешагивая через сестру и послушав её невнятное мычание, я прошла на кухню, включила чайник, чтобы сделать себе кофе и, пока он не закипел, полезла в холодильник, откуда достала колбасу и сыр для бутерброда. Небольшие резанные кусочки хлеба я достала из хлебницы, после чего приступила к приготовлению бутербродов. Думаю, позавтракаю, пока Павел не проснулся и не увидел. Потому что если увидит, начнётся старая песня о том, что я себе желудок порчу. Вы не думайте, что я питаюсь, как в тюрьме, чем попало. Нет. Просто у плиты заморачиваться не хотелось, а чтобы разогреть гречку с колбасой я ещё не настолько проголодалась. Тем временем послышалось знакомое «Дзынь!», возвещавшее о том, что чайник вскипел, и можно уже делать кофе. Ну вот и всё, завтрак готов. В это же самое время, не успела я запустить зубы в бутерброд, проснулась Катя. Она тряхнула тёмной головой и нетвёрдым шагом прошла на кухню. Сестра бросила на меня взгляд своих пьяных карих глаз и сухо поинтересовалась: - Питаешься? Ну, и как вам это понравится? Ни тебе «доброе утро!», ни «как дела?». - Воспитанные люди сначала говорят «Доброе утро!», если уж на то пошло, - замечаю я. - Кому доброе, а кому не очень. Ладно, питайся, пока можешь, конечно. Тон, которым Катя это произнесла, заставил меня насторожиться. Я подняла на неё глаза, а сестра меня просветила: - Я вчера с мамой разговаривала. Так вот она сказала, чтобы мы с тобой сегодня пораньше встали, собрали вещи, потому что мы уезжаем. - Так время уже полдевятого, - сказала я. - Блин, - Катя отправила бутылку в мусорное ведро, - проспали. - Что значит «проспали»? - То и значит. Мама без нас уехала, так что мы одни остались. Всё. У меня предательски задрожали губы, а на глаза начали наворачиваться слёзы. - Скажи, что ты пошутила, - произнесла я. - Я бы такими вещами не шутила, сестрёнка, - заметила Катя, - а сейчас, будь другом, гречку разогрей, есть хочу, не могу. Но слова сестры не выходили из моей головы, поэтому её просьбу я выполняла практически на автомате. Мысль о том, что мама могла уехать без нас с Катькой, заставила меня тихонько заплакать. - Да, и ещё яичницу пожарь: два мне и два себе. - А цербер? - Обойдётся. Пусть сам себе готовит. Я его прислугой быть не хочу, да и ты тоже! Пока я всё это готовила, дверь гостиной отворилась, и оттуда вышла сонная мама. Так она не уехала никуда и не бросала нас! Я подбежала к ней и обняла её, а мама вместо того, чтобы обнять в ответ, приласкать и сказать что-то успокаивающее, просто оттолкнула меня и пробурчала только одно слово: - Дура. У меня вновь на глаза слёзы навернулись. Представляете, как мне стало больно и обидно? Что же с ней сделала жизнь? Раньше она была весёлая, всегда мне что-то рассказывала, а как Павла встретила, так её как будто бы подменили: она стала угрюмая, раздражительная, иногда срывала на меня злость. Поэтому я от неё к бабушке и сбежала. По правде сказать, я совершенно её не узнаю. - Есть будешь? – поинтересовалась у мамы Катя. - Мне ничего не надо, - ответила мама безразличным тоном. - Ну, как хочешь, нам с Сашкой больше достанется. Завтрак проходил довольно-таки отвратительно. Настроение мало того, что было хуже некуда, так ещё и кусок в горло не лез. На какое-то мгновение мне казалось, что меня сейчас вытошнит гречкой прямо в тарелку. Настолько на сердце было тяжело, холодно, неприятно, больно и обидно. Помыв за собой и сестрой тарелки и сковороду, я вернулась в комнату за наушниками, телефоном и книгой. Ну, если с первыми двумя проблем не возникло, поскольку телефон лежал на кровати, а наушники расположились на туалетном столике, то с выбором книги я ещё не могла определиться. В конце концов вынула «Алису в Зазеркалье» (новеллизацию одноимённого фильма). После чего направилась в коридор, где надела дублёнку и сапоги. - Куда собралась? – интересуется высунувшийся из гостиной Павел. - На свежий воздух, плохо мне, - ответила я, хотя меня так и подмывало сказать: «От вас подальше!». Уже на выходе из подъезда меня нагнала Катя с шапкой в руке. Я взяла головной убор и сказала: - Видит Бог, Катя, я – терпеливый человек. Но однажды моё терпение иссякнет, я скажу три волшебных слова и уеду куда-нибудь в другой город, поступлю в колледж и буду жить в общаге, и я посмотрю, как Павел тогда запоёт! Хотя мне кажется, он будет этому только рад. - Почему ты так думаешь? – спрашивает Катя, - хотя, конечно, его вина в том, что он людей ненавидит. - Людей-то он, конечно, ненавидит, но меня больше всех! – отрезаю я и сбегаю вниз по лестнице. - Подожди, а что за три волшебных слова ты им скажешь? – окликает Катя. - С меня хватит! – выкрикиваю я и выхожу из подъезда.