- Сын мой, я знаю, что вам теперь надобно! - Мой государь, нужно страх побороть! - Сын мой, она же посланница адова! - Мой государь, с нами будет Господь! Рок-орден "Тампль" – Реймс
А я-то думала, что только у женщин эпохи Плантагенетов были строгие платья. По крайней мере именно такие я видела у Жакетты Люксембургской и у Маргариты Бофорт из «Белой королевы». Оказалось, и в Медусельде было практически то же самое. И это я судила по тому платью, на которое я сменила свой наряд менестреля. Оно было синим и длинным. С треугольным вырезом, конечно, потому что немного был приподнят ворот, но в то же время платье было свободным. О корсете или корсаже речи не было, потому что животик растёт, а, кроме того, грудь за это время стала немного больше. Поэтому поверх платья на меня ещё надели такой же синий и длинный кафтан. И тем более синий цвет отлично подходил к моему браслету. Волосы мне расчесали, заплели в косы и соорудили такую причёску, что я стала похожа на какую-нибудь знатную особу. Жаль, меня Катька не видит. Да и никогда уже не увидит. А если и увидит, то только на фотографиях в семейном фотоальбоме. Довольно о грустном. Схватив мандолину, я вышла в зал к пирующим. Клянусь Богом, на меня уже оборачивалось несколько воинов. Вот то, как на меня порой заглядывались посторонние мужчины намного старше меня, приводило не только в замешательство, но и в ужас. Но так в зале находились мои спутники, уже одно это успокоило меня, и я прошла дальше уже более смело. Остановившись перед троном короля, я присела в реверансе и произнесла, обращаясь к королю: - Ваше Величество! Теоден сделал знак подойти ближе. И я подчинилась. - Как твоё имя, дитя? – поинтересовался король. - Меня зовут Санса Каслтон из Широкого Дола, - ответила я. - Менестрель, - произнёс кто-то из-за стола. Теоден явно был заинтересован этим. - Менестрели в наше неспокойное время большая редкость. А уж тем более, если менестрель – это юная дева. Быть может, ты споёшь нам что-нибудь, дитя? Я покраснела до кончиков ногтей. - Я могу спеть, но не думаю, что песня будет уместна. Во дворце по крайней мере. - Отчего ты так думаешь? Спой. Делать нечего. Вот никогда не думала, что буду петь перед королём. Кто-то поднёс мне стул, на котором я устроилась поудобнее, взяла мандолину и начала играть незамысловатую и медленную мелодию. И я запела, про себя боясь, что от волнения могу забыть слова:Вся наша жизнь отныне без остатка Холодный блеск - стальное остриё Не отступить - мной брошена перчатка, Не отступить - вы подняли её. Не отступить, хоть правил я не знаю Смертельный финт придержан до поры Ох, ради вас, хоть я и не играю, Но принимаю правила игры. И каждый день без права на ошибку, И не прервать проклятую дуэль Как вы милы, как вежлива улыбка, Что ж, выпад точен - вы попали в цель. Был выбор мой: безумие за отвагу Был вызов мой, вы приняли его У ваших ног изломанная шпага, Не сбывшейся победы торжество. Приходит час случайного прозрения, За краткий миг высокая цена Никто из нас не верит в отступление, Но никому победа не нужна.
Я закончила, отложила мандолину и огляделась. В зале воцарилась тишина, которую прерывали лишь моё тяжёлое дыхание и стук сердца. Интересно, им понравилось или нет? Не успеваю об этом подумать, когда до меня доносится характерный звук ударов ладони о ладонь. Поднимаю глаза и вижу, как Теоден аплодирует мне. - Браво! – говорит он, - браво! Король сделал мне знак подняться, и я на негнущихся ногах поднялась с места. - Ты принесла в Медусельд песню, дитя, - проговорил Теоден. - Благодарю вас, Ваше Величество, - отвечаю я и с его позволения занимаю место за столом. Стоит ли говорить, что у меня от переживаний пересохло в горле? Я схватилась за первый попавшийся кубок и сделала глоток. Там оказался чай с целебными травами. И, похоже, только у меня одной, учитывая то, что я в положении. - А тебя как принцессу нарядили, - заметил Гимли. - Ага, даже на себя не похожа, - отзываюсь я. - На мой взгляд, в штанах ты более женственно выглядишь, чем в платье. - Мерри тоже самое говорит. И тут сердце болезненно защемило, и улыбка, сияющая на моём лице, погасла. Как же они там? - С ними всё будет в порядке, - проговорил гном, словно прочтя мои мысли. Я сама на это надеюсь. Вдруг раздался громкий крик. Веселье было позабыто в мгновение ока. Обуреваемая недобрым предчувствием, я резко вскочила с места и кинулась в сторону крика, который никак не прекращался. «Что это? – думаю, - никак служанка орёт. Может быть, кто-то её к стенке прижал? Да нет, вряд ли, потому что орёт она так, как будто чем-то напугана». Спустя мгновение я уже была на месте происшествия, коим оказалось спальней Эовин. Служанка, совсем ещё молоденькая девчонка, стояла неподалёку от кровати госпожи, а метла, лежащая рядом, говорила о том, что девушка пришла сюда навести порядок. Увидев меня, служанка кинулась ко мне и проверещала: - Вы только посмотрите на это! Это просто мерзость какая-то! Прежде чем я сообразила, в чём дело, девушка взяла меня за руку, затащила в спальню и подвела меня к чему-то чёрному и мягкому, лежащему на полу. То, что я увидела в следующее мгновение, было зрелищем, присущему только в фильмах ужасов. Едва сдерживаю крик, когда вижу… обезглавленный труп чёрной кошки. Это уже третий труп, который я наблюдаю! Вот, оказывается, что служанка вымела, и что её так напугало! Мне чуть не стало плохо от увиденного, поэтому я только отшатнулась и чуть не врезалась в Гимли, который ровно как и Гэндальф, Леголас, Арагорн, Теоден и сама хозяйка комнаты, оказался на месте происшествия. - Что происходит? – спросила Эовин. - Да вот, госпожа, - причитала служанка, указывая на кошачий труп, - я пришла к вам спальню, чтобы прибраться. И вдруг вижу, под кроватью что-то чернеет. Я метлой прошлась и… Там, оказывается, был кот! Мёртвый! Без головы! Я не знаю, как он там оказался! Зато я знаю… Но промолчу… Потому что боюсь, что во всех бедах начнут винить меня. Мол, как только я переступила порог Медусельда, во дворце начала твориться чертовщина, раз непонятно как оказавшаяся под кроватью Эовин кошка была найдена обезглавленной. Минутку… Вот оно! - Госпожа, - обращаюсь я к Эовин, - скажите мне, пожалуйста, вы до этого момента ничем не болели? Эовин нахмурилась, явно пытаясь что-то припомнить, потом она подняла голову и сказала: - Ну, где-то на днях я заболела и не вставала с постели. Мне было так плохо, что целители руками разводили. Но уже буквально на следующий день я почувствовала себя лучше. - Это всё из-за этой кошки, а это кошка, я уверена. Наверное, пока вас не было, кто-то проник в вашу комнату, достал из-под кровати эту тварь и обезглавил её, - проговорила я. Пока я говорила, служанка как-то странно на меня смотрела, а потом, когда я закончила делиться наблюдениями, она вдруг посмотрела на меня с ужасом и, указав на меня пальцем, крикнула: - Ведьма, ведьма! Я уже готова была хлопнуть себя руками по бёдрам от еле сдерживаемого негодования. То демоном меня считали, а тут теперь ведьмой обозвали! А служанка продолжала: - А, может быть, это ты кошку подбросила, а потом, чтобы отвести от себя подозрения, сама же её и обезглавила! - Я что, похожа на слабоумную, чтобы такими вещами шутить?! – сильно возмутилась я, - да я и приворотами никогда не баловалась! А уж чтоб человеку совершенно мне незнакомому смерти желать…! Смысл мне это делать?! А, кроме того, у меня железное алиби! Даже свидетели есть! Нет, ну, правда! Единственное за что меня можно было бы в колдовстве заподозрить, так это за хранение дома книг о картах Таро Папюса и Кроули и двух колод: Уэйта и опять-таки Папюса (увлекалась, было дело, потому что считала, что карты Таро, так или иначе, но тоже искусство). Вот только за это меня можно было бы привлечь! Но как бы там ни было, заявление служанки было встречено возмущением со стороны Гимли, а Гэндальф и вовсе поручился за меня перед королём. Теоден внимательно посмотрел на меня и поинтересовался: - Тогда откуда тебе это известно, дитя? - Приходилось видеть нечто подобное, - ответила я, - иначе бы я так не говорила. Взгляд короля смягчился, лишь служанка продолжала коситься на меня с недоверием, словно до последнего была уверена в том, что я самая настоящая ведьма. После разрешения неурядиц мы покинули комнату принцессы и вернулись в зал. А труп кошки Теоден велел сжечь.