Проклятая королевой

Утро туманом согретое - Это моё тело в объятиях твоих Песня зимы недопетая - Это голос мой, это чувства мои Белой птицей я прилечу к тебе Даже на край Земли Варвара - Грёзы

К радости своей и Пиппина я не разрешила Эйрин красить мои волосы. Я хоть и не очень любила свой природный цвет (было дело, в детстве хотела в рыжую покраситься, да вот только мама не позволила, а Катя пригрозила, что и разговаривать со мной тогда не будет), да и краситель сделан на основе натурального продукта, но всё равно своё лучше. Так что Эйрин ничего не оставалось, кроме как унести кувшин с заваркой. А вот поднос с фруктами, который она принесла вместе с кувшином, оставила. Но как только дверь купальни закрылась, я тут же вспомнила разговоры кумушек о том, что белокурые волосы не делают меня красивее. Их какое дело? А, с другой стороны, может всё-таки, действительно, попросить Эйрин, чтобы она меня в шатенку перекрасила этой заваркой? - Даже не смей, - сказал Пиппин безапелляционным тоном, как будто сразу понял направление моих мыслей, и, намотав на пальцы мои мокрые локоны, добавил: - я люблю твои волосы. - А я и не думала, - отозвалась я, поворачиваясь к любимому. И мы уже снова тянемся к губам друг друга, когда в купальню вернулась Эйрин. Пиппин закатил глаза и недовольно посмотрел на служанку, мол, что у тебя случилось на этот раз? - Совсем забыла одну вещь, - произнесла Эйрин, - господин Перегрин, вас искал Гэндальф, говорит, что дело срочное. Пиппин с тихим вздохом вылез из воды, подхватил свою одежду и, на ходу одеваясь, вышел из купальни. Я меж тем довольно улыбнулась. Гэндальф что-то затеял, и под этим что-то подразумевалось зажечь огонь на сигнальной башне. А что? Всё правильно: мы пойдём другим путём, как говорится. - А где Найрамир? – спрашиваю я. - Он здесь, - ответила Эйрин, - уснул пару минут назад. - Пусть спит. У него сегодня был очень тяжёлый день, - заметила я. Эйрин кивнула в знак согласия. Видимо, она и сама была не прочь отдохнуть. Всё-таки находиться одной рядом с ребёнком – это очень тяжело. Практически ни минуты покоя. Помню, как мама со мной мучилась одно время, потому что за мной нужен был глаз да глаз. То в шкаф полезу и мышеловку на палец поймаю, то на стол по ручкам ящиков заберусь, то масло на полу разолью и начну плескаться, а то в попытке вылезти из кровати, у меня голова между прутьями застрянет, а снаружи только туловище торчит. Я не шучу, и такое бывало. Но думается мне, что Найрамир, когда станет чуточку постарше, не будет таким непоседой, раз он сейчас такой серьёзный и, за исключением некоторых моментов, практически спокойный. - Что-нибудь нужно, госпожа? – интересуется Эйрин. - Да, посмотри в сундуке какое-нибудь платье. Эйрин вышла из купальни, оставив дверь открытой. И именно поэтому мне было слышно, как она перебирала платья, которые ей попадались на глаза, как она сетует на то, что почти все платья были чёрными. Наконец, она вернулась с платьем из чёрного льна с золотыми вставками, с широкими рукавами и со шнуровкой у горловины. - То, что надо! – обрадовалась я, вылезая из воды. Чёрный цвет мне всегда импонировал, и теперь, когда Эйрин надела на меня наряд, я чувствую, что сама как будто бы слилась с ним. Платье леди Магнелеи мне очень подошло, но отчего-то казалось, что я ещё пожалею о том, что одела именно его. Ведь комната пребывала в запустении не просто так. Дэнетор, как я заметила, никого туда не пускал, даже слуг. Да и сам он не заходил: не хотел видеть то, что так напоминало ему о сестре-сопернице. - Вам очень идёт! – Эйрин пришла в восторг. - Спасибо, Эйрин, - отозвалась я, наклоняясь к Найрамиру. Малыш так сладко спит, что даже одного вздоха будет достаточно, чтобы его потревожить. - Кстати, я слышала, что Стражи Цитадели тоже носят чёрное. - Да, но только с серебром. А леди Магнелея носила чёрное с золотом. - А теперь носите и вы. Я пожала плечами и заметила: - Я всегда любила этот цвет. - Что-нибудь ещё нужно, госпожа? - Нет, спасибо, Эйрин. Если ты мне понадобишься, я кого-нибудь за тобой пришлю. Эйрин кивнула, аккуратно, стараясь не разбудить малыша, взяла его на руки и покинула покои. Я расправила складки на платье и вынула из сумки дневник леди Магнелеи. Будет чем убить время к приходу Пиппина. «Мой брат Дэнетор стал наместником. Его мечта с детства. Быть может, именно сейчас он познает на себе выражение «тяжесть венца», когда столкнётся с тем, что ему придётся решать важнейшие вопросы. Хотя что-то мне подсказывает, что он прекрасно со всем этим справится. Отец через меня его готовил ко всему этому. Я уже который день сидела в своих покоях и не выходила оттуда. Смерть отца меня сильно надломила. Я не принимала абсолютно никого, даже Финдуилас, с которой Нанделль сильно сдружилась. Я сидела за дневником, рисуя по памяти лицо отца, когда дверь отворилась, и в комнату зашёл Дэнетор. - Магнелея… - Выйди вон! Сгинь сейчас же! – выкрикнула я. - Сколько ты будешь здесь сидеть взаперти? Думаешь, отца это вернёт? - Я ничего не думаю, просто хочу побыть одна. - И ты даже не будешь присутствовать на торжестве? Я сжимаю пальцы в кулак и говорю сквозь зубы: - А зачем тебе моё присутствие, Дэнетор? Это твой праздник. Уверена, что Нанделль составит тебе компанию. А меня не трогай. Мне сейчас очень тяжело. Дэнетор подошёл поближе и сказал: - Алассея, послушай… Я вскакиваю с места и с трудом сдерживаюсь, что не ударить брата по лицу. - Как ты смеешь?! – выкрикиваю я дрожащим от гнева и подступающих к глазам слёз голосом, - не думай, брат, что смерть нашего отца даёт тебе право называть меня прозвищем, которое он мне дал в день моего рождения, когда тебя ещё и в помине не было. И я запрещаю тебе называть меня «Алассеей»! И никто больше не смеет меня так называть! Глаза брата потемнели от гнева. Он сжал кулаки и проговорил: - Будь по-твоему. Но с этого дня я запрещаю тебе покидать комнату до тех пор, пока ты не умеришь свою спесь, и пока твоя скорбь не оставит тебя в покое. И ни одна живая душа к тебе не зайдёт без моего на то разрешения. Теперь ты счастлива? Я слушала брата, а у самой ни один мускул не дрогнул, хотя меня переполнял гнев. Дэнетор собрался покинуть мои покои, но, задержавшись в дверях, проговорил только одно слово: - Ангайанда! Я подошла к двери, которую брат не удосужился даже закрыть, и захлопнула её с такой силой, что, казалось бы, где-то разбилось окно. Затем села за стол и залилась слезами». Не успела я дойти до начала следующей записи, когда дверь в покои отворилась, впуская внутрь запыхавшегося Пиппина. Я отложила дневник в сторону и подошла к возлюбленному. - Что случилось, Пип? - Я зажёг сигнальный огонь! – проговорил он, словно сам не верил в то, что совершил подвиг. - Я в тебе даже не сомневалась! – улыбнулась я, - я уже представляю себе лицо Дэнетора, когда он узнает, что сюда приедет армия Теодена! Пиппин сел на кровать и оглядел меня с головы до пят. - А знаешь я с того дня в Шире ни разу не видел тебя в чёрном платье. - Ну, что ж, буду считать, что подарила тебе такую возможность, - усмехнулась я, приблизившись к нему. - Я это к тому, что в чёрном ты прелестна, - Пип поднимается и мягко укладывает меня на постель. Я даже не сопротивляюсь, более того обхватываю руками его шею и позволяю себя поцеловать.