Зима за окном

Иму Я не выдержал, поехал на рыжем иноходце навстречу странному существу, способному спасти Айлеха. Слишком страшно и дико было видеть заснеженную фигуру принца во внутреннем дворе. Тихо ступая по коридорам притихшей Летней резиденции, я иногда слышал, как стражники спорят, решая, кто будет охранять Айлеха и мерзнуть на холодном ветру. Это страшная тюрьма – собственное тело, состояние, равное смерти, но не являющееся ей. Каждый день я выходил во двор и молча смотрел на юношу, неподвижного, бледного, безжизненного. Уже и не важно, кто он - принц или раб, никто не должен быть почти мертвым или почти живым, это неестественно. Жеребец легко несся вперед, охрана, приставленная ко мне, окружала голодной волчьей стаей со всех сторон, ограждая от меня горы и бесконечный снежный простор. То ли стража, то ли тюремщики, они гнали коней, не отставая. Я пришпорил иноходца, понимая, что он не сможет, физически, бежать быстрее остальных, но у македонского скакуна было и свое преимущество. Сильный, упорный, выносливый, он поддерживал быстрый бег долго, не сбиваясь, не хрипя. Кони моей стражи начали выбиваться из сил первыми и уже охранники ехали чуть позади, только на упрямом чувстве соперничества животные держались, не желая уступать иноходцу. Рыжий же, словно не замечая преодоленного пути, бежал ровно, без усилий, словно и не было этих часов изматывающей скачки. Нет, Айлех, если даже у нас ничего не получится, если я обманулся и увидел в твоих письмах то, чего нет в тебе, все равно этого красавчика я тебе не верну. Он мой и только мой. Я придержал коня, спешился, ослабил ремни, и повел на поводу, давая возможность обсохнуть. Только спустя час мы остановились на привал, еще сильнее ослабив упряжь, я позволил иноходцу встать. Охрана суетилась, разводила костер, стражники разговаривали вполголоса, чтобы не покоробить слух благородного меня своими высказываниями. Сняв седло и обтерев рыжую спину сухим потником, я накрыл попоной своего коня, лаская пальцами шелковую шерсть. Жеребец насмешливо фыркнул и отступил, намекая на то, что мне стоит держать свои загребущие руки при себе. С удовольствием наблюдаю за воинами, сейчас, в этом импровизированном походе, где я единственный аристократ, они расслабились. Подмечаю, как рыжий, здоровенный детина спорит с главой охраны. Начинаю хмуриться, нарушение субординации никогда не идет на пользу отряду, но тут же улыбаюсь. Рыжик, зажал молодого светловолосого начальника возле скалы и неоднозначным жестом прикасается к его ладони. Ясно, это не вопрос субординации, просто вопрос любви, а тут любые статусы и правила бессильны. Они могут себе позволить быть открытыми и живыми. Блондинчик дергается, пытается освободить свою руку, глупый. После происшествия с принцем, Император поменял почти всю охрану. Воины, настоящие северные воины, закаленные в стычках с кочевниками и дикими. Менее учтивые, вышколенные, но способные принимать мгновенные решения, не боящиеся смерти. Такие не растеряются и будут охранять до последней капли крови. Они привыкли брать свое и спешить жить, они не надеются умереть в старости, в своей постели. Зря вырываешься, зря злишься, зря ищешь поддержку в своем заместителе. Он, темноволосый, с лицом обезображенным шрамом, такой же. О да, если бы рыжий не выполнил твой приказ, если бы подвел, его товарищи, молча, не осуждая, смотрели бы, как ты порешь его до костей, до агонии. Только сейчас это не вопрос войны или долга и ты равен им, они не заступятся, а рыжий не отступит и тебе придется это понять и сдаться. - Придется, - тихий голос возле плеча. Поворачиваюсь, смотрю снизу вверх на очередного северянина. - Ты разговаривал вслух, - минуту помолчав, воин запоздало вспомнил о приличиях. – Господин. Смотрит открыто, даже понимая, что я могу разозлиться, это не пугает. Всего лишь новые шрамы на спине и все. - Точно придется, смотри, как рыпается, точно муха в супе, - вспоминаю службу на приграничных фортах. Вижу удивленное выражение лица своего собеседника, улыбаюсь открыто. - Что изволите есть? - и опять через время вспоминает. – Господин. - То, что готовят. Служа на границе, я впервые захотел родиться простым человеком, не связанным бесконечными путами этикета и ограничений. Говорить в лицо, что думаю, не скрывать чувств, не искать скрытый смысл в чужих фразах. Просто жить, наслаждаясь жизнью, зная, что, в конце концов, встречу того, с кем захочу остаться, завести дом. За два дня пути воины привыкли ко мне, признали пусть не равным, но в чем-то своим. Теперь мне было удобнее наблюдать за рыжим и главой охраны. На переходах воин был безупречен, слушаясь командира с полуслова, зато отдых стал для выпускника Императорской школы офицеров бесконечной пыткой. Рыжего не ставили в дежурство по лагерю или по готовке, значит, воин не ищет в своем начальнике развлечение на пару ночей. Товарищи бы не стали поддерживать его так, мелькни у них только мысль, что это все просто страсть. Эта затянувшаяся война между варваром, привыкшим действовать открыто, и офицером, выдрессированным, подстроенным под нужды знати длится уже очень давно. Рыжий меня удивил, он нес стражу на рассвете, перед самой побудкой, я привычно проснулся рано, с первым солнечным лучом. Вышел из своей палатки и заметил, как сосредоточенно мнется воин, сжимая в руке хрупкий, истерзанный цветок лесного подснежника. Где он его нашел, знают только Боги, конец лета в горах – не место для такого чуда. Заметив меня, он спрятал руку за спину, уронил растение в снег за собой, и отступил, безжалостно наступая сапогом на нежное растение. - Подойди, - приказываю. Слушается, хмурый, злой, явно готовый защищаться. Смотрю на него, на шрамы на кистях рук, на открытое волевое лицо, на плотно сжатые губы, привыкшие молчать. - Он другой, он не знает войны, не знает того, что видел ты. Он воспитан так, чтобы его манеры были приятны нам, аристократам. Все, что делаешь ты, воспринимается им своеобразно, как попытка переспать и все. Для него это неприемлемо, секс в его понимании позволен в двух случаях: если партнер супруг или если партнеру нужно будет в конце заплатить. Может, еще слуги или ремесленники могут удостоиться его внимания. Но ты воин, воин под его началом, с тобой это просто невозможно. Стыдно, непозволительно. Мне отлично видно, что сам глава охраны стоит за спиной рыжего, но я все же продолжаю говорить. Пусть слушает, ему полезно. - В мирное время в этом есть резон, представь, что будет с отрядом, в котором половина воинов успела переспать с другой половиной. Он не знает, что там, где льется кровь и любой день может стать последним, есть свои законы. Для вас секс зачастую просто способ снять напряжение и вы забываете о нем, как и о том, что в прошлом бою спасли кому-то жизнь. Буднично, обыденно, просто потребность, как сон или еда. Вот только никто бы так не настаивал на своем, если бы просто хотел переспать. Отступился бы и ты, решая, что усилия не стоят результата. Если хочешь получить всего его себе, в мужья или постоянные любовники, научись понимать своего офицера. А можешь сделать и проще, сказать все напрямую, только предложение не делай, просто озвучь свои намеренья. Так ведь вам будет удобнее, не правда ли, офицер? Я видел, как расширились его зрачки, когда воин начал медленно поворачиваться в его сторону. Наивный, рыжий слышал скрип снега за своей спиной и давно, по шагам, по манере двигаться знал, кто стоит у него за спиной. Юный офицер сжался, словно ожидая удара. Глупый, вот этого от воина ты не дождешься никогда. Он скорее позволит избить тебе себя, чем поднимет руку на того, кого любит. Варвар осторожно обошел главу охраны, отошел, нагнулся, поднял несчастное растение, вернулся и протянул его офицеру. О боги, он быстро учится. Растерянный командир принял это странное подношение, а воин так же молча, ушел будить товарищей. Я замечаю синяк на запястье главы охраны, и, указывая на него, тихо поясняю: - Он не нарочно, у вас кожа нежная, а он просто не умеет рассчитывать силу. Воины поднимаются, быстро сворачивая лагерь, завтракая холодными остатками ужина, а офицер все стоит, пытаясь понять происходящее. Снег начал уступать место голой уродливой земле, затем сменился окончательно зеленым ковром травы. Я невольно покосился на главу охраны, офицер умудрился удивить меня, пристегнув на камзол потрепанный цветок. Я знал, что хоть между этими двумя не было сказано ни слова, но дело сдвинулось с мертвой точки. Ближе к вечеру мы повстречались с караваном, везущим будущего принца. Я рассматривал иномирца с нескрываемым интересом, рядом с ним ехал седой старик, тот же, что нудно и скучно четыре дня подряд объяснял мне правила поведения жениха Императора, затем еще неделю мучил меня обязанностями предписываемыми мужу Императора. Этот замечательный зануда даже рассказал, все, что я могу делать в постели правителя и что делать категорически запрещается. Мне стало жаль бедного рогатого почти-принца и я приказал старику: - Будьте добры, удалитесь в конец каравана, дайте мне пообщаться с моим будущим родственником. - Вы забываетесь, мастер Иму, вы не можете оставаться наедине с не родственниками, без прямого разрешения Императора. - Слушай ты, хлыщ старый, тут полным-полно людей. Клянусь, в первую же брачную ночь с Асита я нарушу третье и десятое правило, но сделаю это так хорошо, что Император будет требовать продолжения. И я его предоставлю, в виде запрета номер шестнадцать. А потом уже попрошу уставшего мужа выполнить мою маленькую просьбу. Отправить тебя в ссылку на север, учить детей Ледяных лордов этикету. О да, старик начал ловить ртом воздух, но послушался.