"Привет" с балкона

«Ненавижу людей» — вот чем я жил все это время. Лютой ненавистью к напыщенным и эгоистичным людям, не умеющим и не стремящихся к пониманию других людей. Впрочем я и сам от них недалеко ушел. Всю жизнь живу в своей скорлупе, без надежды выбраться из неё. Я не вижу никого и ничего в своей комнате. Лишь вид из окна – вот он единственный взгляд на наш порочный мир. Я не стремился проникнуться к ним чувствами, и они в ответ отвергали меня. Но ничто не вечно. И это я уже понял. За окном опять падал пушистый снег. Стекло опуталось в паутине морозного узора, такого прекрасного и такого хрупкого, что если к нему прикоснуться теплом ладони, он тут же растает, исчезнет навсегда. Такая же хрупкая и рушимая связь пролегла между мной и Людой. Но и она не вечна. Стоит только к ней прикоснуться, и она порвется без надежды на восстановление. Мы с Людой слишком разные, и когда её нога заживет, она снова будет резвиться и тратить свою жизнь для других, в то время как я буду тухнуть в своих четырех стенах и подыхать от спертого воздуха. По крайней мере я в это верил. Я откинулся на спинку компьютерного кресла и смотрел в окно. Сегодня занавески были раздвинуты, комнату заполнил белый свет морозного дня. «Почему Люда не идет?» Я покраснел от собственной мысли. Зачем я её жду? Всю жизнь быть один, это и есть мое жизненное кредо. Так зачем я её жду? Все! Надоело! Выхожу в коридор, накидываю на себя куртку. На глаза попадаются отцовы сигареты. Как-то в детстве я ими баловался, и даже втянулся, но отец не такой дурак, что бы не заметить пропажу и меня тогда хорошенько вздули. С тех пор непосягаюсь на его вещи. Но сегодня мне было херово и я прихватил их. Снег резко окончился, зато на балкон было не пропихнуться, пришлось покорячиться, что бы расчистить себе площадку для прогулки. Достав сигареты, я облокотился на периллы. Внизу дети играли в снежки. Снег липкий, в этом я уже успел убедится. По заснеженной дороге ездили машины, смешивая чистый снег с грязью, из-за чего получалась коричневая противная каша. Всегда не понимал этих зажиревших водителей. Город у нас маленький, и дойти до его окраин можно за час. Так зачем покупать такое количество машин если можно прогуляться пешком? Ведь дышать чистым воздухом и любоваться на чистый снег — это прекрасно! Но все очень торопятся жить. Даже слишком. Всем дружно стало лень повернуть голову или оглянуться назад, посмотреть на то, что оставляешь после себя. Все вечно спешат, а потом жалуются на свои болячки и усталость, на раннюю седину и одиночество. Именно поэтому я и не хочу выходить на улицу. Боюсь потеряться в этом пламени, стать лишь прогоревшим углем в топке под названием общество. Делаю затяжку. Блаженно! Как я давно не курил. Выдыхаю серый дым и опять погружаюсь в пучины своего депрессивного настроя. — Руслан, привет! На соседний балкон вываливается слишком резвая Люда. Какая-то она счастливая сегодня. Вроде после смерти отца, она не слишком умеет веселиться. Я тут расспросил её об случившемся и узнал что ногу она сломала как раз в той злосчастной автокатастрофе в которой и погиб её отец. А смех и улыбку вызываю я своей забитостью и непосредственностью, как в тот первый день я впервые со смерти её отца рассмешил своим падением, что и подтолкнуло её познакомиться со мной. — Привет, Люсь. Ты чего такая веселая? — Вот! Людка задирает свою ногу в па и у меня изо рта выпадает сигарета. Гипса нет! Вот и свершился тот самый разрывный момент. Здравствуй одиночество. — Поздравляю, — кое-как улыбаюсь ей. — Меня наконец выписали! Вот сегодня гипс сняли. Я прям счастлива! Теперь можно гулять и танцевать! — Удачи… — А ты че какой тухлый?! Давай собирайся! Мы идем гулять. — Что?! Я как-то не напрашивался. Да и гулять я не хочу. — Хочешь! А иначе бы не вышел на балкон. Так что иди, одевайся!.. Кстати, какой у тебя размер ноги? — А это тебе зачем. — Секрет! Так какой? — Сорок первый… — Отлично! Встретимся возле твоего подъезда. Жду! Люська вылетела с балкона. А я продолжал стоять в небольшом ступоре. На кой ей мой размер ноги? И вообще я реально не хочу гулять! И не собираюсь никуда идти. Вместо того, что бы идти одеваться, я вновь достал сигарету. — Ты все ещё здесь?! Ну что за приставучая девчонка. Прям покоя мне не дает! — Иду-иду. Послушно собравшись я шагнул через порог квартиры. В подъезде было темно, воняло кошками, а точнее их саньем. Ненавижу дворовых кошек! А как я ненавижу их хозяев, кто бы знал! Нет бы держать своих питомцев у себя дома, так нет, они настойчиво их выгоняют в такой мороз на улицу. А какой нормальной кошке захочется справлять нужду на леденящем снегу? Вот и гадят мне в подъезд. Вот когда у меня был мой кот Пельмешка, то я его даже под страхом ремня без присмотра не выпускал. Ухаживал, кормил его, убирал за ним. Он жил у меня как у Христа за пазухой. Это был мой первый и пожалуй единственный по-настоящему преданный друг. Спал со мной, будил когда я не просыпался от будильника, а как он любил играть. Правда и Пельмешка меня покинул… Шагнув за железную дверь, я наткнулся на терпеливо стоящую Люду. Она держала какую-то коробку в руках. — Тебя только за смертью посылать. — Ну, уж прости, это тебе не подоске ходить. — О да! Одеваться это ведь такой сложный и долгий процесс, не то что б носить девушку по тонкой доске на высоте пятиэтажного дома. На! – она просунула мне коробку. — Что это? — Коньки. – ответ ввел меня в ступор. — Я не умею кататься. — Сто лет живи, сто лет учись. — Жестоко. — Че стоишь, кого ждешь? Давай переобувайся! — А куда я тебе свою обувь дену? — Положишь в коробку да бросишь в подъезде. Не думаю что за два часа её кто-нибудь сопрет. — Два часа?! Люд, ты не перегрелась? Какие коньки? Какие два часа? Тебя только сегодня выписали, тебе нельзя. — Не зуди. Что можно а что нельзя, это я уже сама решать буду. А вот покататься я ужасно хочу. И плевать мне, если нога опять разболится, поддержание формы превыше всего! — А я все равно считаю, что здоровье важнее. — Блин, Руслан! Не тормози! – девушка меня толкнула на лавку и нагнувшись стала развязывать шнурки. — Что ты творишь?! — Тебя разуваю, не видишь? У самого, поди, спинка болит, а я не гордая помогу. — Дай сам! Хорошенько вспылив, я сам разулся и обул коньки. Правда зашнуровывать пришлось все равно Люде, сам я как-то тупонул на этот счет. Встав на них весь мир пошатнулся. Девушка тут же подхватила меня под руку и придерживая дала ступить шажок. — Н да. Ну ты и чайник. Да ещё какой высокий чайник. Не думала что ты меня на полторы головы выше. — Прости уж. — Да ладно. Люблю высоких парней. — Что?! — Что слышал! Люда, придерживая меня, приподнялась и неловко чмокнула в губы. Я такого от неё никак не ожидал, ноги опять подкосились и я осел на снег. — Или ты думал, что я тебя так просто в покое оставлю, после своей беспомощности? Люда присела рядом и потянула на себя. — Люд, хватит играться, — щеки мои пылали, впервые меня поцеловала девушка, пусть даже в шутку. — А я не играюсь, — она заглянула в провалы моих глаз, я видел как на её щеках тают снежинки и стекают маленькими струйками к скулам. Встав снова на ноги, мы тихо пошли в сторону дороги. Я чувствовал себя неловко, и судя по молчанию она тоже. Не знаю что делают в таких случаях, и знать не хочу. Все это мне жутко не нравилось. Было не удобно и я стиснялся… в свои-то семнадцать лет! — На каток не пойдем, — заявила Люда, нарушив наше молчание, — не люблю людные места. Будем кататься по улицам, может, на друзей наткнёмся. — У меня нету друзей… — У меня тоже… Вновь повисло молчание. Она плавно двигалась, а я постоянно спотыкался, не умея даже по-человечески ноги переставлять. Но это устраивало нас обоих. Она вела я шел за ней. Эти два часа пролетели незаметно. И так же незаметно пролетели и два года во время которых мы встречались. Эта девушка подарила мне уверенный шаг по миру людей, а сама при этом не слишком уверенно приближалась ко мне, боясь вновь потерять близкого человека. Будучи соседями мы каждый день виделись на балконе. Постоянно гуляли днем, а вечером сидели и разговаривали на наших прогулочных площадках. Я втайне от её матери водил её на искусственный каток, сам при этом сидел на трибуне в полном одиночестве и наблюдал как она, будучи так же одна, без пары, выписывает причудливые фигуры. Потом мы шли в кафе и там отогревались. Гуляли по улицам, шли домой, что бы снова поздороваться на балконе. Родители были рады нашим отношениям, а мы рады их согласию. По-прежнему у нас не было ни друзей, ни знакомых, только мы вдвоем, друг для друга. Зима сменялась весною, весна летом, лето осенью, и все с начало. Эти два года пролетели совершенно незаметно. Мы не торопились жить, довольствуясь каждой секундой проведенной вместе, но все же через два года сыграли свадьбу, дабы ещё больше осчастливить друг друга. И тот самый «привет» стал для меня во истину волшебным. Скажите, что наши отношения слишком быстро развивались? Нет, я так не скажу. Нам понадобились зимние каникулы, что бы присмотреться друг к другу, и ещё несколько лет, что бы осознать свои чувства. И ещё хоть мы и живем душа в душу, но она постоянно ругает меня за каждодневные посиделки в компьютере и с силой выводит меня гулять на улицу, а я постоянно ругаюсь с ней из-за её привычки бросать коньки посередине коридора. Но мы реально счастливы. Она больше не грустит в одиночестве из-за зря прожитых лет, что потратила на спорт, но в тоже время не ненавидит своего отца за это, а чтит и любит до сих пор. А я больше не испытываю ненависти к людям, теперь радуюсь каждому прожитому дню, и дарю ей, моей Люде, её Руслана.