Дурак или победитель по жизни?

      Воскресенье — замечательный день. Его мы ждем всю неделю, дабы выспаться, отдохнуть от прошедших трудовых будней и очистить голову, заполнившуюся ненужной информацией. Этот выходной превращает озлобленных из-за накопившейся усталости демонов, желающих уничтожить все и вся, в доброжелательных людишек, озаряющих ярким светом своего хорошего настроения серые улицы города. Он, несомненно, дарит еще больше положительных эмоций, если со своим наступлением приносит солнечную погоду, которую не омрачает ни тяжелое, поднимающееся в человеческий мир сильными, порывистыми ветрами, сносящими с ног, дыхание раздосадованного дьявола, ни гнев божий, расходящийся по улице гулкими, ударяющими по слуху раскатами грома, ни роняемые сотнями ангелов слезы, что нам кажутся лишь обыкновенными холодными ливнями, обжигающими души и тела прохожих, по неудачному стечению обстоятельств оказавшихся на улице. Но всегда ли воскресенье оказывается таким замечательным днем?       Если бы Тэхену задали этот вопрос, он бы наверняка молча выстрелил спрашивающему в голову. Это не особо удивляет, если учесть то, что он проснулся в не особо приятных объятьях его величества Похмелья. Еле разлепив припухшие глаза, а потом сразу же зажмурившись из-за удачно выбранной лучем солнца траектории падения, парень вымученно простонал. Вечера, проводимые с друзьями, позволяют наслаждаться собой ровно до того момента, пока не сменятся разрывающей черепную коробку болью и диким сушняком, с которым, кажется, не поможет справиться даже огромное озеро. Поднявшись с постели и слегка пошатнувшись, Тэхен сделал глубокий вдох и закашлялся. Воздух был пропитан не только алкоголем, но и дымом выкуренных сигарет с вишней. «Мин Юнги, черт бы тебя побрал, когда ты научишься выходить на балкон, прежде чем закуришь?!» — прошипел себе под нос Ким, открывая окна, дабы проветрить помещение. Выйдя на балкон, он вспомнил о том, как феерично выступил здесь Намджун. Усмехнувшись и втянув носом порцию свежего воздуха, Тэхен вернулся в комнату. Срач, который парни за собой оставили, его, к слову, совсем не удивил. Черт с ним, с беспорядком — его легко устранить уборкой, которую все равно пришлось бы делать из-за накопившейся за неделю пыли на всех горизонтальных поверхностях. Да и похмелье пережить можно с помощью некоторых пилюлек и контрастного душа. Последствия встреч с друзьями уже стали привычными и ничуть не пугающими. Но стоило Тэхену войти в ванную комнату, как его накрыло с головой самое яркое воспоминание вчерашнего вечера.       «Твою мать, Чимин…» — взвыл парень, прокрутив в голове произошедшее. Это ни неприятность, ни происшествие, ни даже катастрофа. Это тотальный пиздец, от которого не спрячешься и не убежишь. «А-а-айщ, ну за что мне это?» — Тэхен запустил пальцы в запутавшиеся пряди и помотал головой, надеясь, что это воспоминание он просто только что придумал. Но нет. То желание было реальным, ровно как и злосчастная фотография, бездумно отправленная на так не вовремя забывшийся номер. Ким даже представить боялся, что теперь сделает с ним «счастливый получатель». Наградит строгим выговором и лишит зарплаты? Пф, нет, как-то слабовато. Вышвырнет с работы, предварительно дав смачного пинка? Тоже маловероятно. Убьет одним из тех страшных способов, к которым прибегали в средневековье? Скорее всего. Не зря Тэхену всегда казалось, что за странным поведением шефа скрывается какая-то опасная хрень. Понимая, что от подобных мыслей, что не перестают принимать все более кошмарный вид, можно однажды прийти к желанию проверить себя на наличие способности летать с крыши своего многоэтажного дома, Ким решил как-то отвлечься. Прохладный душ, съеденный насильно завтрак, тщательная уборка, а затем парочка оставленных Мином сигарет. Тэхен не курит, но сейчас ему это просто необходимо, чтобы попытаться отравить вместе с организмом и ненужные волнения. Вишневый дым заполняет легкие и самую малость кружит голову. То, что нужно. Парень самую малость успокаивается. Пишет друзьям, что сгорает от желания расчленить их заживо, сжечь и развеять пепел над Сеулом. Намджун, Хосок и Юнги понимают порывы младшего и пытаются убедить в том, что все будет нормально. А Пак, ебись он конем, Чимин, молчит, будто произошедшее вообще отношения к этому не имеет. Тэхен добавляет в список дела пунктик «стереть злобного лепрекона с лица Земли» и садится за компьютер. До позднего вечера он работает сверхурочно, наивно полагая, что это поможет смягчить приговор, а потом ложится спать, вспоминая, что перед смертью все равно не наработаешься. И спит, как ни странно, сладко, словно младенец.

***

      Понедельники сами по себе являются днями крайне неприятными. Один лишь ранний подъем, который ну вообще не располагает к появлению приподнятого настроения, чего стоит. А потом еще и работа, где начальник покоя не дает, берет косу и безвозвратно отнимает жизни у маленьких и беззащитных нервных клеточек. Понедельник, без сомнения, является одним из тех дней, когда просто хочется провалиться в адское пекло и стать ужином сатаны, вместо того, чтоб на протяжении десяти часов терпеть толпы людишек, каждый из которых чего-то от тебя требует.       Наступивший день можно было назвать понедельником в кубе. Мало того, что Тэхену предстояло объяснить черт знает каким способом свою выходку начальнику, так еще и погода была просто отвратительная, что вызывало лишь желание забить на дела болт и спрятаться ото всего мира под покровом мягкого и уютного пледа. Желания-то желаниями, но вставать все равно надо. Пробуждение далось Киму тяжелее, чем обычно: то ли из-за того, что Морфей не хотел отпускать парня из своего фантастического царства, то ли из-за того, что тот сам не решался покинуть его и отправиться на страшный суд, где карой за содеянный грешок может стать что угодно. Каждое действие Тэхен делал нарочито медленно, будто это могло бы оттянуть момент его появления в офисе. Он дольше, чем обычно, натирал различными гелями и бальзамами свое тело в душе, дольше выбирал костюм, дольше укладывал волосы. Будто следовал принципу «Если умирать, то только красивым». Или, быть может, собирался покорить начальника своим шикарным видом и уберечь тем самым свою задницу? Да не, бред. Как бы то ни было, Тэхен успел превратить себя в конфетку до того, как часы начали бы кричать своим видом «Беги, Форест, беги». Собравшись, он остановился у порога своей квартиры, сделал глубокий вдох-выдох, и лишь тогда поспешил спуститься к машине.       Через сорок минут парень уже был на месте. Оставив машину на парковке и поднявшись на ногах, становившихся с каждым шагом все более ватными, в офис, Ким тихонько занял свое место. Оглядевшись, он заметил, что Чимина нигде нет. «Вот же ж гном хитрожопый. Основательно, значит, слился», — обиженно фыркнул Тэхен, чувствуя, как в собственном сердечке стремительно растет жажда возмездия. Отвернувшись от пустого стола друга, он решил заняться-таки работой. Включив компьютер, Тэхен тупо завис на рабочем столе, потому что мысли не хотели выпускать из своего плена. Пока он, размышляя над речью, которую будет толкать позже, летал в облаках огромных мрачных тучах, система успела заскучать от его бездействия и уйти в ждущий режим. В это время к парню подошел Ким Сокджин, являющийся его помощником и по совместительству вторым другом на работе после Чимина. Внимательно оглядев Тэхена, который казался ему сейчас чересчур озадаченным, он потряс потерявшегося в лабиринте мыслей бедолагу за плечо, чтоб тот наконец перестал гипнотизировать потемневший экран и заметил его: — Прием, Земля, как меня слышно? — А? Что? — очнувшись, Тэхен завертел головой в поиске источника звука. — О, Сокджин-ши, привет. Ты что-то хотел? — Да. Во-первых, сказать, что спать нужно дома в постели, а не в офисе за столом. Это выглядит как минимум странно и как максимум пугающе, — только Ким младший раскрыл рот собираясь ответить, как Джин продолжил. — А во-вторых, шеф просил тебе передать, чтоб ты зашел к нему. Только вот не понимаю, зачем ты ему понадобился в понедельник в такую рань? Он же вообще редко приходит в офис в начале рабочего дня. Что это с ним? — Понятия не имею, — без стыда и зазрения совести соврал Тэхен, бросив опустевший взгляд на дверь в кабинет начальника. — Так ты идти-то собираешься? — пощелкал Ким старший перед лицом парня пальцами, когда тот вновь отключился от реального мира. — Думаю, босс сегодня не в самом лучшем для долгого ожидания настроении… — А? Да, иду…       Тэхен поднялся с места, которое он, наверное, впервые за все время работы в этом месте не хотел покидать, и, дойдя до двери под недоумевающий взгляд Сокджина, осторожно постучал по деревянной поверхности костяшками пальцев. Услышав такое обычное для всех работников, кроме него самого в данный момент, «Войдите», парень вздрогнул, обернулся на друга и, не открывая рта, прокричал одним лишь своим жалобным видом: «Save me, please!». Ким старший, отчего-то волнуясь за тэхеновскую задницу, которой может достаться от шефа за нерасторопность, коротким жестом а-ля «кыш-кыш» посоветовал поспешить и, когда парень неуверенно дернул за ручку двери, прошептал ему вслед еле слышно: «И какая муха тебя сегодня укусила?».       Приоткрыв дверь и выждав пару секунд, чтобы привести в порядок дыхание и вспомнить заранее продуманные, но уже удачно забытые оправдания, Тэхен все-таки вошел. Остановившись там же, у входа, парень огляделся. Из-за закрытых жалюзи и приглушенного света в кабинете царил легкий полумрак, который, напрягая и настораживая своей интимностью, не позволял Киму взять себя в руки и сосредоточиться на беспорядочно слоняющихся по чертогам разума мыслях. На своем рабочем столе в половину оборота ко входу сидел тот, кому сегодня было уготовано исполнить роль личного судьи-палача Тэхена.       Чон Чонгук, как звали парня, был всего на каких-то пару лет старше Кима, но уже имел свою корпорацию. Родившись в семье богатых и влиятельных родителей, он по окончании вуза получил от них контрольный пакет акций одной небольшой компании, которую своими усилиями позже расширил и чьи позиции укрепил. Парень был высок, статен, имел шикарную, в меру подкачанную фигуру и смазливую мордашку, милое очарование которой нарушали только черные, словно демонические глаза, скрывающие в себе что-то нечистое, такое, чего наверняка стоило бы бояться, и выразительная линия челюсти, что придавала профилю молодого человека грубой сексуальности. Чонгук не имел с людьми компании отношений, выходящих за рамки работы. Никто не видел парня с девушкой и не слышал ничего о его личной жизни. Некоторые дамочки спорили между собой, пытаясь соблазнить начальника, но тот оставался холодным и непоколебимым. Из-за этого между подчиненными Чона ходили разные слухи. Тэхена же не особо заботили успехи Чонгука на любовном фронте. Он, в отличие от остальных, старался вообще не обращать внимания на начальника и его странности. Лишь иногда, когда Чонгук того требовал, Ким обращал на старшего внимание, а затем и мелко вздрагивал, замечая в тяжелом взгляде начальника что-то дурное, что-то, черт возьми, манящее, колдовское.       Сейчас Тэхен даже не видел глаз парня, но уже чувствовал, как тело, кажется, переставшее находиться в его власти, стало отдаваться легким трепетом, проходящим мучительно приятной волной по коже, проникающим глубже через поры и распускающим внутри роскошные бутоны темно-бордовых роз. Это рождало в нем желание провалиться сквозь землю, испариться или сдаться сию же минуту на опыты инопланетянам, потому как он не хотел испытывать к Чонгуку что-то, кроме равнодушия. Но увы, не все, чего мы хотим, сбывается. Посему единственным возможным для Тэхена действием оставалось пока незаметное для Чона наблюдение. Ким впервые в жизни поддался естественным порывам и залип, совершенно забыв о том, для чего он сюда пришел. Сплетения вен на руках, одна из которых сжимала бокал с янтарной жидкостью из стоящей подле открытой бутылки дорогого виски, а другая упиралась в стол, отстукивая пальцами случайный ритмический рисунок, завораживали, распаляли внутри парня жажду прикоснуться к ним, очертив каждую выделяющуюся линию. Крепкое бедро, обтянутое тканью синих классических брюк, так и просило: «Присядь на меня, ощути мою упругость своей аппетитной попкой». Тэхен сглотнул подступившую слюну, раскалывая черепную коробку своими мысленным воем: «Бля-я-ять, да какого хуя со мной происходит?!». Из-за нехватки смелости произнести хоть одно слово и переизбытка внезапно возникшего желания изучить каждую мелочь в Чонгуке Ким мог бы стоять так еще очень долго, но к счастью, а может, и нет, Чон все же оглянулся и заметил, что он здесь не один. Медленно опустив бокал на стол и поднявшись на ноги, парень обошел стол и, остановившись в метре от подчиненного, ухмыльнулся одним уголком губ: — Тэхен? — А? — младший, не успев собрать себя в кучу после бесстыдной слежки, вовсе растерялся от пронзительного взгляда босса. — Вы вызывали меня, господин Чон? — Да, вызывал, — Чонгук делает еще шаг вперед, затем еще один, чем вынуждает Кима прижаться к стене и затаить дыхание. — Ты догадываешься по какому поводу? — Ну, я… — в голове замявшегося Тэхена образовался вакуум без единой мысли, а все потому, что чертов Чон Чонгук, не прекращая зрительного контакта, оперся руками о стену по обе стороны от головы младшего. — Что ты? Ну же. — Ну, наверное вы вызвали меня, потому что я случайно прислал вам фотку своего члена, — просипел Тэхен, закусив губу и приготовившись принять вполне ожидаемый удар. — Что? Случайно? — будто не расслышав, старший приблизился ухом к губам Кима. Чонгук вмиг изменился в лице. Огонек в демоническом взгляде парня начал угасать. Хитрая ухмылка сошла на нет, оставив после себя физиономию, выкрашенную целой палитрой отрицательных эмоций. Замешательство и разочарование, неловкость и отрешенность смешались в кучу, как лермонтовские кони, люди. Тэхена подобная реакция старшего очень удивила. Он думал, что сейчас сложится пополам от боли или сморщится от громкого крика. Но нет. Парень лишь оторопел еще больше, не догоняя, что за анархия происходит в голове у этого сумасшедшего. — Д-да.       Чонгук отстранился, с трудом усмиряя в себе порыв провести кончиком носа по нежной коже шеи, источающей соблазнительный древесно-пряный аромат парфюма, заглянул в блестящие, словно хрусталь, глаза изрядно нервничающего младшего, пытаясь понять, о чем тот думает сейчас и о чем думал, когда посылал это чертово фото, а потом, сложив руки на пояснице, размеренным шагом направился к рабочему месту. Вальяжно расположившись в кресле и закинув ноги на стол, Чон вновь взял в руки бокал с виски и сделал глоток, посмаковав воистину божественный напиток. Крутя перед собой стакан и вглядываясь в золотистую жидкость, парень явно о чем-то размышлял. Тэхен же продолжал смиренно ждать. Видимо, найдя-таки в алкоголе ответы на волнующие вопросы, Чонгук вновь поставил бокал на стол, уложил сцепленные в замок руки на пах и уставился на младшего с вернувшейся во взгляд хитринкой: — Тэхен, случайно можно картинку не ту в ммс загрузить, в слове опечатку сделать или же набрать чужой номер, но никак не все сразу и не в такой степени. — Но там ведь правда случайно вышло, — виновато уткнулся в пол младший, терзая себя мутными сомнениями относительно того, стоит ли ему все рассказать или нет. — И что мне теперь с тобой делать? — Понять и простить? — почувствовав, что все еще может обойтись, вмиг ожил понурый до сего момента Ким. — Нет, Тэхен, — Чонгук принял вертикальное положение и уверенной походкой двинулся в сторону Тэхена, что начал закусывать нижнюю губу от нахлынувшей с новой силой тревоги. Преодолев расстояние, разделяющее их, Чон потянулся к замку на двери и провернул его до характерного щелчка, дав младшему понять, что он серьезно влип. — Так просто не бывает, — парень вновь вжал Кима в стену, оказавшись на неприлично близком расстоянии, что позволяло ловить учащенный ритм взбунтовавшегося сердца несчастной жертвы и чувствовать жар, исходящий от ее молодого, притягательного тела. Склонившись над ухом парня, Чонгук прошептал своим неповторимо бархатным баритоном то, что младший не был готов услышать. — Провинившихся мальчиков всегда нужно наказывать.       Не успел Тэхен возразить, сказать хоть что-нибудь в свою защиту, как начальник крепко, наверняка до синяков, собственнически схватил его за талию, прижал к себе вплотную, заставляя бедром ощутить собственное неслабое возбуждение, и впился настойчивым поцелуем в алые и припухшие от вечных укусов губы. Ким, округливший глаза от шока, выбивающего из головы все мысли, начал мычать, бить обнаглевшего в край начальника по плечам и спине, стараясь вырваться из объятий сильных рук, но все было бестолку. Ухмыляющегося в поцелуй Чонгука, которому от прикосновения к давно желанным губам крышу сорвало окончательно, подобная реакция ни коим образом остановить не могла; она наоборот распаляла животное желание, заставляющее кровь в жилах старшего вскипать. Чон перебрался ладонями на подкачанные половинки, что мучили его чуть ли не каждую ночь, доводя до пробуждения в холодном поту и яростной дрочки с именем Тэхена на устах, и сжал их в отместку до боли, сопровожденной высокой нотой, в мычании Кима. Последний из-за нервного потрясения забыл, как дышать носом, поэтому кислород в его легких подходил к концу, а сам он слабел физически и морально, теряя воинственный настрой. Да, скрывать нечего, парень порой думал о своем начальнике, а если быть точнее, о том, какой он привлекательный, если не замечать его странностей, но такого исхода событий он точно представить себе не мог. Пусть Чонгук и впрямь был очень сексуальным, Тэхен не мог допустить, чтоб в его личное пространство кто-то вот так бесцеремонно врывался. Чувство собственного достоинства, что до этого сладко посапывало, подложив ладошку под щечку, сейчас проснулось и разбушевалось, угрожая уничтожить всякого, кто посмеет посягнуть на него. Его внутреннее «Я» разрывалось на два полюса, две враждующие, как одинаковые потенциалы, стороны. Здравый смысл призывал парня намотать собственные яйца на кулак, оттолкнуть змея-искусителя в человеческом обличии, отпинать его и с гордо поднятой головой уйти, написав заявление «по собственному желанию». Отдающееся звонким гулом сердце же и скручивающийся внизу живота узел возбуждения заставляли парня плюнуть на все предубеждения, воспользоваться так удачно подвернувшимся моментом и вкусить все его сладкие плоды, отдавшись Чонгуку на растерзание целиком и полностью. Эти позиции развивали внутри Тэхена когнитивный диссонанс, что в свою очередь разрывал голову парня на миллионы кусочков, неспособных принять ни одну, ни другую сторону. Ким перестал дергаться, опустил руки, как безжизненная кукла, но при этом продолжил морщиться и шипеть, стискивая зубы. Чон Чонгук же мысленно ликовал, посчитав, что путь до полного и безоговорочного согласия младшего сократился на половину. Он оглаживал пылающую спину, забравшись под рубашку Тэхена, и одновременно целовал его страстно, напористо, возможно, даже чересчур грубовато. Парень прикусывал нижнюю губу, на которой уже начали проступать капельки крови, ласково в качестве извинения за боль посасывал ее, обводя язычком, и нежно целовал, а после переходил на верхнюю и проделывал те же манипуляции. Когда ему осточертели «детские чмоки», он захотел углубить поцелуй. После неудавшейся из-за стиснутых зубов попытки проникнуть языком в рот парня Чонгук психанул, в последний раз прикусив щиплющую от ранок губу, наконец оторвался от Кима. Тот же, собрав себя в кучу, вдохнул порцию кислорода, которого так рьяно требовал организм прошедшие пару минут, оттолкнул старшего, зарядил ему звонкую пощечину и прощебетал заплетающимся языком едва разборчивое: — Чон Чонгук, мать твою, какого черта ты здесь устроил?! — Воу, воу, Ким Тэхен, где же ваши манеры? Что за неформальное обращение? — потирая горящую щеку, ехидно оскалил зубы начальник. — Да ты охуел что ли, блять? О каких манерах может идти речь, если ты меня тут чуть не выебал?! — Еще скажи, что тебе не понравилось.       И Тэхен, как ни странно, задумывается над сказанными словами. Здравый смысл лопается от переизбытка чувств, как мыльный пузырь, и парня внезапно осеняет. Он понимает, что хочет этого извращенца до крайней степени безумия, до плотной пелены, застилающей глаза, до невыносимого, отдающегося мощными ударами по барабанной перепонке свиста в ушах, до предательски подкашивающихся ног. Хочет давно, но боится себе в этом признаться. Хочет так, чтобы потом не было сил даже дышать, чтобы было больно сидеть, лежать и стоять, чтобы этого опыта ему хватило на всю жизнь. Хочет отдаться без остатка, подчиниться и покорно выполнить все приказы своего личного сатаны. Тэхен хочет своего начальника и не может отказаться от посланного Богом шанса. — Вот же ж… — парень шумно выдыхает, а потом делает шаг вперед, резко притягивает Чонгука за галстук и шипит тому прямо в губы, впутывая свободную руку в волосы и болезненно дергая их назад. — Катись в пекло, сукин сын.       Тэхен успешно кладет большой детородный на то, что прокусанные губы жутко саднят, и целует старшего сам. Он продолжает тянуть галстук, чем перекрывает старшему доступ кислорода, а тот лишь довольно улыбается, празднуя свою победу, и вливается в процесс. Ким злится на Чонгука, на себя, на Чимина, на мир в целом и всю эту злость вымещает именно на Чоне, который вообще-то сам все это начал. Младший кусает парня за губу, но не отпускает ее до тех пор, пока не почувствует металлический привкус отмщения. Он отпускает галстук, закапываясь теперь уже длинными изящными пальцами обеих рук в густые волосы старшего, и толкается языком в чужой рот, который без промедления его пропускает. Чонгук, чувствуя, как шаловливый язычок Кима пытается играть с его собственным, начинает задумываться о том, что Тэхен наверняка совершенен в плане орального секса. После возникшего в голове образа младшего с членом во рту парень срывается с катушки терпения и выдает в поцелуй первый едва уловимый стон. Он плавно ведет ладонями вверх по бедрам Тэхена, слегка сжимая, а потом контрастно резким движением очерчивает ягодицы и подхватывает любовника под стройные ляжки. Чон несет его к столу, усаживает на край, одним взмахом сбрасывает все ненужные офисные принадлежности на пол и продвигает парня дальше, удобно устраиваясь между его ног и кладя руки ему на талию. Младший, обнимая Чонгука за шею и максимально притягивая к груди, отдает поцелую всю страсть, что накопилась в нем за прошедшее время, всего себя. Он обхватывает тело старшего ногами и трется о его пах собственным стояком, испытывая на себе гремучую смесь неприятных ощущений от усиливающегося и требующего срочной разрядки возбуждения с уносящим на седьмое небо наслаждением. Кажется, еще чуть-чуть и Ким выудит из Чонгука душу своими несдержанными лобзаниями. Но парень не успевает. Старший отрывается от его измученных губ и прокладывает влажную дорожку коротких поцелуев к шее, где прикусывает пульсирующую венку, тут же зализывая пострадавшее место. Ким откидывает голову назад, предоставляя парню больший простор для сладостных экзекуций, после чего тот, расстегивая верхние пуговицы рубашки и спускаясь к основанию шеи, украшает яремную впадинку первым небольшим засосом красновато-розового цвета. Чон оставляет мокрый след языка вдоль одной из ключиц, попутно расстегивая остальные пуговицы, а потом, стягивая рубашку вместе с пиджаком с плеч, целует Тэхена и там. Он чувствует внушительный бугорок на брюках младшего, страдает от своего собственного стояка, но с ласками не спешит. Во-первых, хочет Кима, так долго отсиживающегося в стороне, таким образом наказать, во-вторых, боится, что тот от него убежит сразу же после конца сего мероприятия, не желая иметь больше ничего общего, а посему и тянет кота за хвост. Тэхен терпит наказание, которым Чон награждает его, обжигая раковину горячим дыханием, покусывая мочку и оставляя недалеко от уха засос уже более яркий. Его кроет даже от невесомых касаний губ любовника, но он кусает внутреннюю сторону щек и терпит, стараясь не стонать и не давать повод для радости противного старшего. В один момент его терпение все-таки кончается, как крупинки в верхней части песочных часов, он притягивает Чонгука за подбородок, остервенело целует, а потом спрыгивает со стола, становясь на колени. Сказать, что Чонгук удивляется, когда Тэхен расправляется с пряжкой ремня, тянет замок молнии вниз и стягивает брюки вместе с боксерами, значит, не сказать ничего. Секунду ему даже кажется, что Ким может читать его мысли. — Т-тэхен? — сглатывает он слюну, глядя на такого блядского Кима, что стоит сейчас перед ним на коленях и по-лисьи улыбается. — Заткнись и получай удовольствие.       Чонгук, не отрывая от младшего ошеломленного взгляда, послушно закрывает рот, а потом чуть не валится с ног, когда Ким большим пальцем обводит поблескивающую головку, размазывая предэякулят. Он заходится в громком стоне, совершенно не думая о том, что они в офисе, где немало народу, когда младший обхватывает член плотным кольцом пальцев и скользит вниз до основания, оттягивая кожицу. Тэхену так вообще на все плевать, поэтому он поднимает ладонь по стволу вверх, а затем опять опускает вниз, другой массируя яички. Он никогда прежде не делал минетов, зато любил на досуге смотреть гейское порно и сосать чупа-чупсы, мечтая в один прекрасный день попробовать что-то куда более интересное. И вот мечта идиота, кажется, начала сбываться. Когда Чонгук, внутри которого набирает обороты третья мировая между взбушевавшимися гормонами, облокачивается о стол и откидывает голову, раскрывая рот в немом стоне, Ким касается предварительно облизанными губами уздечки, ведет влажную черту до уретры, а затем аккуратно, чтобы не задеть зубами, обхватывает головку целиком. Плавно выпуская ее из жаркого плена рта, Тэхен идет дальше, исследуя язычком рельеф синеватых переплетений вен, обрамляющих чонгуков член, размерам которого, к слову, позавидует любой среднестатистический европеец, наивно полагающий, что у азиатов маленькие. Чон скрипит зубами, чуть ли не воя волком от желания, бьющего молоточками по вискам. Он мысленно машет ручкой остаткам самообладания и, не выдерживая медлительности младшего, хватает его за пряди волос, чтоб взять контроль за ситуацией на себя. Но Ким даже под угрозой выдернутых волос продолжает издеваться, засасывая и покусывая чувствительную кожицу. Лишь когда Чонгук начинает тихонько хныкать, изнывая от чрезмерного возбуждения, Тэхен, принимая сторону помилования, целует головку и медленно насаживается практически до основания, мастерски втягивая щеки и сдерживая рвотные рефлексы. Обхватив член губками, парень начинает двигаться, и вот тогда приходит очередь Чона отыгрываться на младшем. Стоит Киму выпустить ствол изо рта, как Чонгук буквально вдалбливает его обратно, заставляя двигаться резче и старательнее. Тэхен кашляет, когда разогнавшийся старший попадает членом по стеночке глотки, но работу свою продолжает выполнять с непомерным усердием, пытаясь доставить как можно больше удовольствия. Он позволяет трахать себя в рот как последнюю шлюху, принимая за щеку и заглатывая до самого основания, и стонет от этого, пуская головокружительно приятные вибрации по стволу, от которых Чонгук чуть ли не теряет сознание, заполняя кабинет громкими стонами и хрипами. Когда Ким чувствует, что старший вот-вот кончит, он замедляется, с пошлым хлюпом отрывается от члена и начинает активно надрачивать, посасывая и облизывая краснеющую головку. Чонгук вновь тянет за волосы, только в этот раз для того чтобы отстранить любовника. Но Тэхен упрям. Он заставляет парня кончить себе в рот, а потом глотает семя, что оказывается на вкус не таким уж противным, как он представлял, и облизывает губки, счастливо улыбаясь, будто это ему только что отсосали. Тяжело дышащий старший, пребывая в состоянии эйфории после испытанного оргазма, помогает ему подняться, а потом тянет на себя, чтоб в награду за труд сладко поцеловать. — И часто твой блядский ротик играет с чужими членами? — поглаживая распухшие губы Тэхена большим пальцем, шепчет Чонгук. — И часто ты так домогаешься до своих подчиненных? — Так я ведь еще не домогался. — Не думаешь, что пора это исправить?       Чон замечает недобрый огонек в глазах младшего и все понимает без дальнейших разъяснений. Он с особой чувственностью целует Кима вновь и заканчивает с тем, что начал ранее, стягивая чужой пиджак вместе с рубашкой и отбрасывая их куда подальше, дабы глаза не мозолили. Разложив любовника на столе, Чонгук склоняется над ним и принимается осыпать ласками оголенный торс, обводя подушечками пальцев выпирающие ребра. Тэхен млеет от удовольствия, тает под горячими прикосновениями и растекается бесформенной лужицей, когда старший, оставив багровый след на шее и прикусив ключицу, переходит к груди. Чон поочередно вбирает в рот торчащие бусинки нежно-розовых сосков, прикусывая их, оттягивая до легкой, отрезвляющей боли, а затем отпуская и забавляясь с ними уже юрким язычком. Он то и дело поднимает взгляд на лицо младшего, который, выгибаясь под ним дугой, несдержанно и развратно стонет. Окрасив место под ложечкой темнеющей меткой, парень очерчивает поблескивающей от слюны линией начинающие прорисовываться кубики пресса, целует низ живота и принимается расстегивать дрожащими от предвкушения пальцами тэхеновы брюки, заклинивший замок которых борется до последнего, не желая отдавать своего подопечного в лапы озабоченного начальника. Разобравшись-таки с ненавистным элементом гардероба, Чонгук разводит ноги младшего в стороны и невольно улыбается от вида раскинувшейся перед ним гладко выбритой картины. Подарив острым коленям по легкому поцелую, Чон оставляет в покое тело томящегося в нетерпении Тэхена и, обойдя стол, залезает в один из его ящиков. Выудив оттуда заранее подготовленный для такого случая флакончик с лубрикантом, он возвращается к Киму, поднявшемуся на локти и наблюдающему за его телодвижениями. Чонгук стягивает рубашку, ловя себя на мысли о том, что с ней нужно было разобраться давным-давно, и задает одним лишь взглядом, наверное, самый глупый на данный момент вопрос: «Ты готов?». В ответ на это Тэхен хватает старшего за руку, подносит ее ко рту и один за другим облизывает указательный, средний и безымянный пальцы, причем так развратно, что Чон чуть не давится собственной слюной. Не прерывая зрительного контакта, Ким приставляет перста подвисшего любовника к пульсирующему колечку мышц и вводит первый, морщась и утягивая парня за шею во французский поцелуй, дабы отвлечься от дискомфорта. Старший, почувствовав касание губ Тэхена, словно заново вдохнувшего в него жизнь, возвращается с небес на землю и начинает самостоятельно двигать кистью, насаживая младшего на два, а потом, стоит тому привыкнуть и перестать кривить лицо в гримасе боли, и на все три пальца. Когда Ким издает первый сладостный стон, Чонгук понимает, что пора переходить на новый уровень. Вытащив пальцы, парень хорошенько смазывает собственный член чересчур, как оказалось, пахучим вишневым лубрикантом и обводит анальное колечко, размазывая по нему излишки смазки. — Веди себя хорошо, малыш, и, быть может, я забуду о твоем проступке, — нависнув над телом младшего, Чонгук мягко ведет тыльной стороной ладони по его щеке и шепчет ему в самые губы, не находя сил оторваться от затянутых поволокой похоти глаз. — Пошел ты в задницу, — шипит, тяжело дыша, разозленный Ким, которого дразнят горячим членом, как голодную собаку ароматной косточкой. — Как скажешь, мальчик мой.       Не успев договорить фразу, Чон резко входит в младшего, вызывая тем самым пронзительный крик Тэхена. Последний до хруста выгибает спину и цепляется длинными пальцами за края столешницы, чувствуя, как языки болезненного пламени, целующие все новые и новые нервные клеточки, стремительно распространяются по всему телу. Ему кажется, что он не слышит ничего, кроме того, как надрываются стеночки его ануса. Парень кипит в адском котле, не успев спуститься в темное царство. В принципе зачем куда-то идти, если его личный Сатана уже перед ним? Тэхен проклинает все и вся, жалея о том, что остался и позволил начальнику надругаться над его никем еще не тронутой задницей. Нет, Ким вовсе не был девственником. Пока он не ушел с головой в работу по прихоти того самого самодура-начальника, его половая жизнь не переставала пестрить бурными моментами. Он в свое время изучил с партнерами камасутру от А до Я, а потому мог бы с легкостью ответить на любой вопрос, касающийся секса, незатейливое и абсолютно честное «Могу, умею, практикую». Тэхен в одинаковой мере любил развлекаться как с девушками, так и с парнями. Но он всегда был сверху. Вдалбливая в матрац самых разных парней из своей обширной секс-коллекции, он никогда бы не подумал, что однажды окажется на месте пассива. Он ломал всех, даже тех, кто, казалось бы, ну совершенно не подходит на нижнюю позицию. Ломал, считая, что никто и никогда не сломает его. Наивный. Ким даже не заметил, как попался на крючок начальника, войдя в его кабинет сегодняшним утром. Как только парень заглянул в бездну колдовских глаз цвета горького шоколада, в нем, словно под действием сильного гипноза, что-то сломалось. Он совершенно забыл о словах, данных самому себе. «Я ни за что и никогда не позволю выебать себя». Кто же знал, что в один прекрасный момент он сдаст свои позиции, помахав перед противником белым флагом. Кто знал, что однажды этот непримиримый актив захочет, чтоб его подчинили, подмяв под себя и натянув по самые яйца? Бог в удивлении охает и ахает, наблюдая за жизнью парня с небес, дьявол нервно курит у себя в подземном царстве, понимая, что ничего не смыслит в этой жизни, и лишь незримая судьба, следующая за Кимом по пятам едва уловимым дуновением ветра, коварно хихикает, вольготно расположившись в кресле Чон Чонгука.       Да, до Тэхена только сейчас доходит, что он сам пошел на это, что добровольно лег под другого парня, и от этого только хуже. Ким воет белугой, жмуря глаза до пляшущих белых пятен, и тогда до мозга старшего доходит мысль о том, что он полный кретин. Он жалеет о случившемся, ненавидит себя за свою торопливость, пытается отпрянуть, но приносит младшему еще больше боли. Дабы хоть чуть отвлечь дрожащего любовника, он берет его член в руку и начинает медленно водить вверх-вниз, постепенно наращивая темп. Тэхен кричать прекращает, но оскорблениями сыплет теперь вдвое больше, что уже какой-никакой прогресс. Чонгук не останавливается на этом, всеми фибрами души желая унять чужую истерику, осторожно целует Кима, колотящего его кулаками по груди и пытающегося отвернуться, и перебирает пальцами свободной руки локоны волос младшего. Тот затихает и даже притягивает старшего к себе ближе, обхватывая ногами и остервенело впиваясь отросшими ногтями в его спину. Тэхен беспощадно прокусывает губу Чонгука, а последний в это время лишь улыбается, не замечая, как по подбородку стекает капелька крови. Видимо, Ким все же закрывает глаза на боль и прощает старшего, потому как Чон больше не ощущает, что его отталкивают. Он хочет утопить в нежности младшего, что льнет к нему грудью и страстно из-за бушующей внутри злости целует. Хочет сложить к ногам Тэхена весь мир за то, что тот такой податливый и чувственный. Парень отрывается от губ Кима, утыкается носом между ключиц, закрывает глаза, вновь заполняет легкие чужим ароматом и шепчет: — Ты в порядке? — Ненавижу, — с последней каплей озлобенности выдыхает Тэхен, заходясь в стоне после того, как Чонгук обводит пальцами уздечку его члена, — тебя.       Чон принимает этот ответ как положительный, распрямляется, кладет обе руки на бедра Кима и аккуратно выходит, оставляя внутри лишь головку. Младший терпит, хотя и кусает себя за ладонь в попытках перекрыть боль. Чонгук просит расслабиться, и Тэхен послушно это выполняет, чувствуя, как член вновь заполняет его уже не так болезненно. Старший понемногу, чтоб не навредить любовнику еще больше, ускоряется и, не замечая никакой реакции, понимает, что движется в неправильном направлении. Он меняет угол проникновения и попадает четко по простате, заставляя Кима выгнуться до нечеловеческого состояния и рассыпаться, словно искры салюта, в оглушительных стонах. Чон запрокидывает голову от собственного удовольствия, хрипит, старается сохранить такое положение и входит снова, вкушая сладость звуков, срывающихся с уст прекрасного падшего ангела, расположившегося прямо перед ним. Тэхен совершенно забывает о боли, что мучила его каких-то семь минут назад, скулит, и тянется рукой к собственному члену, чтобы помочь себе получить оргазм, но его руки перехватывают и заводят за голову, ограничивая свободу действий. Он обиженно дует губы, но тут же вновь раскрывает их в бархатном стоне. Парень чувствует, как в нем вместо крови начинает течь лава, раскаляемая желанием, как легкие переполняются воздухом, пропитанным Кимом, и норовят вот-вот взорваться, как в животе вместо порхающих бабочек начинают топтаться голодные косули, предпочитающие травке нервы парня. А Чонгук тем временем достигает максимальной скорости и продолжает вытрахивать из младшего душу. Он стонет с Тэхеном почти в унисон и сжимает бедра того до синяков, когда его накрывает особо приятными волнами. В один момент парень останавливается и вынимает член. Когда Ким бросает на него вопросительный взгляд, Чонгук молча переворачивает его на живот, пристраивается сзади, хватает его за ягодицы и оставляет влажную дорожку поцелуев вдоль позвоночника. Положив руки на талию младшего и упершись стояком в его растянутую дырочку, парень украшает шею засосом и ведет языком по кайме уха. — Теперь, малыш, твоя вишневая попка только моя. Не смей вилять ей перед другими. Понял меня? — Ты охренел? Ничего она... — Тэхен обрывает свою реплику, когда Чонгук, оттягивая его голову за волосы назад, входит по основание и вытягивает очередной гулкий стон. — А-а-ах, Гуки, д-да... Еще, пожалуйста. Она... Она... А-а-а-ах! — Что она, сладкий? — хрипло шепчет старший, принуждая Кима сказать то, что он так хочет услышать. — Она... Она только твоя. — Кто? — издевается Чон, по-прежнему не позволяя коснуться себя. — Моя вишневая попка. А-агх, Гуки, — Тэхен теряет остатки самообладания, ровно как и власть над собственным разумом с бушующими мыслями, и умирает от очередного глубокого толчка. — Я... Я весь только твой.       Чонгук довольно хмыкает, сквозь мычание целует младшего в уголок челюсти и отстраняется. Он облизывает губы и вслушивается в самую прекрасную мелодию на свете — микс развратных шлепков их с Кимом влажных тел друг о друга, скрипа стола, не выдерживающего несдержанности парней, и их глубоких стонов, чудесно дополняющих себя до идеального звука. Тэхен почти теряет сознание от удовольствия. Силы его исчерпаны, голос сорван, но он продолжает по инерции насаживаться на парня сзади. Чонгук же, понимая, что разрядка обоих близка, замедляется до невыносимости и тянется рукой к подрагивающему члену младшего. Он рвано дрочит ему, задыхается и уплывает далеко от реальности, совершая финальные фрикции. А потом их обоих накрывает. С пролетевшим, вероятно, по всему офису криком они оба кончают: Тэхен Чону в руку, а Чон, успев вытащить, — на спину Тэхену. Парни, до дна выпив друг из друга всю энергию, не чувствуют в собственных телах жизни. Чонгук обессиленно падает на Кима и пытается отдышаться, опаляя горячим дыханием чувствительную кожу шеи любовника, в то время как младший ищет дорогу из нирваны в реальный мир, надеясь, что никогда ее не найдет и останется там навсегда. Кое-как собрав себя спустя некоторое время в кучу, Тэхен поворачивает голову к Чону и еле слышно сипит, улыбаясь одними уголками губ: — Теперь ты меня не уволишь? — Ну, я подумаю, — неприкрыто наигранно задумывается Чонгук. — Йа! Чон Чонгук! Какого черта?!       Ким раздосадованно пихает старшего локтем, отчего тот, едва ли не падая на пол, поднимается с тела младшего. Сам встает следом за Чоном, кряхтя, как рассыпающийся пенсионер, из-за того, что затекшая спина вкупе в растраханным аналом жутко ноет, а потом, сфокусировав раздраженный взгляд на парне, выпаливает: — Как это понимать? Выебал и кинул, значит? — Малыш, — начинает Чонгук, делая шаг к младшему, которому, к счастью, отступать некуда из-за находящегося позади стола, — Я вообще-то хотел сказать, что подумаю над твоим повышением. — Что-о-о? Повышение? Ты серьезно? — Тэхен верещит как полоумный, не веря своим ушам, и кидается старшему на шею с объятьями. — Спасибо, Гуки! — А, то есть, услышав про повышение, ты сразу забыл про нас? — Ага, размечтался. Ты теперь от меня не отвяжешься. Будешь платить мне моральный ущерб за изнасилование всю жизнь. — Если натурой, то я не против. — Ну и идиот же ты, — Ким не выдерживает и выдает свою лучезарную квадратную улыбку, заливаясь хохотом. — И я тебя люблю, малыш.