вопросы тактильного восприятия

      С каждым днём Джебом всё больше замечает, насколько по-отечески Миншик его воспринимает, и это портит ему настроение. В этом нет ничего плохого, наоборот, наверное, только хорошее, но Джебома это раздражает. Миншик начинает усерднее заниматься спортом, а следом за этим – и раздеваться на выступлениях. Конечно, ему это нравится, а кому бы не понравилось? Люди, разгорячённые выступлением, всегда реагируют на такое острее, чем следовало бы, да и фотки всегда получаются классными, а ещё самому не так жарко. Джебом в курсе.       Лицо Миншика сияет от светлой широкой улыбки каждый раз, когда он это делает, а на Джебома вдруг снова накатывает хандра.       Наверное, так и действует преемственность поколений.       Боже, он чувствует себя стариком.       Вечер Джебома в очередном отеле похож на дурацкий ситком: он лежит, листая инстаграм своего молодого коллеги, и думает о том, как ему не хочется стареть. В голове, как густое тесто под миксером, ворочаются тяжёлые, неприятные мысли обо всём подряд, но все они так или иначе сводятся к Миншику – и в итоге Джебом думает только о нём.       Миншик выкидывает фотку, где он стоит, увешанный лифчиками, и Джебом роняет голову на подушку.       «воу, покоряешь новые вершины» - зачем-то пишет он.       Миншик, конечно же, не отвечает сию минуту, даже не заходит в онлайн и не читает. Ну конечно, наверное, тусит сейчас на афтепати, как и полагается молодым. Впервые подобная ситуация ловит Джебома в свой капкан – ситуация, в которой он чувствует себя никому не нужным. Он сразу же вспоминает далёкий 2014 и сам же на себя за это злится. Миншик не должен быть ему благодарен на протяжении всей своей жизни, не должен. В конце концов, если смотреть на их знакомство и то, что Джебом принял его в лейбл, целиком и полностью, то поначалу Джебом его даже не замечал. Джебом даже ничего в нём не рассмотрел, хотя, наверное, стоило бы. Миншик сам оббивал пороги, сам бесконечно пытался добиться его внимания.       Всегда был таким верным.       Верным только Джебому и его лейлбу.       Вот же…       – Вот же блядство, - вслух говорит Джебом и решает зачем-то спуститься к остальным на афтепати.       Он так и выходит: в полураспахнутой рубашке, застёгнутой только на несколько нижних пуговиц. Жарища неимоверная. Джебом раскрывает вычурные стеклянные двери с позолоченными ручками и окунается в на удивление освежающий полумрак: кондиционеры работают как надо.       Джунвон вылавливает его, стоит только отойти на пару метров от дверей, будто только и делал, что караулил кого-то у входа.       – Оп, хён! Всё нормально? – негромко спрашивает он, чуть наклоняясь, и, если честно, Джебом скорее видит по губам, чем действительно слышит его вопрос. – Ты задержался.       – Всё в норме, - на английском отвечает Джебом и сам охреневает с того, что в какой-то момент даже и не думал идти.       Джунвон улыбается и хлопает его по плечу.       – Тут всё тоже в норме, - по-доброму говорит он.       Джебом хлопает его в ответ и проходит в глубь тусовки. На фоне играет что-то американское, ребята явно навеселе, несмотря на усталость после долгого концерта, и это поднимает Джебому настроение. Наверное, это одна из самых приятных частей его работы, его жизни – не конкретно тусовки, а атмосфера, когда они проводят время компанией, когда всем весело и кайфово, а работа смешивается с отдыхом. Джебом окружил себя классными людьми, и оказываясь в очередной раз в их компании, осознавая, что они разделяют друг с другом эти жизни, он одновременно чувствует себя гордо и счастливо.       Джебом лавирует в толпе, наслаждаясь атмосферой вокруг себя и отпуская то тяжёлое, что давило на него в последнее время. Наверное, всё дело и вправду в настрое, не стоило ему так загружаться.       – Хёёён, - раздаётся где-то сбоку.       Миншик тесно жмётся к нему, и Джебом даже не обращает внимание на то, что особых причин для этого нет – вокруг не настолько многолюдно. Он просто молча смотрит на Миншика и понимает, что хочет ещё. О, ему охренеть насколько сильно знакомо это чувство. Оно появляется, когда ты танцуешь в клубе, вокруг все танцуют тоже, но рядом почти всегда есть тот, кто танцует по-особенному: вы случайно-неслучайно касаетесь друг друга, и с каждым таким касанием необъяснимо хочется чего-то большего. То, что ощущает сейчас Джебом, близко к тому чувству, но рядом стоит Миншик. Он дебильно и чуть пьяно улыбается, сверкая зубами и колечком в носу.       Он сексуальный, вот что.       Джебом на мгновение будто бы начинает беситься, и вдруг понимает – потому что он не конченный придурок – что всё это странное время, все эти дурацкие несколько месяцев Миншик его, на самом деле, совсем не бесил. И его не бесит собственный возраст. Скорее…       Скорее раздражает разница в их возрасте, потому что, прости господи, какой-то своей частью он запал на Миншика.       – Здаров, - заторможено отвечает Джебом и не отстраняется.       От его голого локтя по всему телу разносятся мурашки, потому что именно им он касается голой кожи Миншика. Она, кожа, отсвечивает сладкой темнотой в сине-фиолетовом освещении, как карамель, и глаза Миншика – два тёмных жерла огромной температуры – обдают жаром что-то глубоко внутри Джебома.       – Как выступление? – тупо спрашивает Джебом, чувствуя себя полутораметровым нелепым азиатом, в шестнадцать выглядящим на полные двенадцать и пытающимся подцепить горячую сиэтловскую девчонку с первого курса колледжа.       – Лучше, чем обычно, - ухмыляется Миншик.       Джебом смотрит на всё это: на дебильные ситуации, в которых они всё чаще оказываются, на совершенно, абсолютно, ужасающе красивое лицо Миншика и понимает, что ничего уже не исправить. Он ничем не сможет помочь им обоим и как-то исправить ситуацию, она просто сложится… как-то. Независимо от них двоих.       И поэтому Джебом ни на миллиметр не отстраняется, даже когда Миншик ощутимо прижимается ещё ближе, пусть для этого по-прежнему нет никаких веских причин.       – Тебе нужно было остаться, - добавляет Миншик.       – Не хотел перетягивать внимание, - отвечает Джебом и возвращает ему ухмылку.       И Миншик зачем-то говорит:       – Чьё внимание?       Блять, думает Джебом.       Как кто-то настолько горячий может быть таким неуверенным, думает.       Они лавируют на грани какого-то неадекватного, очень неуверенного и незрелого (вопреки всему) флирта, и даже так Миншик даёт ему право выбора. Он будто бы говорит: «Мы можем пофлиртовать, хён, но если ты имеешь что-то против, то сделаем вид, что ничего не было». Такой очаровательный. Джебом смакует эту мысль, явно разворачивая в их с Миншиком диалоге неловкую паузу, и понимает, насколько он сам в свои тридцать с небольшим незрелый. Ведь до этого момента он считал всерьёз очаровательными только своих собак.       Джебом молчит настолько долго – хотя на деле проходит едва ли несколько секунд – что Миншик начинает отстраняться. Между ними всего лишь миллиметр, крохотный зазор между телами, но ощущается это так, словно кто-то включил кондиционеры на максимум. Джебом среди кучи беспорядочных мыслей, кружащих в его переутомившейся голове, выхватывает одну – он не хочет, чтобы Миншик думал, что ошибся. Потому что в своей симпатии, пусть даже она странная, непонятная и немного абсурдная, он не одинок.       Не желая упустить момент, Джебом с нажимом отвечает:       – Фанатов, - и приваливается к Миншику обратно.       – Блять, - на английском выругивается Миншик и хватает Джебома под локоть.       Слишком тактильно для корейца.       Как хорошо, что корейцы из них обоих весьма посредственные, думает Джебом, отпуская себя и просто наслаждаясь ощущением горячих и забавно влажных пальцев Миншика на предплечье.       Они отходят от того места, где стояли, буквально на пару метров, и, если честно, укромным его не назовёшь даже с натяжкой. Вокруг шумно, темно и гораздо многолюднее, чем было минутой раньше – Миншик наклоняется к Джебому и говорит:       – Мне не хватает твоего внимания.       Он разговаривает на английском – так неформально и так горячо. От этого языка веет свободой, и Джебом тоже переходит на него.       – Окей, оно твоё. И что дальше?       – Давай просто уйдём.       Они идут в номер к Джебому.       С каждым шагом Миншик сбавляет скорость, будто всё больше и больше сомневаясь, и когда Джебом открывает дверь в номер, Миншик едва ли к ней приближается.       – Хён, - резко начинает Миншик, хлопая дверью, и продолжает уже на английском, - ты мне нравишься. Во всех смыслах.       Джебом неловко трёт затылок, не поворачиваясь к нему лицом, и только теперь начинает осознавать весь пиздец ситуации. В его номере стоит тишина и белоснежная вперемешку с позолотой мебель – а жар, темнота и уверенность остаются где-то внизу, в толпе. Здесь, в номере, у Джебома остаются лишь груз ответственности, усталость и карьера, которая для него дороже всего.       – Хён, блять…       Он знает, что не стоит оборачиваться, но сердце колотится, как сумасшедшее, от страха и предвкушения.       И когда Джебом всё-таки оборачивается, остаётся только Миншик.       Он блестит ярче всей этой сраной позолоты и светится больше, чем кипенно-белые полотенца, а ещё неуверенно жмётся на пороге, несмотря на то, что фанаток у него сотни тысяч, а может и миллионы, по всему миру. Он такая же неотъемлемая часть Джебома, как и всё, что его окружает, и не важно, в пределах разумного или где-то за гранью.       Но это всё так стрёмно и страшно.       Джебом зачем-то говорит, будто бы на пробу:       – Я уже старый.       Но Миншик только ржёт и отвечает:       – Ты вообще-то охуенно горяч.       – И я не знаю, что мне делать, - признаётся он.       – Я тоже.       – И как нам быть, я в душе не ебу, - блеет он.       И тут же добавляет, не давая себе времени усомниться:       – Хочу поцеловать тебя.       Почему-то он уверен, что это всё исправит: либо прекратит этот непонятный бред между ними, либо выведет его на новый уровень. Джебом смотрит на Миншика и просто понимает, что чего-то от него хочет, но не может догнать, чего именно. И этот дурацкий поцелуй…       Губы Миншика на вкус такие же горькие, как текила с лаймом, и от его языка во рту становится ровно настолько же, как от текилы, горячо.       Джебом углубляет этот поцелуй, с уверенностью выводя происходящий бред на новый уровень.