***
Их первое прикосновение похоже на взрыв атомной бомбы прямо между рёбрами. Словно солнце разорвалось, сжигая своими потоками всю галактику, принося Вселенной лишь хаос и разрушение. Оба вздрагивают. Зрачки сначала сужаются, а затем резко расширяются до предела, ноги подкашиваются, из-за чего все силы тратятся лишь на то, чтобы не рухнуть прямо на пол. Маленькое помещение, забитое режиссёрами, другими актёрами, сценаристами, освещается сиянием двух тел. Мужчины светятся, переливаются, искрятся, отбрасывая блики на белоснежные стены. Время замирает. Стрелка часов, висящих на стене, нерешительно дёргается между двумя отметками, боясь разрушить момент истины. Все люди, закрытые в одном пространстве, в один миг задерживают дыхание, когда понимают, что два соулмейта нашли друг друга, погружая маленькую комнату в мир светящейся магии. А затем один из них разрывает рукопожатие, смаргивая шок. Мэттью смотрит на золотое обручальное кольцо Гарри и отчётливо слышит, как собственное сердце падает на дно души, разбиваясь на миллиарды осколков, впивающихся в плоть.***
Режиссёры принимают решение оставить мужчин в сериале, исправляют сценарий, внося корректировки. Пытаются извлечь максимальную выгоду, наблюдая за тем, как при каждом соприкосновении тела актёров начинают внутренне светиться, словно вместо крови по венам пульсирует искрящая магия цвета нежной лазури. Экранный Магнус мягко улыбается, ведёт тонкими пальцами, унизанными кольцами, по скулам Мэттью. Кожа мгновенно вспыхивает, сердце Мэттью увеличивается в размерах, наливается кровью, а затем в тысячный раз за этот чёртов год взрывается, стоит режиссёру прокричать на всю съёмочную площадку: «Снято». К такому невозможно привыкнуть. К этому колючему холоду во взгляде столь любимых глаз, который терзает, ломает, разрушает, убивает.***
Они связаны кровью. Именно она начинает переливаться всеми цветами радуги, когда два соулмейта касаются друг друга. Люди на очередном коне с визгом просят показать им эту невероятную по своей красоте связь, а затем роняют нижнюю челюсть на пол, наблюдая за мягким свечением двух мужчин. Не замечают то, как напрягается Гарри всем телом. Не видят, как Мэттью болезненно морщится, словно сотни роз расцветают в его груди, впиваясь шипами в лёгкие.***
Мэттью с ужасом смотрит на сетку чёрных вен на собственных плечах. Включает свет в коридоре, оттягивает воротник футболки и скользит испуганным взглядом по телу, наблюдает за тем, как чёрные нити от шеи, огибая кадык, медленно ползут по его грудной клетке, подбираясь к сердцу. Дрожащие пальцы сжимают мягкий хлопок, стягивают футболку, а потом нажимают на побелевшую кожу, словно стараясь остановить эту пытку. Пережать кровеносные сосуды, не позволить добраться почерневшей крови к самому главному органу. Невозможно. От чувства полного саморазрушения подкашиваются ноги, но Мэттью даже не чувствует тупую боль, когда сдирает кожу на коленях о паркет. Он сжимается прямо на полу в позу эмбриона, чувствуя дикую пульсацию во всём теле, а затем мгновенно вытягивается в струну. Переворачивается на спину, широко раскрыв глаза, рот в немом крике. Выгибается, царапая ногтями в кровь пол. Видит, всё видит. Чувствует. Как его соулмейт, его душа вбивается в чужое, хрупкое, податливое тело. Нежно ласкает пальцами женскую фигуру, зарывается ими в шёлковистые волосы. Господи, как же больно. Боль тёмная, холодная, колючая, всепоглощающая. Тело падает в мёртвую пропасть, оглушающую звенящей тишиной, а крик сменяется отчаянным воем, от которого кровь стынет в венах. Голова кружится, воздуха не хватает. Господи, он задыхается. Мэттью не знает, как долго это длится. Он приходит в себя лишь тогда, когда картинки перед его глазами перестают мелькать. Аккуратно принимает сидячее положение, опираясь на руку. Проводит холодной ладонью по влажному от пота и слёз лицу, сжимает веки так сильно, словно хочет лишить себя зрения. Лишь бы не видеть, не вспоминать, не чувствовать. Сердце бьётся в груди, отбивая на рёбрах испуганную чечётку, а всё тело ломит и дрожит. Мэттью смотрит на себя в зеркало, отмечая тонкие чёрные линии на коже в месте, где гулко бьётся сердце.***
Кружится в урагане. Лёгкие горят, сердце пылает, кровь искрится. Он сходит с ума. Целует так, словно в последний. Сжимая в кулаке твёрдые от лака волосы, прижимает другой рукой к себе так сильно, что Гарри тихо шипит ему в губы и охает. Не морщится от прикосновения лишь потому, что слишком хороший актёр. Чёртов профессионал. А Мэттью тонет, да. Тонет в аромате Гарри, в безответной, но такой прекрасной любви. Даже с закрытыми глазами видит это невероятное, завораживающее сияние. Отстраняется на мгновение лишь для того, чтобы сделать ещё один вздох перед тем, как вновь упасть на самое дно.***
— Нам не о чем разговаривать, Мэтт. Прости, я спешу. Пальцы обхватывают узкое запястье, не позволяя сделать шаг, и кожа под ними начинает мгновенно сиять, медленно распространяя внутренний свет по всему телу. Глаза Мэттью почти слезятся. Гарри слишком прекрасен, и это заставляет тихо всхлипнуть. Он чувствует себя побитой собакой, которую хозяин выгнал из дома под дождь. Наркоманом, которого ломает от желания почувствовать иглу на своей коже. — Пожалуйста, одумайся. Ты же убиваешь нас обоих, — рука Мэттью тянется к Гарри, ладонь накрывает грудь там, где бьётся сердце, и по телу словно пускают ток. Мэттью прекрасно знает, что под тряпками Магнуса скрываются такие же почерневшие вены, кожа, как и у него самого. Как она допускает это? Как она позволяет тебе делать это? Убивать тебя? Нас! Гарри вновь отдёргивает руку, их сияние медленно тускнеет, а в карих глазах читается столько ненависти, что Мэттью отчаянно хочет раскрошить себе череп, лишь бы забыться, не чувствовать, не жить. — Я не хотел этого. Я никогда не хотел. Этой связи. Этой жизни. Тебя. Поэтому оставь меня в покое, мы всего лишь напарники-актёры. Ничего большего, ясно? — почти кричит, но Мэттью не слышит. Закрывает глаза, качая головой, и что-то тихо шепчет, лишь бы не слышать, не слышать, пожалуйста, Господи, просто убей меня сейчас же, больно, слишком больно, всё это уже слишком! Лишь мягкое прикосновение к плечу заставляет открыть влажные от слёз глаза. Доминик смотрит с пониманием и аккуратно тянет Мэттью ближе к своему трейлеру. — Пойдём, друг. Надо выпить.***
Он уже знает, ощущает, когда всё начнётся. Подходит к раковине, открывает шкафчик, висящий над ней, и достаёт с полки маленькое лезвие. Считает секунды, ведёт обратный отсчёт, закрывая глаза. Пять. Прикосновение. Чужое. Инородное. Четыре. Тихий выдох. Дыхание обжигает, и по телу идёт дрожь. Три. Томный шёпот, от которого хочется закрыть уши. Два. Одежда падает на пол. Один. Рывок. Росчерк. Чёрные капли стекают по белоснежному мрамору, а с губ слетает облегчённый стон.***
Александра находит своего брата практически без чувств. Дрожащими пальцами набирает номер скорой помощи, кричит что-то. А побелевшие губы Мэттью лишь тихо шепчут имя. Гарри, Гарри, Гарри…