BERMUDA TRIANGLE

      В клубе как обычно толпа пьяных людей, в воздухе витает терпкий аромат алкоголя, более дорогого, чем раньше. Вероятно, у кого-то праздник, ибо по простому поводу раскошеливаться никто не будет. Живая музыка, значит, опять выступает какая-нибудь продажная женщина. Глубокий голос обволакивает весь зал, который сегодня принял в свои объятия самых знаменитых и влиятельных шишек общества. Жирные похотливые альфы, уже знатно принявшие не только алкоголь, яро требуют продолжения банкета, точно зная, что у виновника торжества ещё есть туз в рукаве. И не один. Молодые стройные омежки, под сменившуюся на более интимную музыку, мягко выходят в свет прожекторов, сверкая оголёнными участками кожи, а точнее, цепочками, которые прикрывают лишь малый процент всего тела. И вот тут начинается самая настоящая, без преувеличений, оргия. Озверевшие мужики, тряся отъеденными животами, с жадностью расхватывают продажных омег, без прелюдий и стеснения начиная иметь сразу у всех на виду. Хотя остальным тоже плевать, все заняты делом. И среди всей этой суматохи нет ни одного адекватного человека, если таковым можно кого-то назвать. Лишь сам виновник сия события сидит в углу, попивая какой-то дорогой коктейль, хитро сверкая тёмными от опьянения и коварства глазами.       И хрен бы кто осмелился подойти к нему в такое время, когда рассудок помутнён раздумьями и разработкой очередной аферы. Все знают, что может сделать этот альфа с теми, кто ему мешает. Вариантов ведь много, и один искуснее другого — подвешивание на якоря за кожу, пропарывание насквозь тонким тупым лезвием старого меча или просто ржавым прутом, кипячение в свежей пресной водичке — он не скупится на идеи, хотя и выбирает пытку в зависимости от того, насколько его жертва богата и насколько сильно помешала на данный момент. Но вот, кто-то тихими уверенными шагами направляется прямиком к столику альфы, игнорируя все тихие предупреждения о своенравном жестоком мужчине, знает ведь, подлец, что не будет ему ничего. — Чон Хосок, — альфа вздрагивает, собираясь уже ножом выколоть глаза невеже, слыша, как с ужасом начали кричать официанты, как вдруг расплывается в мягкой улыбке, медленно кладя «оружие» на место, — зачем же так сразу. Ты обещал убить меня лишь если я тебя предам, не забывай. А я просто пришёл в гости.       Официанты и бармен с удивлением вылупились на таинственного гостя, замечая резкую смену обстановки на более тёплую и дружелюбную. — Чонгуг-и-и, привет, братишка. Ты уж предупреждай, а то как-нибудь приму тебя за плохого дяденьку, и кры-ышка моему дорогому братику, — работники всё ещё вперились в глазами в этого, так называемого, Чонгуг-и, охреневая с того, что у Чон Хосока откуда-то появился брат.       Гук, заметив непонимающие взгляды на себе, резко повернулся, и не менее резко сказал: — Вам что-то нужно? — почему-то, властный тон молодого посетителя навевал страх, поэтому, даже те, кто не пытался прожечь дырки в паре за столиком в углу, стушевались и отошли подальше, пока Чон продолжил, обращаясь уже к Хосоку, — и вообще, прекрати называть меня братом, это смущает.       Хоуп звонко рассмеялся, подмечая какие-то перемены в младшем. С того момента, как они встретились, прошло уже много времени, но Чонгук всегда оставался закрытым в себе и молчаливым, вечно держа в себе и вспоминая все обиды прошлого. Но сегодня он весёлый и, впервые за несколько лет, спокойный, хотя в глазах читается некое недоумение и волнение. — Нет уж, братишка, ты слишком милый, чтобы лишать себя такого удовольствия смотреть на твои красные щёчки. Да уж, омежья сущность так никуда и не делась.       Вообще, Гук не любил, когда кто-то напоминал ему о том, что он омега, ведь за этим всегда следовали недоумения и нравоучения о том, что он должен рожать детей, а не выполнять грязную работу. Но Хосоку можно. Хосоку можно многое, чего нельзя другим. За последние четыре года этот парень реально стал как старший брат, постоянно заботясь и выпытывая информацию из неразговорчивого омеги. Именно поэтому Чон доверяет Хоупу, поэтому разрешает. — Итак, готовься, — Хосок слепил на лице серьёзную мину, намекая Гуку на то, что от разговора тот просто так не уйдёт. — Выкладывай, — и Чонгук реально вжился и поверил в эту атмосферу и напущенную солидность, готовясь выслушивать длиннейший план очередного запутанного дела, в котором он, как обычно, будет играть одну из главных ролей. — Завтра…       Хоуп будто оттягивал этот важный момент, тем самым немного подбешивая Гука, а потом на одном дыхании, не давая и слова вставить, выпалил: — Мы идём в кино, и отказы не принимаются. Билеты на дневной сеанс в кинотеатре на углу этой улицы. Никаких тёмных костюмов и оружия. — Нет. — Да. — Нет. — Да. — Чон Хосок!!! — Чон Чонгук! — младший хотел было продолжить занимательную перепалку, но Хосок продолжил, недобро сверкая глазами, — ты омега, так прими уже это! Проживи хоть один день без всяких левых делишек, как нормальный человек! Неужели тебе не хочется просто сходить с кем-нибудь в кафе или ресторан, мирно посидеть, а потом пойти в магазин и зациклиться только на выборе новых вещей, а не на том, куда и как бить, чтобы было больнее. Проведи хоть один день со мной нормально, дай и себе, и мне понять, что ты ещё не сгнил до конца.       Чонгук на это лишь неловко кивнул и, немного помолчав, переваривая сказанное, тихо вышел из-за стола и направился к выходу из клуба.       Ведь брат был прав. Как он может называть себя человеком хоть формально, при этом сидя в квартире, до краёв заполненной разнообразным оружием, планами зданий и других городов и второсортной едой, ведь времени сходить за нормальной пищей нет. Ведь если задуматься, когда он последний раз нормально отдыхал? Когда нашёл своего истинного, планировал с ним прекрасное будущее? Или, может, когда ездил с дядей на море? Определённо. Молодой альфа заверял, что будет рядом всегда, исчез из жизни, оставив его в надёжных руках Сокджина (дяди). Дяди рядом с собой не хватало катастрофически, и без него жизнь превратилась в настоящий ад, наполненный воспоминаниями о жестокой кончине самых близких людей. Две смерти меньше, чем за полгода — слишком большая нагрузка для молодого омежьего тела и психики. Именно поэтому полгода Чонгук жил, как самый последний нищий социофоб, выбегающий лишь в магазин, а остальные четыре года прожигал в клубах или рядом с трупами богатых выродков. В таком ключе жить постоянно невозможно, и Хосоку стоить довериться, стоит что-то поменять.

***

      Ровно в два часа дня, у входа стоял будто и не Чонгук. Белая, прикрывающая бёдра, лёгкая футболка, порванные в некоторых местах свободные джинсы, всё же немного облегающие упругий омежий зад, новые кеды, которые он купил специально для прогулки с Хоупом и чёрный рюкзак на плече — всё это будто шилось специально на парня, моментально превращая скрытного киллера в обычного студента, который решил выбраться куда-то с другом. И вроде бы, куда ещё лучше? А оказалось, есть куда. Чон Чонгук постарался на славу, добивая своим личиком не только прохожих альф, что с жадностью облизываются, глядя на стройного и прекрасного парня, но и только подошедшего Хосока.       Тот недоверчиво посмотрел на Гука, явно не собираясь понимать то, что его младший может выглядеть настолько сногсшибательно. Даже в глаза смотреть страшно. В эти по-блядски красиво подведённые глаза. Чёрный цвет определённо был Чону к лицу, особенно выделяя взгляд, делая его одновременно и мягким, и хищным.       Чонгук в непонятках посмотрел на Хоупа и склонил голову набок. Неужели ему настолько непривычно видеть на нём не обыденный чёрный костюм, а одежду для «смертных»? — Эм, если тебе не нравится, то можем купить что-нибудь другое, — Чон замялся, понимая, что на него всё это время пялилось столько людей, впервые чувствуя себя неловко на публике. — Не-ет, такого милашку брата я никогда не видел. Даже не думай! — Хосок мягко улыбнулся, показав, наконец-таки, свою удовлетворённость и гордость.       И будто-бы не бывало между ними несогласия, зажатости, злости. Будто бы ни один из них не убивал ни разу в жизни. Сегодня всё должно пройти хорошо, без каких-либо неожиданностей и подлянок.       В таких кафешках Чонгук питается впервые. В школе не было денег на такую роскошь, а после неё — времени. Но ему нравится атмосфера, что царит в этом месте. Музыка мягко укутывает в свои объятия, заставляя наслаждаться даже обычными посиделками, в воздухе витает приятный аромат кофе, булочек и ещё чего-то сладкого.       Однако, как обычно и происходит, и на этот раз что-то пошло не так. Чей-то подбородок мягко опустился на плечо Чона, который, в свою очередь, резко обернулся, мило улыбаясь, наивно полагая, что это реально Хосок, который ушел выбирать еду и делать заказ. Но вместо солнечной лыбы брата, он увидел квадратную — тэхёновскую фирменную. — Ммм, ты такой необычный сегодня, как маленький мальчик прямо, — Тэхён тихо шептал омеге на ушко, несильно прикусывая мочку, потягивая за серебристое украшение, — и пахнешь так сладко-сладко.       На этом моменте улыбка с лица Кима моментально пропала, вселяя в Гука ещё больший страх, нежели когда он начал нежничать. В глазах читалась не просто ярость — ураган злости и ненависти. — Почему. От. Тебя. Пахнет. — он точно выговаривал каждое слово, выделяя его акцентом, пустым взглядом наблюдая за эмоциями на лице омеги, специально оттягивая момент, когда скажет последние два слова, — Другим. Альфой?       Конец фразы будто реально ранил Чона своей остротой, заставляя непонимающе хлопать глазами. Где-то за спиной, подошедший Хосок начал трясти за плечо, громко спрашивая, сверля взглядом Тэхёна: — Чонгук, это он?       Теперь две пары непонимающих глаз смотрят на Гука, пока тот лишь сожалеет о том, что его первый отдых коту под хвост. А два альфы, уже не замечая притихшего омегу, пытаются запугать друг друга. Из горла вырывается резкое несдержанное рычание, пока оба, точно звери медленно приближаются друг к другу. Ким, резко замахнувшись, случайно задевает щёку ушедшего в себя Чонгука, легко пропарывая кожу короткими, но острыми ноготками. Хосок с диким рыком подаётся вперёд, и прямо в лицо обидчика шипит: — Если ты хоть пальцем ещё раз его тронешь, я заставлю страдать тебя так, что родная мать не поможет.       Тэхён громко выдохнул, пока Чонгук оттаскивал от него брата, поморщившись от его слов. И Тэ понимает, что тот не знал, за что и благодарит Гука, хоть это не растрепал. Почему-то от осознания того, что у омеги может быть истинный, Тэхёна пробрало до костей. Несколько лет назад он заставил Гука отдуваться за ошибки, которых он не совершал, совершенно не зная, какие беды уже на тот момент пережил хрупкий паренёк. И почему-то только сейчас Ким почувствовал лёгкий, но всё же укол вины.       Тэхён не раздумывая хватает руку омеги, бесцеремонно вырывая его из лап другого альфы, утаскивая с собой. Они едут на лифте, с самого верхнего этажа огромного торгового центра. Времени разъяснить всё не сказать, что навалом, но много. Тэ сгребает Чонгука в объятия, вдыхая сладкий запах волос омеги, смешавшийся с природным. Чон же пытается вырваться, совершенно не понимая, с чего такие нежности, на что Тэхён лишь крепче сжимает кольцо рук, ошарашенно выдыхая уже на ухо, охрипшим от удивления голосом: — Я, кажется, люблю тебя.