Pov Аннабет
У Рейчел поднялась температура, амброзия и человеческие лекарства не хотели помогать. Огненно-рыжие волосы на глазах тускнели. Она умирала. Умирала негромко, не с бившимся дыханием, не с негромким шепотом, а тихо. Догадаться, что жизнь ещё плескается в этом теле можно было только по небольшой жилке на виске и красным пятном на подбородке. Она не справлялась. Аполлон наделил её могущественным даром, который тяжело нести на своих плечах, почти невозможно. Состояние ухудшалось. Мы стояли возле её постели, на расстоянии вытянутой руки, но в тоже время, мы как будто находились на другом континенте. Её мир существовал отдельно от нашего. Этот путь она должна пройти одна. Знаете это чувство дежавю, когда с тобой это случается впервые? Впервые чья-то жизнь зависела не от меня. Не сочтите это гордыней или надменностью, просто, человек на глазах угасал, а исправить это я не могла… Вы замечали как меняются лица у тех кому страшно? У некоторых они бледнеют, например как у Нико и у Хирона, некоторые лица покрываются красными пятнами, Хелен тому доказательство, вот Персей, которых так сильно стиснул зубу, что у меня такое чувство что эмаль лопнет. Но все эти лица объединяла одна черта, материальный страх…***
-Критическое состояние прошло, её организм стал приспосабливаться к изменениям. Но глобальные выводы делать рано, всё ещё может резко измениться — сказал златовласый парень, Уилл Солас, сын Аполлона. -Долго это ещё будет продолжаться? — спросил Хирон. -Трудно сказать, всё зависит от Рейчел, как она будет бороться за жизнь. -И что нам сейчас делать? — задала я вопрос волнующий всех. -Ждать. Мы вышли из палаты. Кларисса, Хирон и я пошли посмотреть как протекают дела у новеньких.***
Дети большой тройки стали потихоньку приспосабливаться к жизни в лагере, на них уже не смотрели искоса. Слухи у нас долго не живут, самим бы ещё надышаться. За эти 2 дня, Лео успел надоесть половине лагеря своими шуточками, но многие замечали, что его неспокойные ручки умело собирают сложные механизмы. И осознав это, я поняла, что смех — защитная реакция Вальдеса, он не хочет оставаться наедине со своими страхами, прошлым, а, может, будущем. Я, честно, не знаю, но уже чувствую, мы с ним поладим. Нико же, напротив, избегал компании, предпочитая одиночество. И если в целом к Перси отнеслись неплохо, то ребёнок Аида заставлял почувствовать мурашки на своей спине даже грубым отпрыскам Ареса. А это, мои друзья, заставляет задуматься. Больше всех меня удивил Джексон, он всё воспринял как данность и уже на следующий день шатался по лагерю, как по своему дому. Казалось, шок промелькнул в его глазах лишь на секунду, потом всё затмила вечная усмешка в глазах. Тоже, на минуточку, своеобразный защитный механизм. От раздумий на отсыревшем бревне, меня отвлёк вездесущий Джексон: -Я сяду? -Да пожалуйста. Минуты три мы просидели в молчание, пока Перси созревал для вопроса: -Можешь рассказать? -Что именно? -Что-нибудь, — в одном слове спряталось столько непонимания, усталости, беспомощности, что я не могла молчать. -Знаешь, за похищениями кто-то же должен стоять. Я часто об этом думаю. Кто это? Титаны, боги, кто-то ещё? Ведь, я чувствую, в лагере есть ниточка, которая ведёт к тайне. Но у меня никак не получается её нащупать, и это удручает. -Знаешь, в тебе есть что-то особенное, что-то, что я ещё не встречал, — я слабо улыбнулась на эти слова. -Спасибо. Со стороны столовой затрубили, призывая пройти на обед. Мы с Перси встали и медленно побрели есть. Лицо парня снова стало немного грустным и я его понимала, тяжело сидеть одному за столом, он, как изгой, хоть им и не является. -Приятного аппетита. -Тебе того же. В столовой как всегда было шумно. Я смотрела на стол Джексона, но перед глазами стояли светлые волосы и голубые глаза другого парня. Под конец обеда со стороны мед.части раздался крик. Полный ужаса и отчаяния.