…Генерал Скайуокер, которому этим вечером выдались столь редкие часы досуга, коротал их в весьма невесёлых раздумьях.
Большая комната впускала в себя снопы света через длинные окна без занавесок, закруглявшиеся вверху. Золотистые лучи заходящей звезды всё ещё проникали сквозь густеющую вечернюю дымку; но характерные сумерки предсказывали пасмурную погоду в ближайшие несколько дней.
Энакин сидел на полу, устланном мягким бежевым ковром, и размышлял… Да, это была не медитация рыцаря-джедая, а суровый и честный разговор простого смертного с самим собой.
Сегодня он, не жалея себя, вспоминал прошедшие годы и с горечью отмечал, что на сегодняшний день их итогом могло быть лишь чувство разочарования. Перед мысленным взором Скайуокера проплывали времена ученичества, успехи и провалы в сражениях; наконец, восторженная юношеская влюблённость в смазливую и сметливую сенатора Амидалу — помнится, та история едва не закончилась тайным браком… Разошлись они в итоге так глупо — подумать только, из-за принципиальных расхождений в политических взглядах! — что даже вспоминать старое теперь было стыдно.
Ангел оказался упёртой демократкой и идеалисткой. Когда-то и он, Скайуокер, был таким; но в ходе войны эта позиция всё больше казалась ему оторванной от жизни — той жизни, которую ему случалось повидать в разных уголках Республики, отдавая последние силы борьбе с конфедератами… В итоге верить в демократию так же, как Падме, Энакин больше не мог. А придерживаться двойных стандартов, как поступали некоторые видные деятели, он считал недостойным джедая. Так что сейчас они с той, кого малыш Эни когда-то назвал ангелом, и вовсе старались не пересекаться.
Не радовал и Оби-Ван… вернее, его отсутствие. Как назло, в последние месяцы он словно нарочно отправлялся на миссии в одиночестве, не утруждая себя обществом повзрослевшего ученика.
Всё бы ничего, только вот неприятности и сложности во время его командировок начинали сыпаться как по заказу — а посоветоваться было не с кем; разве что канцлер Палпатин, с которым они сблизились опять-таки на почве политики, мог побыть в роли доверенного собеседника. Энакин уважал его и с радостью беседовал с ним о многом — но не о том, что касалось Ордена и внутренних душевных затруднений… Да и советы магистра Кеноби, несмотря на долгие годы наставничества и крепкую боевую дружбу, в последнее время как-то не ложились на сердце. Может быть, потому, что и ему Энакин не мог открыться полностью?..
Было и ещё много поводов тяжело вздохнуть, вспоминая минувшие дни. Самые неприятные эпизоды, оставленные напоследок, неуклонно ждали своей очереди: бои, разногласия с товарищами по Ордену… наконец — уход Асоки.
Сердце сжалось, чувствуя подступающую горечь.
С той поры минуло уже два года; но по сравнению с временем, проведённым бок о бок с ученицей, они едва ли могли что-то значить.
Да, она сама решила так поступить; ему стоило отпустить и забыть её — так в один голос твердили все в Ордене, стоило лишь заикнуться об Асоке… Но чем дальше, тем больше Скайуокер понимал, насколько поверхностным и односторонним был этот взгляд. А они, очевидно, говорили так лишь потому, что опасались вникать в его переживания, связанные со столь болезненной привязанностью и к тому же пронизанные виной и безысходностью.
Он был учителем и командиром. Взрослым. Опытным. Он нёс за Асоку ответственность. Нельзя было позволять маленькой тогруте уходить одной — в большой мир, в никуда…
Энакин машинально запустил руку во внутренний карман мантии и не глядя вытащил наружу падаванскую цепочку тогруты. Получилось так, что всё это время он хранил её вещь, почти не отдавая себе в том отчёта.
Звенья цепочки неярко поблёскивали в закатных лучах. В памяти отчётливо всплыл образ Асоки. Когда-то они были неразлучны и счастливы, даже в самые трудные моменты — и цепочка так уютно смотрелась на бело-синей полосатой голове…
Что за наивные мысли.
Скайуокер крепко зажал цепочку в кулаке. Сделанного не воротишь. Может быть, остальные и правы — нет смысла травить душу мыслями о злосчастных обстоятельствах и своей непоправимой оплошности. Остаётся спрятать вещицу подальше и вспоминать о ней лишь…
***
Мастер!..
Поток Силы — обычно лёгкий, мерный, практически неощутимый — вдруг вспыхнул чьим-то присутствием.
Боль. Отчаяние. Безнадёжность.
И — тут же, сквозь них — необычайное упорство.
Упрямое стремление жить — вопреки всему, включая удушающую тревогу и беспощадный здравый смысл…
Среди тысяч других Одарённых Скайуокер мог по одной этой черте сходу узнать ту, которой она принадлежала.
И — узнал.
***
Сердце пропустило пару ударов, прежде чем всё смолкло, и Энакин смог полностью прийти в себя. Что именно произошло, куда судьба занесла Асоку, почему она вдруг решилась обратиться к нему?.. — он так и не смог уловить. Ясно было одно: ей довелось столкнуться с чем-то чудовищным. И
Скайрокер — единственный, кто может помочь
Шпильке выбраться из этой переделки.
Впрочем, как и всегда.
…Цепочка всё ещё была крепко зажата в кулаке. Скайуокер наскоро обмотал её вокруг запястья и скрепил концы.
Настало время исправлять ошибки. Такова воля Силы.
