Ловец снов

Капли дождя медленно ползут по стеклу, сливаются воедино и юркими дорожками стекают куда-то вниз, где люди прячутся под зонтами, чтобы звонко разбиться об асфальт и разлететься мелкими брызгами. Неа любил дождь. Возможно потому, что тогда в квартиру проникал свежий воздух сквозь щели намертво приколоченного окна. Дрожащей ладонью Неа стирает налет с запотевшего стекла и окидывает скучающим взглядом улицу. Лондон монохромен. Лондон скучен. Лондон мертв. Повсюду лишь серые тона и мрачные тени, которые свет автомобильных фар и неон витрин не в силах разогнать. Они лишь тусклые лучики искусственного солнца посреди этого серого царства, что позабыло яркость чистого неба. Неа вздрагивает от хлопнувшей двери и кидает беглый взгляд на часы. Брат как всегда приходит вовремя. Неа хотел бы не видеть его всего лишь еще одну вечность. - Скучаешь, братец? Неа даже не удосуживается повернуть голову. Мана не ждет его ответа. Все и так знает: Неа всегда скучно. Теперь скучно, когда мир внутри него гниет заживо. Мана опускает мокрый от дождя пакет с продуктами на стол и пытается вспомнить, когда Неа последний раз садился за фортепиано. Неа, казалось, с рождения имел талант к музыке. Его пальцы были созданы для игры на пианино. И он играл. Отдавал музыке всего себя. Мана видел, как брат впадает в транс, как вжимает клавиши пианино, как вскидывает голову на высоких нотах. Это было... Заразительно. Душа пела, когда Неа играл. И Мана вторил тем словам, что сплетались его душой. Но... Неа стоило родиться на эпоху раньше. В то время, когда люди танцевали на балах и с упоением слушали живую музыку. Где были слышны шорохи колес богато украшенных карет и ржание лошадей. Возможно, тогда было бы лучше им всем. Тогда он был бы счастлив. Сейчас люди, охваченные суетой города, предпочитали тот же ритм: наполненный тяжелыми басами, быстрый и агрессивный. Консерватории едва ли набирали половину зала, и с каждым годом людей становилось все меньше. Музыканты бросали инструменты и искали более престижную работу. Но Неа стал одним из тех, кто поддался депрессии. Да, он продолжал играть, но Мана больше не чувствовал азарта в его игре. Не было той искры, что заставляла душу петь вместе с мелодией. Неа истлел вместе с ней. Превратился в серую тень, год от года все сильнее теряя остатки белизны. И после первой дозы Неа захлопнул клап пианино окончательно и вбил первый гвоздь в крышку собственного гроба. Мана поднимает шприц из-под стола и брезгливо выбрасывает в помойку. Следом летит вскрытая упаковка и пустые ампулы героина. Мана приминает мусор, ощущая почти физическое наслаждение от хруста стекла. Неа безразлично смотрит за действиями брата. На тощем сгибе локтя ареол воспаления и чернеющий синяк, чуть выше – краснота от ремешка. - Вижу, что не скучаешь. Эй... - Мана осторожно хлопает по щекам брата, пытаясь добиться хоть какой-нибудь реакции. Глазные яблоки Неа отдают нездоровой желтизной. Из-за наркоты сдает печень. И, хоть Неа не признается, начинает болеть сердце. - Давай, братишка, пойдем. Тебе нужно проспаться. Неа вяло отбивается и ворочает языком. Мана разбирает в слабом мычании просьбу не трогать его. - Нет, дорогой мой. Мы идем спать, пока ты не начал буянить. Мана пытался запирать его дома. Неа какое-то время вел себя нормально, даже шутил и смеялся, когда Мана звонил ему утром. Неа каждый раз обещал ему, что завяжет. Неа каждый раз врал. Уже знакомый Мане офицер полиции встречал его на лестничной площадке, когда старший из братьев бежал к двери квартиры. - Снова дебоширит. Соседи недовольны шумом, мистер Кембелл. Мана отсчитывал приличную сумму денег и протягивал полицейскому. Тот принимал взятку и, надвинув фуражку на лоб, недовольно бурчал что-то себе под нос. Провожая его взглядом, Мана понимал, что в следующий раз офицер потребует немного больше. Успокоить Неа для Маны уже не составляло труда. Только дай ему полный героина шприц, и тот уже, наспех стянув плечо скрученным рукавом, искал вену тощими дрожащими пальцами. Раньше Мана пытался докричаться до него, но после того, как Неа схватил нож и пообещал перерезать ему глотку, он понял, что голос разума в брате уже умер. Лечение же... Мана заведовал престижной больницей, но это не могло помочь ему вылечить брата. «Он не выдержит. Болезнь сердца уже патология» - таковы были слова нарколога после обследования. Мана видел, как Неа выл и катался по полу. Боль от ломки могла привести его к состоянию, близкому к смерти. Мане пришлось принять непростое решение. После смерти матери, и когда Катерина даже в обозримом будущем не представлялась ему женой, младший брат оставался единственным родным человеком. - Я не хочу спать. Мана укрывает брата пледом и неловко гладит по сальным нечесаным волосам. Неа прикрывает глаза, и краснота на припухших веках становится еще заметнее. Неа почти перестал спать. - Как жена, как дети? Мана фыркает и отвешивает младшему несильный щелбан. Неа сердито мотает головой, начесывает челку на лоб и прячет мерзнущие руки под теплый шерстяной плед. Более Мана не решается его трогать. Неа непредсказуем в своих вспышках раздражения. - Катерина не беременна. Мы пока не планируем. Сами еще дети, куда нам... Но Неа совсем его не слушает, перебивает на полуслове. - Эй, Мана. - Что? - Сходим завтра в город? Мана удивленно вскидывает бровь. Неа даже зарешеченные форточки редко открывал и часто злился на любые попытки брата вытащить его на улицу. А тут он сам просит. - Это весьма... Неожиданно. И куда ты хочешь пойти? Ответ Неа поражает его не меньше. - В церковь. - Зачем? Неа поводит плечами и выпутывает свои паучьи руки из-под пледа. Проводит ими перед глазами, заторможено шевелит пальцами. Суставы двигаются неохотно. - Хочу посмотреть богу в глаза. Отчасти Мана понимает: сейчас Неа может бездумно ляпнуть все, что придет в его нездоровую голову. И понимает, как опасно отказывать ему в просьбе. Его горло помнит крепкую хватку еще не утративших сил рук. - Хорошо, - осторожно начинает Мана, - но только при одном условии. Ты сейчас заснешь. Неа на миг сжимает кулаки, вызывая у брата холодную дрожь вниз по хребту, и устраивает голову на подушке поудобнее, снова пряча руки под плед. - Ладно. Мана неслышно выдыхает и позволяет себе опустить напряженные плечи. - Вот и договорились. Тебе приготовить что-нибудь? Наверняка ты захочешь есть утром. - Нет, - холодно отрезает младший и накрывается пледом с головой, не желая больше ни видеть, ни слышать брата.