Ловец снов

Seem to scream it all And the memories get faded. See the exit wound Dear God, what have we taken? Hollywood Undead – Outside.

Хлопает входная дверь, и снова в квартире образуется вакуум тишины. Естественно, Аллен не будет все время присматривать за ним, у него есть своя жизнь и заботы, да и нянькой для великовозрастного ребенка в лице Неа он стал не по собственной воле. Аллену в тягость опекать кого-то, он о себе-то толком позаботиться не может. И от одной этой мысли становится так гадко внутри. Он слишком зависим, слишком беспомощен. И ради собственного никчемного существования он должен отнимать чужую свободу. Неа жалок. Снова хлопает дверь, и Неа показывает голову из-под одеяла. Он слышит шорох пакетов и голос. Это Мана зовет его. Неа неохотно поднимается с кровати – лежать на диване Аллен ему запретил – и шлепает босыми ногами по полу, не ощущая холода. Мана отряхивает рукава от капель и шмыгает носом. Наверное, умудрился простыть. Мана вымучивает улыбку. Она плохо сочетается с залегшими темными кругами под глазами. - Привет, братец. Ты как? - На себя посмотри, - бурчит Неа. Мана неловко смеется, но почти сразу замолкает и становится серьезным. - Я улетаю через две недели, как и планировалось. До этого я буду навещать тебя, когда выдастся свободное время. Обязательно приеду попрощаться перед вылетом. Так что не скучай. Кстати, парень приходил? Я описал ему нашу ситуацию, он вник и согласился помочь. Мне он показался хорошим молодым человеком. Неа прячет руки в карманы. Общаться с братом нет никакого желания. - Приходил. Мы уже нашли общий язык. - Ну и замечательно. Если возникнут с ним трудности, сразу звони. Я найду замену. Хорошо? - Еще чего. Мана ерошит волосы Неа и подхватывает зонт. Младший корчит рожу и передергивает плечами. - Славно. Мне нужно бежать обратно на работу. Здесь кое-какая еда, положи в холодильник. Ну, я пошел. До встречи. Снова в ушах звенит пустота вакуума. И внутри будто всепоглощающая черная дыра. Пакет с продуктами остается стоять на полу в прихожей, Неа возвращается к себе в комнату. Развороченная постель, сбитая простынь и оголенный матрас. Полки со старыми учебниками с последних классов, что он так и не сдал обратно в школьную библиотеку. Сейчас сдавать уже некуда, школа давно закрылась, здание теперь принадлежит какой-то фирме и используется как склад. Или не используется вообще. Неа не знал и знать не хотел. Потрепанные корешки учебников истории – Неа ее обожал; почти нетронутые по химии – Неа даже не пытался ее понять; и совсем затасканные по географии – Неа всегда интересовался далекими и чужими странами. Забытые книги по философии, экологии и немецкому выглядят почти новыми. Мама настояла, чтобы сын знал хотя бы два языка. А в итоге он и родным английским почти не пользуется. Молчание ему дороже золота. И, как будто насмехаясь, это молчание не понимает Аллен. Заставляет его говорить, переступать через себя, выходить из своей зоны комфорта. Порой Неа хочется вырвать ему язык. Еще выше тусклым золотом блестят награды. Школьные, а после городские олимпиады по языку или математике он не выигрывал. Но с легкостью утирал нос ровесникам на музыкальных соревнованиях. Точнее, они с Маной. В рамке за стеклом обычный тетрадный лист с нотами. Они вместе придумывали музыку. Их шифр – круговая партитура, где в каждой ноте спрятаны слова. И награда за это – красивый кубок с синей лентой. Огромное счастье в то время и бесполезное вместилище воспоминаний сейчас. Старый компьютер, что включался последний раз около десяти лет назад. Неа был одним из тех детей, что не любил игры. Единственная установленная игра – старенький Outlast, который братья так и не смогли пройти до конца. Им еще не было восемнадцати, и игра крепко отпечаталась в памяти, лишила сна, приносила кошмары и мешала учебе. Пара суровых выговоров от матери, и они взялись за учебу и подготовку к выпускным экзаменам. А потом уже стало не до игры. Мана, получив высокие баллы по химии и биологии, после школы поступил в колледж на медицинский факультет, а Неа, забив на дальнейшую учебу, почти сразу нашел свое признание в музыке. Спустя несколько месяцев в квартире появилось пианино, и почти навсегда из нее пропал Неа. Кембелл садился за инструмент всего несколько раз и часто просто смотрел на клавиши. Ему хватало – по горло хватало – ежедневных репетиций. Интерес угасал в нем, от огня внутри оставался только чадящий огарок. Сильнее всего гасил пожар внутри пустеющий на глазах зал. Еще вчера был аншлаг, сегодня большая часть кресел свободна. Завтра концерт отменяется, слишком мало билетов продано, ты уж прости, Неа, но, похоже, ты уволен. Займись чем-нибудь другим. Кембелл бьет кулаком в стену. На губах горчит впервые попробованный алкоголь, в ушах тяжелые клубные басы, во рту хозяйничает чей-то язык. И Неа не против, ему в кайф ощущать грубые ладони на своей заднице, что уже лезут под пояс джинсов. Клубный туалет уже кем-то занят, Неа слышит чьи-то стоны, может, даже свои собственные. Таблетка дури щиплет под языком, ему жарко, перед глазами плывет чья-то светлая макушка. Парень ли, девка – без разницы. Он грубо насаживает этот рот на свой член, подается бедрами и крепко держит дрожащей от удовольствия рукой за волосы, пока не спускает прямо в горло. Этого мало – чужие пальцы растягивают сфинктер, Неа упирают лицом в измазанное помадой зеркало. В отражении не видно лица. Он чувствует член в презервативе у ануса и раздвигает ноги шире, насколько позволяют болтающиеся на щиколотках джинсы. Резкая боль от сильного толчка, Неа прогибает спину и стонет в голос. Видит в мутном отражении очертания рук на своих бедрах, силуэт за спиной, собственное лицо и похоть в глазах. Пальцы водят по его губам и проникают внутрь, Неа жадно обсасывает их и находит очередную таблетку. Дурь уносит остатки сознания. Ему мало, мало, мало, маломаломаломало. Желание кончить сильнее желания дышать. Рука на члене сжимает головку и оттягивает кожу вниз. Неа чувствует его дрожь, чувствует теряющий твердость член внутри. Брезгливо снятый и выброшенный презерватив, застегнутые штаны и мах рукой на прощание. Неа сползает на пол, зажимая рот рукой. Слюна течет по подбородку, задница нестерпимо болит, с головки эрегированного члена медленно стекают капельки спермы. Полтинник баксов на кафеле у раковины – мерси за услуги, сдачи не надо. Неа судорожно рыщет по ящикам стола. Руки дрожат, сердце готово выпрыгнуть из груди, по спине бегут не то мурашки, не то пот. Ему хочется забыть. Исчезнуть, раствориться в пустоте, что встает перед глазами там. Ему нужна доза. Кто-то выливает бутылку воды ему на голову и рывком наклоняет над раковиной. Неа тошнит, дурь выходит вместе с алкоголем и ужином. Кембелл слышит чей-то голос, руки натягивают штаны обратно и застегивают ремень. Клуб почти опустел, рассветное солнце бьет по глазам, и его снова выворачивает. Кажется, он засыпает на заднем сидении в такси. Кажется, он ощущает чьи-то ласковые поцелуи и слышит приятный голос. Позже он обнаруживает себя в постели. Видит укор во взгляде матери и хочет вернуться обратно в клуб, чтобы сдохнуть там, где его нашли. Хлопает дверь. Аллен с удивлением замечает пакет в прихожей. Наверное, приходил Мана. Уолкер стягивает промокшее пальто и ботинки, оттаскивает продукты на кухню и идет искать Кембелла. Неа дрожит на полу у кровати. По щекам текут слезы. - Неа! Кембелл хватается за него, утыкается лбом в грудь и громко всхлипывает. Этот запах он с трудом различал в пропахшем дымом сигарет туалете. - Не уходи. - Боже, я всего лишь вышел купить себе пива, а ты уже психовать начал. Неа, я не уйду. Я здесь. Давай, успокаивайся. - Это был ты. Аллен утыкается губами во влажную от пота макушку и баюкает Кембелла как ребенка. - Зачем?! Это ты виноват! Ты! Кембелл кричит, но продолжает удерживать Уолкера. Соседи раздраженно стучат по батарее. Аллен находит его мокрые от слез губы, и Неа с готовностью отвечает ему. Кусает больно, до крови, и ищет тепло его кожи. Натыкается на шрамы от швов, и Уолкер ненавязчиво убирает его ладонь из-под своей майки. - Не надо. Если ты успокоился, то лучше иди умойся. Кембелл машинально поднимается и идет в ванную. Холодная вода отрезвляет. Кажется, жизнь продолжается.