Сгоревшие перья

      Тонкие сосульки звенели, ударяясь друг об друга и выплетая в морозном воздухе песнь холода и зимы. Темнохвойные ёлки покачивали пушистыми лапами в такт дуновениям ветра, не удерживая порой маленькие снежинки, что срывались с них и шлейфом летели по сумеречному небу, напоминая завихрения заклинаний, нашёптывания древних холодных богов. Равномерные шаги постепенно затихли на белом, хрупком снегу - принёсшие их люди поняли, что идти дальше не имеет смысла. Максимум, что возможно заполучить под стенами Айсбурга сейчас - так это полные ботинки снега, ибо провалишься неминуемо. По колено. Старая крепость молчала, словно бы насупившись на незваных мужчин, но не спешила щетиниться ало-бордовой стеной - просто это было пока что ни к чему. Они не спешили подходить ближе, в их мыслях не было брать её штурмом или пусть даже докоснуться до кладки из серых грубых камней, ведь маги пришли не за ней, Айсбург это чувствовала. Так зачем же они здесь?       Ветер трепал седую бороду и волосы мужчины, которые, впрочем,и изначально могли иметь белоснежный, бездонно-белый цвет; внимательные глаза смотрели немного устало, цепко исследуя взглядом крепость: от массивного основания вверх по башне до чернеющих щелей бойниц и тонкого шпиля, скрывающегося в тёмной вышине за метущим снегом из серых туч. Он и раньше замечал, что тут как-то особенно быстро вечереет, а ночи - одна холоднее и злобнее другой, похожие на чёрных корыстных сестёр, отнимающих у неосмотрительной живности тепло, а затем и жизнь. А днями здесь громко и заливисто каркали вороны, смеясь голосами ночей и предупреждая: скоро, уже скоро вновь наступит время лютых метелей и горьких вьюг, что наметут сугробов по шапку и сцапают все свободные от снега клочки земли, укутают даже ёлки, превращая их в громадные вековые сугробища, и тогда вам несдобровать, несдобровать! "Мара бесится," - обычно думал об этом Миран, посылая ещё ребёнком снежных птиц летать в пургу и непогоду, наблюдая, как их белые крылья становятся неотличимыми от снеговых завихрений в таких вот холодных, безысходных ночах. Воспоминания грели, особенно воспоминания о детстве, поэтому мужчина, не посмев сопротивляться их живительному теплу, улыбнулся в заснеженную бороду и сощурил карие глаза, в которых плясали огоньки смешинок. "Это прищур у нас семейный," - решил маг, оборачиваясь и сцепляя руки в толстых варежках большими пальцами - вот они, его братья, стоят и несколько удивлённо и непонимающе смотрят ему в спину, бродя взглядами по красным завиткам узоров на его тёплом зимнем кафтане. Как же они все и похожи, и не похожи на тех, кем он их запомнил, когда был ребёнком. Они постарели - это да, заметно ведь постарели, но душой ли? Душой так просто не стареют, но всё же... Всё же. Миран видел блеск в глазах братьев, желание принять на себя инициативу, закружиться в танце жизни, просчитать наперёд хоть парочку ходов всё реже. Они превращались в те самые сказки и поверья, которые про них рассказывали люди, растворялись во временных летописях, подобно старым духам пергаментных страниц. Все его братья, кроме одного. Того, в котором, подобно самому Мирану, до сих пор кипела жизнь и жажда деятельности не только в новогодние праздники, но и в любое другое время, что придавало им некоторое сходство. Оно было бы абсолютным, решил волшебник, если бы только братец не направлял свою безудержную энергию в неподходящее русло и не заставлял их потом расхлёбывать получившуюся жуткую неразбериху и при этом играть роль поджаренных ужей на сковородке. Скрипнув снегом под ногами, Миран подошёл к ним шага на два и с добродушной, усмехающейся улыбкой, в которой читалось "А вы ещё не поняли?" и скрываемая, но уже начинающая зарождаться тревога и признающая поражение в невербальной гонке горечь, оповестил: - Мы опоздали. Карачун уже забрал принцессу.       На миг слова, сказанные на языке мёртвых, странной тишиной отозвались в колючем воздухе, но затем сменились бурным перешептыванием, курлыканьем и жестикулированием братьев. "Как же так?" "Опять он не в своё дело лезет!" "Зачем ему девчонка, и вот откуда только он про неё узнал-то?" - Братец, - воззвал Эххэ Дышл, протянув к нему руку и потрясая ладонью, - Почему ты так уверен, что это вновь козни Карачуна?       Миран неопределённо покачал головой, поправляя будто бы слегка сместившуюся шапку - скажешь, что просто чувствуешь, будто это так, а ни как иначе - никто не поверит. Не захотят поверить, суеверно потрясая головами и заверяя, что у него началась мания преследования - пойдут на всё, отрицая находящуюся под носом правду. Мало им разве недавнего прошлого?Бесчисленные орды химер, разорванное небо, апокалипсис, истраченные нервы и силы на восстановление всего разрушенного, в том числе и себя любимых. Метание между двух огней. Миран вздохнул, оглядывая родных лукаво и устало - они стояли, с затаённой в душе надеждой на то, что он сейчас обернётся назад к крепости и скажет, что ошибся, что принцесса тут и что всё в порядке, всё хорошо; одновременно братья, наученные горьким опытом, уже не верили своим эфемерным мечтам, поэтому молчали, застыв в несколько напряжённых позах и ждали, что скажет старший. Но Миран не видел смысла что-либо говорить. В мыслях он вновь и вновь слышал его слова, этот бессердечный морок туманных отголосков, произносимых голосами бесчисленных змей и отражённых эхом, эту неправильную, несправедливую ... "Правду," - вновь признал Миран - обманывать самого себя не входило в его привычки.       "Все они предали тебя, как один." "Посмотри, братец, кого ты хотел спасать."       Мужчина тяжело опустил веки, стряхивая с себя воспоминания, но воображения не желало отступать. "А ведь он никогда не врал," - вдруг, неожиданно для самого себя понял Миран, - "И Никите не врал, когда внушил, что с помощью чёрной сферы тот станет сильнее. Скорее всего, он даже не говорил этого парню, а тот сам не так понял - понял в выгодную для него сторону и вляпался в историю. И потом - то же самое. Он недоговаривал, скрывал, внушал и подчинял, но не лгал. Незачем это было ему. А самые родные, близкие ... Братья ... Утешились иллюзиями, переломали истину кривыми зеркалами - и предали." Миран всегда считал, что маги, волшебники из добрых сказок, просто не могут быть столь малодушны и пугливы, словно красные девы, а поди ж ты. Всё оказалось с точностью, да наоборот, и седобородые мудрецы, управляющие светлой магией, предстали именно в таком, невыгодном для них свете, скинув с душ ватные тулупы. "Лучше бы не скидывали, право слово," - заключил волшебник, неожиданно чувствуя высоко-высоко над собой неясные, чем-то подавляемые волны. То тёплые, то холодные - какого-то странного, переливающегося оттенка, но его магия, магия Мирана, уже касалась этого пока что неясного сгустка своими мягкими лапками, пытаясь определить, что он из себя представляет. Ресницы мужчины трепетали, а пальцы сжались за спиной в тугой замок, комкая ткань рукавиц. Кто-то решился подойти сзади и сказать какую-то наверняка новую и совсем никому неизвестную мысль, но Миран оборвал брата на вдохе, резко открывая глаза. Санта закрыл рот и отшагнул назад, видно поняв, что вырывать брата из его мыслей было не очень умной затеей, но маг остановил его взглядом и, поочерёдно останавливаясь им на каждом, в конце поднял голову и принялся высматривать что-то в небе, из которого вновь сыпались мелкие, но не колючие снежинки. - Полюбуйтесь-ка, - усмехнулся Миран, взмахом руки сметая часть небольшого облака и открывая вид на плавно летящий, красиво выделяющийся в темноте ночи венок жёлтых цветов. Ореолом вокруг него порхала магия, вспыхивая голубоватыми и огненными искорками, словно фонарики на ёлочной гирлянде. Туманное облачко света клубилось вокруг него, но вскоре тёплые лучики начали снова потихоньку поедаться коварно наплывающей тучей, однако братья, все как один, всё же успели определить, почувствовать. Кто-то кашлянул, кто-то скорбно покачал головой, отрывая взгляд от островка тепла и уюта в холодном северном небе, пытаясь отыскать ориентир, за который можно уцепиться, надёжный и успокаивающий, но такового не находилось, сколько не ищи. - Разлетаемся, - обратился Миран к обескураженным и упавшим духом Морозам, тем самым признавшим его правоту, - Завтра днём встретимся снова, у меня. Не привлекайте внимания - паника и пересуды сейчас ни к чему, посему пройдите сквозь зеркало, и сразу - в мой кабинет. Всё равно на ночь ничего не делается, - выдохнул он устало.       Покивал на торопливые "До встречи" и "Снежной ночи", ответно похлопал кого-то по плечу, улыбнулся краснощёкому Санте, который никак не мог отойти от только что увиденного и понятого, но, как видно, не совсем. Косым взглядом понаблюдал, как братья исчезают, оставляя за собой кратковременные вспышки света и вереницы снежинок, стуча древними посохами по стылой земле, и кивнул самому себе - пора уходить. Но вместо этого маг присел на корточки, зачёрпывая в варежки пригоршню снега. "Зря я отпустил его тогда, - решил Миран, крыльями воспоминаний уносясь в ту роковую ночь, - Братик... Я ведь даже не видел как он ушёл. Только Санта сказал, что встал, отряхнулся собакой, и, посмотрев с лютой ненавистью на всех вокруг, исчез в порывах вьюжного ветра. А теперь начинается вторая серия Марлезонского балета - он так и не понял, на чём держится мир. На любви, Карачун, на любви!" - внутренне утверждал мужчина, сдувая снежинки с рукавиц. Внезапно от собственных слов Мирану стало как-то зябко и неприятно - от них повеяло явной фальшью. Да, он бы с уверенностью мог сказать, что до сих пор любит своих братьев, пусть они даже предали его однажды, но так и остались своими, родными. А вот Карачун... От тоже считал его родным и по-своему любимым до тех пор, пока тот не начал вытворять разные штуки со своим мечом, в конце-концов тогда ещё впервые разрезав им небо. - Не надо, брат, - сказал Миран, останавливая за руку тогда ещё молодого и импульсивного юношу с собранными в хвост столь же длинными, льдисто-снежными волосами, - Оно того не стоит, поверь мне, - с нажимом на последних словах проговорил он, заглядывая в светлые, но как стеклом режущие серые глаза Карачуна.       Тот остановился, отдёрнув руку, и посмотрел свысока - впрочем, Мирана это не удивило - такой взгляд считался более, чем традиционным. Скрестил руки на груди - светлые ладони выглядывали из-под чёрных рукавов, что смотрелось очень контрастно. - Что "не надо", а, Миран? - с тенью издёвки спросил он, ухмыльнувшись краешком губы, - Ты знаешь, отец не отблагодарит меня, если я не приду на занятия - он ведь звал. Так что, прости, остаться не смогу, - легко, но неискренне закончил, будто бы не понимая, о чём идёт речь.       Миран сжал кулаки за спиной, терпя очередной выпад в свою сторону - поговорить нужно было, а характер братца - дело второстепенное. Парень не мог допустить тогда ещё не совершённой Карачуном глупости, поэтому, перешагнув через гордость, решился попробовать раскрыть тому глаза, пока не стало слишком поздно. - Ты прекрасно понимаешь о чём я. Отнюдь не о занятиях с отцом. Ты совершаешь ошибку, подумай, - Миран стоял на своём, наблюдая как цвет глаз Карачуна темнеет, подобно морским волнам перед грозой, - Разве ты сможешь этим что-либо изменить?       Маг помолчал, делая выводы из услышанного у себя в мыслях, и в следующее мгновение оглядывая брата злыми чёрными глазами. - Я надеялся, глупо и по-ребячески, что ты меня поймёшь, брат, - слова обжигали, клеймом въедаясь под кожу, передавая лёгкое представление об аде, творившемся в душе Карачуна, - Но, видит зима, это не так. Ни ты, ни братья, никто. И никогда. Вы не задумывались, зачем вьюга веет в нашей крови, а ветер перешёптывается с ней вечерами? Она рвётся на волю, ей нужны перемены. А мы, словно безвольные рабы, не слышим этот голос, противимся ему. Зачем, Миран? Почему не дать ей волю? - странным, далёким голосом спросил Карачун, от которого мурашки побежали по телу и кисти рук с щеками начали мёрзнуть, как на морозе. - Потому что, колдуй мы в полную силу, наступил бы второй Ледниковый Период, - сухо ответил Миран, про себя отмечая, что надо быть с братом поосторожнее - у него, видите ли, вьюга в крови воет, - А вот этого ни я, ни братья, ни отец действительно не одобрят. Не глупи. Хорошо? - спросил он, немного помолчав.       Видно посчитав, что бессмысленный разговор окончен, Карачун, не проронив ни слова, развернулся и ушёл, а шаги его эхом отлетали от ледяного пола. В воздухе пахло электрическими разрядами горечи и ненависти, холодный расчет и желание во что бы то ни стало осуществить задуманное обесцветили и выстудили то пространство, где ещё буквально несколько мгновений назад стоял Карачун. Миран протянул руку, словно бы опираясь о невидимую стену, и почувствовал странный, пустой холод, холод без снега. Всё в нём: и взгляд прищуренных глаз, и всегда расправленные плечи, и показная небрежность, за которой крылась собранность и вечная готовность к чему бы то ни было, и эта его чёрная, жёсткая одежда - всё шептало о том, что Карачун не отступится. Когда-то они потеряют бдительность, и тогда мир падёт - а уж к его ногам, или просто так, в небытиё - это зависит слишком от многого.       Карканье пролетевшей над головой вороны вывело из оцепенения и вернуло к суровой реальности. Миран встал, оправляя шубу и отряхивая варежки. Он чувствовал, что окончательно закоченел и теперь-то точно, как никогда пора отправляться домой - Доброхот уже наверняка тревожится, где же маг так долго пропадает. Хотелось, наконец, в тепло из всей этой бесконечной зимы - он хоть и Дед Мороз, но ничто человеческое ему не чуждо. Венок пропал, унеся с собой магию брата и огненной принцессы. "Даа, то-то ещё будет, раз он уже научился объединять потоки их магий! Действовать нужно как никогда быстро, иначе - пиши пропало," - решил Миран, ударяя посохом о землю.

***

      Утро выдалось ясным и свежим, предвещая тёплый, обогретый жёлтым светилом день. Солнце ластилось шутливыми лучиками и щекотало принцессу за щёку, пока та не открыла янтарные глаза и вытянулась на кровати с сонной полуулыбкой. Немного посмотрела в потолок, чувствуя непреодолимое желание поваляться так ещё немного - в уюте и тепле, но вскоре в голове прозвенел тревожный колокольчик - принцесса не помнила, как она заснула. Зареница повернулась на бок, приподнимаясь на локте и упёршись щекой о кулачок. Побарабанила пальцами правой руки по одеялу, затем откинула его и с задумчивым видом прошлась по комнате, тревожно пытаясь вспомнить, как она всё-таки пришла в эту комнату, залезла в постель, свила из одеяла уютный кокон... Но в памяти образовалась некая пустота, словно бы кто-то стёр ластиком то, что произошло после запуска их с Карачуном венка в небесные просторы. Принцесса вспоминала лишь, как зевнула от усталости, проводив взглядом потухшие тёплые лучики - а дальше всё было как в бесконечно-белом тумане. Продолжая заниматься выуживанием, к сожалению, несуществующих воспоминаний, девушка переоделась и отправилась в ванную комнату, где с усердием почистила зубы и вдоволь насмотрелась на свою нахмурившуюся мордашку в зеркале. Однако, эти манипуляции тоже не привели абсолютно ни к какому результату.       Походкой неслышного зомби пришла в Главную Комнату, и с удивлением заметила, что она пустовала. Забилась в свой излюбленный угол, пытаясь найти часы на стене и свериться со временем, но таковых также не обнаруживалось. Мысленно хлопнула себя ладошкой по лбу, ибо вспомнила, что часы с трескучими стрелками висят в её комнате, но время она, конечно же, не посмотрела, а пойти сейчас обозначает получить отменный шанс встретиться с Карачуном в тёмном коридоре. В голове приятной мелодией чирикали стрелки часов из недалёких воспоминаний, напоминая принцессе августовских сверчков; кеды отливали винно-бордовым, согревая замёрзший кончик носа, высунувшийся за пределы комнаты в утренне-облачное небо. Кучевые бело-серые облака плотным слоем лежали в прозрачных просторах, а вот ветер со вчерашнего явно северного поменялся на чуть более тёплый - наверное, на северо-западный. Он заглядывал под рукава и вырез туники, пробирался прохладными потоками по животу Зареницы, но та и не думала уходить или изменять положение - лишь скрестила руки на груди и закрыла глаза, представляя раскачивающиеся верхушки голубоватых елей и тёмно-зелёных сосен своего родного, но такого далекого леса. Мысленный ветер усилился, и сосны затрещали и застонали, бессильно сбрасывая тяжёлые шишки и преклоняясь духам зимы, вихрей и непогоды. Но вот огромная лавина снега, застелившая весь горизонт с грохотом и рёвом несётся на хрупкие покорные ели, грозя завалить их тоннами снега и осколков гор, придавить к земле многометровой тяжестью. Заслышав предполагаемые шаги, Зареница машинально произнесла: "Доброе утро", продолжая с удовольствием следить за мгновенным приближением оползня, который она нарисовала в собственном воображении. Скрежетнула ножка стула, опустившегося рядом, с трудом прорываясь сквозь едва видимый трепет ресниц и завывание рассерженного снежного шторма, но вдруг оползень обернулся горой чего-то мягкого и пушистого, позже узнаваемого как плед из её комнаты. - Отучить тебя от привычки сидеть на полу, как видно, невозможно, - заметил мужчина, расслабленно наблюдая за пребывающей в стране мечтаний девушкой из-под полуприкрытых век. Пряди льдисто-белых волос спадали на плечи, первым снегом смотрясь на фоне дорогого чёрного пиджака и рубашки, ворот которой был свободно и неформально расстёгнут на пару пуговиц, открывая вид на бледную шею мужчины. "Вот чёрт, я на него пялюсь!" - спустя пару мгновений после того, как это заметил и Карачун, поняла девушка, - "Неловко-то как... " - запоздало ощущая, что её щёки предательски розовеют, отвернулась в сторону. "Это просто жутко странно. Странно и глупо," - вяло думала принцесса, пытаясь призвать к себе растекающуюся стайку вопросов, которые она хотела задать прежде, - "Соберись, тряпка!" - рыкнула на себя же, внутренне засмеявшись и удовлетворительно кивнув, вновь понимая, что собственные мысли ей подвластны. - А тебя - вечно находить меня на этом полу, - парировала девушка, вновь сверкнув глазами и с шутливым вызовом смотря на Карачуна.       Тот чуть-чуть прищурился, от чего возле чёрных омутов появились еле заметные линии морщинок, и улыбнулся уголком губ. Но почему-то принцесса решила, что эта улыбка не посулит ничего хорошего. - В любом случае, завтрак не ждёт. А после него мы отправимся навестить одну очень примечательную особу. Правда, в узких кругах. Она ненавидит огласку, в чём я целиком и полностью с ней согласен. Личное пространство - незаменимая штука.       Протянул девушке ладонь, помогая подняться, и с непонятным чувством ощутил в своей руке её тонкие прохладные пальцы. Хотелось отогреть их своим теплом и одновременно взъерошить длинные волосы девчонки, потянуть назад и прошипеть в подбородок, что нельзя, нельзя, чёрт возьми, играть на его нервах и быть такой холодной, будто бы несущественной. Готовой исчезнуть, раствориться, как дымка в любую минуту. А дымку уже не ухватишь пальцами, не зароешься в густые золотистые волосы. "Нельзя быть такой наивной и свободной, Зареница. Как ты не понимаешь, что несвободна с самого начала? Или же просто меняешь нас ролями?" "Весьма удачно, попрошу заметить," - сказал внутренний голос, но был перебит выскальзыванием из пальцев чародея ручки принцессы. Не удержавшись, та всё же скептически посмотрела на Карачуна, приподняв одну бровь, словно бы спрашивая: "Серьёзно? О каком личном пространстве ты говоришь-то?"       Спокойствие мага достигло, так сказать, своей точки кипения. "Невыносимая. Выводит меня без слов даже, хуже всех несправедливостей жизни, хуже братьев, хуже, хуже... " Сжал её плечо, повинуясь неведомому, прожигающему дух порыву, и с удовольствием услышал, как магиня айкнула от неожиданности и его цепких пальцев, до боли сминающих податливую кожу, от близости всего его к ней. Отвёл волосы от ушка и проговорил приглушённым, с нотками рокота голосом: - Правда, доступно оно далеко не всем. А всё потому, что люди сами бегут от пустоты, называя её одиночеством. И после опять же жалеют, что добегались.       Тяжелые пальцы ослабили хватку, лёгкой прохладой выгоняя колючее жжение, расслабляя и успокаивая. Гулкое сердцебиение чародея поглотил пиджак, с еле слышным шуршанием отстранившейся от неё, кончики его волос пощекотали шею, а рука мягко, но настойчиво развернула к столу и подтолкнула, заставляя идти непослушные ноги. Находясь в раздрайве чувств, принцесса думала над тем, что значит слово "слишком". "Разве можно быть "слишком" таким, "слишком" непохожим на себя же? Может ли быть таким обычный человек? Хотя, кто сказал, что он обычный. Он даже слишком "слишком"."       Уже через пару мгновений, сидя за столом и отвлёкшись от своих умозаключений терпким запахом кофе, принцесса решила, что все они - бредни больной лошади, и всерьёз задумалась над тем, кто такая эта интригующая особа с ворохом личного пространства, но спросить так и не решилась.