***
Ощущение воссоединения себя было довольно-таки странным и, если бы за этим сокровенным действом можно было бы понаблюдать со стороны, похожим на матрёшку: сначала одним целым стали неугомонный вьюрок и астральное тело Зареницы, а мгновением позже девчушка начала ощущать себя в пространстве, с непривычки делая слишком глубокий вдох и едва ли не закашлявшись от этого. Перед немного помутившимся взором волшебницы вокруг их с Карачуном переплетённых пальцев и прижавшихся друг к другу запястий продолжали летать, слегка подрагивая, переплетающиеся кровавые ленточки, на что пробудившаяся магиня не смогла отреагировать никак иначе, кроме как красноречивым: "Госсподи, боже, надеюсь, это не навсегда?" в мыслях. Вставать совершенно не хотелось, но, одновременно назойливая мысль о необходимости сиюминутно подняться и начать что-то делать не давала покоя, пока Зареница не осознала наконец, откуда ей так не хотелось вставать. - Очнулись, наконец, - довольно произнесла появившаяся как будто бы из воздуха и склонившаяся над нежащейся в объятиях друг друга парочкой Сив, - Что ж, рада сообщить тебе, Зареница, прекрасную новость: духи злиться перестали, ибо одна из них натанцевалась вдоволь, а второй наверняка весело с тобой время в трансе провёл, да, братик? - Несомненно, - ответили над макушкой юной особы, которая, окончательно придя в себя, начала шебуршиться с целью остаться поскорее наедине с самой собой и вновь убедить себя в том, что расслабляться в обществе колдуна с его сестрицей, вообще-то, опасно для жизни, что любых взаимодействий с ними следует избегать во что бы то ни стало и что она не совсем по своей воле сюда пришла, кстати о вьюрках, и что... - Мирану в своей Корпорации снова, как я погляжу, делать нечего, - быстро встав на ноги, Карачун, не отпуская руку Зареницы, утянул её за собой, проводя свободной дланью над их запястиями и заставляя кровавые змейки втянуться в заживающие порезы. Через несколько секунд от них не осталось и следа, чему удивлённая девушка была тихо рада, мысленно поблагодарив чародея и попытавшись было неслышно уйти в туман, но отпускать её кисть в планы мага, оказывается, не входило. Мало того, едва ощутив, что пальцы Зареницы начали выскальзывать из его ладони, волшебник сжал их едва ли не до боли, при этом вызвав в душе девчонки возглас негодования и привычной сердитости на него, что на этот раз не позабавило мага, а, в купе с поднимающейся из глубины существа ядовитой ненавистью к брату, разозлило ещё больше. - Сова? - спросила сестрица, убеждаясь, что на ментальном уровне солнечной магини и чародея действительно был "третий лишний", который чуть позже бесследно испарился, вызвав едва заметное возмущение магии на месте своего исчезновения. - Да. Как жаль, что не братца, - выплюнул с досадой, чувствуя, как некоторое время назад заснувшая тьма заполняет каждую клеточку его тела, мешая размышлять сосредоточенно, пробуждая в нём его древнее, славянское и хищное, жаждущее страданий и смерти божество. Внезапно туманные владения Сив вызвали немое отвращение, как, пожалуй, и неверный апрель со своими разгульными ветрами в Коломне; привыкший к холоду, ко времени замёрзшему и продрогшему, повелитель снегов не почувствовал бы себя сейчас нигде так уместно и прекрасно, как в Ледяных Горах, куда сослал его собственный отец на бесконечные десять тысяч лет. "Попытался сделать меня более послушным? Научить ценить жизнь на этой странной, непостоянной планете? О не-ет, в конце же сам пришёл и поведал, что этот мир не стоит того, чтобы его спасать, если братья не простят моих давних "свершений"..." Вдруг вспомнились собственные слова, сказанные Заренице будто бы так давно, ещё перед знакомством девчонки со сребровласой Сив: "Личное пространство - незаменимая штука..." "Правда, доступно оно далеко не всем. А всё потому, что люди сами бегут от пустоты, называя её одиночеством. И после опять же жалеют, что добегались." " - А вот и бумеранг, " - ухмыльнулся в мыслях самому себе, поражаясь черноте юмора судьбы, - "Добегался." Но почему так жжёт теплом левую ладонь, которую он сам же сжимает, вопреки предпочтениям темноты венозной и бесконечной в своей удушающей вечности? - Мазохист чёртов, - усмехается Сив в слух, не желая даже мысленной связью смягчить верность издёвки, - "С кем поведёшься, от того и наберёшься" - гласит народная мудрость, забыл что ли? Расхлёбывай теперь. Перерождаться тебе придётся, братик, - с мнимым сочувствием к магу произносит, не в силах отвести взгляд от бешенства и готовности придушить её в чёрных, нечеловеческих глазах, - И не телесно (ох, это слишком просто), а душевно. И не смей так негативно о моём тумане отзываться - пожалеешь. Не дослушав, ибо никаких сил сдерживаться просто не осталось, маг всё же отпустил многострадальную ладонь Зареницы и, как бы это ни было противно для самого себя повестись на провакации бесовской отродии, вытянул руки вперёд, намереваясь положить конец её вездесущему высокомерию. Ощутив, как магия чародея, желая принести как можно больше страданий подвернувшейся под руку провокаторше, пытается насильно вытянуть тотемное животное из тела Сив, услышав тихое тявканье хранителя от коршуном накинувшегося колдовства где-то в космосе подсознания, женщина, хмыкнув от резкой боли во всём теле, не стала предпринимать попыток сбежать или уклониться от потрескивающих энергетических нитей, тянущихся от рук Карачуна и опоясавших всё её тело. Вскричав громко и надрывно, Сив, превозмогая поистине сногсшибательную и мучительную пытку, сама, оскалившись, рванулась к мужчине, стальной и колючей магией проникая сквозь его сущность и вцепившись в гавкнувшую от неожиданности звериную сущность колдуна. Тем временем находящаяся в состоянии шока и нервно потиравшая освободившуюся ладонь Зареница практически не понимала, что происходит. В паре шагах от неё, окутанные грозовым сиянием одна белого, а другой какого-то металлического цвета, корчились на вытоптанной земле возле тлеющего костра Карачун и его сестра, очевидно, состязаясь в честном бою, итогом которого станет смерть одного из самых могущественных чародеев, которых принцесса на данный момент знала. Именно сейчас девушка могла бы наконец-то убежать куда-нибудь, вернуться в родную Айсбург, к любимым голубым елям со снежными верхушками, задувающим ветром и чёрным ночным небом с редкими звёздами, но это вдруг показалось ей каким-то несущественным и ненужным, когда на пыльном песке прямо перед её глазами умирают два человека. А потому, краешком сознания ругая своё будто бы окоченевшее тело, девушка стояла, широко раскрыв глаза, осознавая свою глупую бездейственность и не воображая, что ей нужно предпринять, чтобы прекратить всё это и в идеале вернуться к своей нормальной, привычной жизни. Обоим, от переполнявшей телесную оболочку боли, становилось трудно не только удерживать руками цепкие потоки магии, при этом выдирая хранителя из существа ненавистного родственника, но и даже дышать, к тому же оставаясь в сознании. Из глаз беловолосых лились слёзы, не помогали даже с чудовищной силой сжатые челюсти, руки тряслись, и далеко не мелкой дрожью, казалось, что долго ещё они такого обоюдного мучения не выдержат. Спустя долгие полминуты после того, как силы и моральное состояние магов были на пределе, над их всё-таки потерявшими сознание телами появились будто бы сотканный из морозного инея волк, размерами не превышающий обычного своего реального собрата, и худенькая серая лисичка, шкурка которой была туманно-зыбкой и покорябанной в районе спины чужеродной магией, как и у волка. Похожие на светящиеся жгуты нити колдовства, до этого обвивающие волшебников с головы до ног, исчезли, руки упали безвольными плетями возле их тел. "Так вот, чего они добивались, " - дошло наконец до Зареницы, - "Не входя в транс вытащить друг из друга тотемных зверей, оставляя астральную сущность в теле. А вдруг животные, покалечив друг друга, принесут вред и хозяевам тоже? Занятно..." Это рассудительное "занятно" испугало саму волшебницу побольше разворачивающихся событий. Неужели и Карачун, лечивший Зареницу после давешнего падения с ледяной ступеньки возле Айсбург, тоже думал: "Занятно-то как, жива ещё, " ? Между тем легколапая плутовка и матёрый хищник, уловив запах друг друга и гневно ощерившись на противника, ходили по кругу над двумя своими лежащими без сознания владыками, не решаясь нападать первыми. В решительную секунду случилось нечто такое, что дало начало поединку, а, вернее, убеганию лисицы от разъярённого волка; мир внезапно сократился до единой точки, а затем разорвался на тысячи реальностей, одна другой невероятнее, картины бытия сменяли друг друга в бешеном темпе, проносясь перед глазами диких зверей, заставляя их мышцы сжиматься и расслабляться с максимальной для них скоростью, воздуху раз за разом наполнять лёгкие, а сердцу набирать запредельные обороты, отдаваясь в ушах ухающе и протяжно, так громко, что слышно было лишь быстрое, прерывающееся дыхание. Туманная хранительница ведьмы не могла применить собственную хитрость в беге на открытом пространстве, петлять и отвлекать внимание преследователя, потому как тот неизбежно догнал бы её в этом случае гораздо раньше, чем случилось сейчас. Совершив короткий прыжок, хищник взвыл от неожиданности, приземляясь на свою добычу и придавливая её к земле: успевшая каким-то чудом перевернуться на спину прежде, чем упасть, лисица со всей оставшейся силы вознила когти передних и задних лап в брюхо волка, а мгновением позже вцепиться пастью в его горло. Морозный хранитель, захрипев, одним мощным ударом передней лапы прошёлся по тельцу жертвы, и хотел было ответно впиться в горло разжавшей челюсти лисы, но, как ни странно, дотянуться до неё не смог. Его и тотем волшебницы Сив оттащили друг от друга сверкающие тёплым светом оболочки, которые не истончались, и уж тем более не разрушались под настиском зубов и клыков, который раз за разом становился всё слабее и слабее. Полумёртвого волка и недвижимую лисицу переместили в их телесные оболочки, покрытые аналогичными ранами, обильно источающими кровь. - Придётся тащить их теперь к благодатной скале Её Величества, иного выхода я не вижу, - решила Зареница, переглянувшись с вьюрком и вновь становясь единым целым с телом хозяйки, которая, вопреки собственной неуверенности, в этот раз смогла самостоятельно войти в транс и теперь лежала, как и Сив с Карачуном, распластавшись возле догоревшего кострища с напетым габдасом на груди.***
Собственный вес тянул вниз с колоссальной силой, так, что подушечки пальцев болели от напряжения и от мелких каменистых осколков, впечатывающихся в них. Скудный, но всё же тёплый желтоватый свет плавно освещал контуры низенькой тёмной фигурки, сидящей возле мужчины. Нарушая густую тишину этого места, существо заговорило с ним так же доверительно, как обращается наставник к ученику, объясняя тому нечто важное, требующее неспешного понимания. - Я помогу тебе упасть, и падать будешь ты бесконечно долго, пока не поймёшь, что в падении этом и состоит твоя единственная жизненная дорога, которая после и вернёт тебя к исходной точке. Стоит лишь осознать, ради чего ты летишь в пропасть и принять себя нового, не такого, как прежде. Ты готов? - Нет, - выдыхает Карачун, цепляясь пальцами за крошащийся бортик выступа пещеры какой-то, или же гнезда, в скале выдолбленного, под которым - обрыв в беспросветную чёрную бездну цвета его очей, бескрайнюю, как океан пустоты. И сверху неба нет - точно такая же пропасть, в которой не разглядишь ничего при всём желании. - Редко кто готов, но это мне не помешает, - говорит нечто, стоящее на обрыве перед Карачуном, шевелит мягкими лисьими ушками с маленькими кисточками и вдруг как посмотрит на него своими круглыми, фосфорно-белыми глазами, при взгляде в которые маг не замечает, как под ладонями не остаётся опоры, и срывается куда-то, всё вглядываясь в белые туннели и думая: " Да-а, у Мышки глаза велики.". Спустя несколько мгновений чувствует, но не видит, как излишки жгучей тьмы сливаются с темнотой вокруг него, противореча закону о концентрации разъедающей ненависти ко всему сущему на одного почти что сгинувшего от неё в душе колдуна. И постепенно от этой делёжки собственной магии чёрной, (с которой и море поджечь - не проблема, как и заморозить, в принципе) с окружающей средой становится так целостно и... нормально, что Карачун выдыхает устало и закрывает глаза, размыкая веки после недолгого разглядывания благодатного "ничего" уже в туманной реальности, ощущая, как его тащат куда-то. Усмехается, видя над собой заплаканную мордашку Зареницы, которая волокла его до этого момента, взяв в кольцо своих тонких рук под подмышками. Поняв, что прямо сейчас девчонка, услышавшая его хриплую усмешку и посмотревшая на израненного мага с неописуемым чувством ужаса и поражения, в голос заорёт, мужчина, освободившись от рук принцессы и поднявшись на локте, зажимает ей рот свободной ладонью и спокойно говорит: - Тихо. Не сразу, но просьба мужчины срабатывает: первобытный страх понемногу вытекает из янтарных глаз с крупными слезами, вдохи становятся глубокими и размеренными. Карачун убирает руку, и девушка глубоко вдыхает сквозь губы и кивает самой себе, с тревогой выдавая в следующий миг: - Но я не умею такое лечить. Я думала, что Скалы помогут, не могла оставить тебя здесь, в луже крови уми...уми... Голос опасно прерывается, истерика накрывает повторной волной, свинцовая тяжесть на сердце не желает куда-либо исчезать, а из очей хлещет в непрерывном потоке месячная норма осадков Подмосковья, опадая на руки, ноги, платье, да на что угодно, находящееся в непосредственной близости. - Успокойся и удели мне, если нужным посчитаешь, немного своего внимания, - доносится до сознания между всхлипами и ощущением неприятой холодной влаги от упавших на кожу и впитавшихся в ткань платья слёз. Смотрит на него, как на последний оплот постоянства в ежесекундно ломающемся пространстве, не в силах взять в толк, что и пытаться излечить "такое" - затея бессмысленная и бесполезная. "Но ведь будет же с упрямством своим несусветным, с верой в свершение справедливости липовой, как мёд её любимый, все силы свои отдавать действу, что и волоска-то с её головы не стоит. Безнадёжная совестливость крылатая, взъерошенная маленькая пташка, саму себя невольницей делает безвозмездно - знает же, что я не отпущу её никуда". "... и никогда, " - добавляет собственнически внутренний голос, предчувствуя, что так и будет, - "Никуда и никогда." - Если нужно залечить ранения любого живого существа, пусть даже самые-самые сильные, нужно обязательно представлять, что ты делаешь. Составь перед глазами картину, в которой под твоими руками заживляются ткани, порванное срастается воедино, кровь начинает течь по сосудам, а не хлещет на поверхность. Очень важно всё детально представлять, иначе магия без помощи твоего воображения может и не справиться, как обычно и происходит, - отчасти повторил, видя, что принцессе тоже хорошенько так морально досталось, пусть она и не билась сегодня на смерть, а лишь растаскивала измождённых врагов. Понятно было, что сейчас предпринимать правильные самостоятельные действия для девушки достаточно сложно, но после, очнувшись от пагубного воздействия на светлый разум расшалившихся нервов, она бы не простила себе, случись что с магом в то время, когда она могла помочь. Но не помогла бы. Карачун давным-давно научился врачевать собственные ранения, а также имел возможность попрактиковаться в лекарном деле и на иных заболевавших - на птицах, животных и, несомненно, на людях, а потому участие Зареницы было бы совершенно лишним. В конце концов снежный маг мог бы просто пару дней проваляться в своё удовольствие там же, где и прилёг, и раны затянулись бы сами, если же, конечно, сестрица не проснулась бы раньше данного срока с фанатичной идеей закончить начатое... "Хотя, это не в её вкусе, " - подумалось мужчине, берущему принцессу за руку и придающему направление тёплому бледножёлтому свету её магии, - "Заполучи Мышка в свои цепкие лапки бессмертного чародея, которому в силу обстоятельств сложно, или же, может быть, даже невозможно сопротивляться её забавам - и они длились бы очень, очень долго, пока ей самой бы не надоело. А играть бессмертному с бессмертным - всё равно, что всматриваться в пляшущее пламя или круги на воде разглядывать. Завораживает невероятно." Колдовство принцессы, исполненное странной чистоты непорочной и неразбавленной лёгкости не пришлось по вкусу остаточной, но сонной опять темноте. Она уверенно отвергала эту едва ощутимую мягкость, под которой заживали, тем не менее, разодранные когтями лисы ткани, и заживали не так уж медленно, хоть и недостаточно быстро по сравнению с тем, если бы колдун решил самоисцелиться. Самому Карачуну при этом было забавно наблюдать за собственной реакцией на эти безобидные действия и интересно ощущать её магию на себе, настолько другую, на его не похожую. Диаметрально противоположную. Через несколько минут чародей, совершенно избавленный от телесных ран, тепло, на сколько хватало характера, улыбнулся принцессе, погладил ту по щеке. Словно фонарик в матовой коробочке из толстого стекла засветилась изнутри, подобно своей магии, тепло и отзывчиво. Дрогнувшие уголки губ выдали непростительную доверчивость, но лишь на мгновение, не позволяя ей перерасти в настоящее чувство. Сбоку вдохнули как-то тяжело и свистяще, нарушая заветную идиллию. - Хах, мой первоклассный палач и спаситель в одном лице в себя приходит, - констатировал маг, подойдя к сестре и одобрительно глянув на "работу" собственного тотемного зверя. Незатянувшиеся раны, багряного цвета платье, мокрое от сочащейся крови, и с трудом и болью приходящая в себя их обладательница показались Карачуну достаточной расплатой за собственный порванный костюм и слегка упавшее настроение. "... на первый раз". - Невероятно трудно выбрать между "вот и мало тебе" и "спасибо". Что тебе больше нравится, сестрёнка? - осведомился, щелчком пальцев восстанавливая первоначальный здоровый вид вспоротой когтями хранителя тушке Сив. Ведьма захныкала, всем своим видом показывая, что ощущения от такого пусть и действенного лечения не из приятных. - Мне бы больше понравилось, понеси ты меня домой на ручках, - притворно жалостливо сказала, протянув к нему свои ладони, но, тем не менее, не делая попыток встать с земли. - Даже Зареница так не наглеет! - искренне и чистосердечно удивился Карачун, на миг становясь похожим на обыкновенного, " а, главное, нормального, " - промелькнуло в голове упомянутой магом волшебницы, человека. - Я пострадала от лап взбалмошного и непростительно дикого серого волка! - воскликнула Сив, чеканя последние слова и вливаясь в роль жертвы обстоятельств, - И мне смеют отказывать в мало-мальской компенсации за это варварство?! - Именно это и происходит, - подтвердил чародей, намеренно не обращая внимания на недовольные восклицания сестрицы. Та, обидчиво сверкнув глазами на брата, опустила руки и перевернулась на бок, надув губки и сложив ладони под щекой. - Пойдём, - посмотрев на Зареницу, сказал чародей, - Хозяйка почивать изволит. Одновременно сложил пальцы на правой руке, словно подзывал к себе Сив, и та, едва успев разгадать замысел мага, изменила действие его колдовства, всего лишь поднимаясь посредством магии на ноги, а не начиная парить над поверхностью, как неумершая до конца гоголевская паночка. Пребывая каждый в собственном настроении, покровители трёх индивидуальнейших природных стихий маленькой процессией двинулись к жилищу Сив, путь к которому сквозь бесконечные туманные пустоши знала только сама хозяйка. Заренице вспомнились малиново-бордовые листья винограда, оплетающего забор, золотистая ручка двери со сказочными узорами ней, уютные плетёные кресла в тёплой комнате и чашка ароматного чая, которая в прошлый раз волшебнице только представилась, но в этот же, несомненно, просто обязана быть предоставлена.