Сгоревшие перья

      Темнота застилала обзор не хуже ватного одеяла, накинутого на голову в попытке избавиться от слепящего света — предельно и абсолютно. Куда ни глянь, дремлющее пространство оставалось неизменным в своей сущности — апрельская ночь будто бы перестала являться таковой, передав свои права беспросветной ноябрьской сестрице, купающейся в прозрачной тьме, подобной чернилам каракатицы. Туманная влага мельчайшими каплями конденсировалась на теле Зареницы, на её ресницах, щеках и шее, в ямочке между ключицами; платье колдуньи вновь вымокло и чуть-чуть потяжелело, ступни неприятно замёрзли, поддавшись витающей в воздухе серой промозглости. Обхватившие и потирающие плечи сквозь сыроватую ткань ладони почти не согревали, кончик носа присоединился к ногам, заявляя о переизбытке воды и недостатке тепла в окружающей чистой и чёрной бездне. Пройдя ещё несколько нецеленаправленных шагов, магиня решила остановиться, дабы выдохнуть наконец спокойно и попробовать привести свои мысли в порядок — в черепной коробке творился сущий бедлам, вызывающий почти такое же недовольство, как и нескончаемая прогулка в полной темноте, отсутствии каких-либо звуков за исключением её собственного дыхания и невозможности следовать начертанным воображением ориентирам. «Что ж, во-первых,» — начала про себя девчонка, внезапно осёкшись и ясно представляя перед собой мглисто-обсидиановые глаза, невозможные белые волосы и вечную усмешку на лице их обладателя. «Один…» «Куда бы я не бежала, его тень неотрывно следует за мной, даже больше — она во мне, глубоко-глубоко… Там, под рёбрами. Неприметно затаилась, заставляя ныть моё чёртово сердце, такое торопливое с некоторых пор, словно вдруг проснувшееся спустя пару сотен лет и вздумавшее наверстать упущенные удары… " Резко помотала головой, выгоняя сентиментальные и несвоевременные глупости, необдуманным жестом отрицая их, выбеляя собственные чувства досуха, до абсолютного нуля. «Не стоит. Просто не стоит, Зареница, оно того не стоит. И он того не стоит. И ты того не стоишь.»       «Во-первых, за пару с хвостиком часов нахождения здесь, если внутренние часы не врут, на моём пути не встретилось ничего такого, чего следует остерегаться, как и ничего полезного, собственно, тоже. Сколько ни думай об Айсбурге, о лесе, её окружающем, о белоснежных сугробах и пронизывающем ветре, о каркающих воронах на ёлках — всё равно ничего не выходит. Почему же? Я представляю место назначения иначе, чем нужно? Слишком поверхностно? Недетально? Моя родная крепость не хочет подпускать меня к себе? Но неужели и весь лес тоже? И почти уже почившая хижина лесника, поросшая мхом и лишайником? Нет, думаю, дело явно не в этом…»       Немного поколебавшись, уселась лягушечкой, справедливо предположив, что изменение формы объекта никак не повлияет на его вес и проницаемость заколдованного тумана: не провалится она, в общем. Наверное. «Так почему же с Карачуном дойти до владений Сив мне удавалось? Быть может, потому, что там нас ждали?» Закусила губу, признавая очевидное, откликающееся мысленной болью и какой-то раненой сладостью, к которой принцесса тянулась подсознательно, всей душой, и которую пыталась выжечь на корню, безжалостно… и бесполезно: «Быть может, и он смог вернуться по туманной дороге, потому что я его ждала. Тогда, после первой нашей встречи с его сестрицей. Ненавидела и ждала, ибо на большее была неспособна.» «Твой космос,» — прошептало пространство голосом чародея, теряясь в ещё более волнистых от влажности, чем обычно, золотистых волосах, — «Будет угасать и разгораться вновь несчётное число раз, и каждый новый — равносильно первому. Неужели ты думаешь, что наблюдать со стороны не столь же увлекательно, как непосредственно участвовать в этом?»       Вспомнились прикосновения его ладоней, мягкое поглаживание по голове, уносящее в неведомые дали тепло объятий, в которых так хочется забыться и хоть на чуточку почувствовать себя счастливой. «Тепло, ну кто бы мог подумать! Волшебник темноты и зимы умеет дарить тепло… Естественно, только когда сам того пожелает. Интересно, скольким людям кроме нас с Сив выпал шанс узнать об этом?»       «Но, если и дальше так сидеть, предаваясь памятным сюжетам, боюсь, наша Обитель сможет познакомиться лишь с противоположной его стороной: с огнедышками, с пепелищами… со всеобщим упокоением… и с полным безразличием. И именно поэтому главный вопрос в повестке дня: «Из-за чего же я всё никак не могу дойти до Айсбурга, до моей обледеневшей серой крепости?»       Внутреннее эхо тихо и препротивно засмеялось голоском сребровласой сестрицы, выуживая уже начавшую растворяться в прошлом фразу: «А в случае неудачи ни одну сотню лет бродить бы этой беспечной по туману, в поисках неизветно чего, да и найти выход лишь с моего позволения и с потерей памяти обо всём произошедшем.» — Ах вот оно что, — вслух произнесла магиня, сжимая пальцами аметистовый кулон и чувствуя, как натянувшийся шнурок впился в кожу шеи, — Вот оно что…       В животе неприятно заворочалась тревога, мысли рванули наперегонки со временем, стремясь во что бы то ни стало предугадать хотя бы парочку возможных событий, ожидающих колдунью в недалёком будущем. «Но как же мне определить, где проходят границы территории Её Величества? Не над всеми же туманными угодьями, в конце концов, она имеет власть? Наверняка их можно обойти… Скорее всего ведь можно же, правда? Да и затеряться здесь на пару сотен лет, с памятью простившись при этом, ух как не хочется. Вернее, и хочется, и не хочется одновременно, но первое — лишь слабость, лишь только детское естественное желание легко избавиться от проблем, которое во взрослой жизни, увы, уже нельзя принимать во внимание. К тому же, неизбежно знакомиться с ними обоими во второй раз — после того, как она по воле добрейшей Сив вернётся с затянувшегося моциона — это совсем как-то не смешно звучит. Знакомиться, пытаться бороться, лавировать, и в итоге вновь подчиняться их воле. Доверять ему себя, свою жизнь, свою крепость и судьбу целого мира, на которую он чихать хотел.» «Да уж, перспективы весьма радужные,» — подвела итог Зареница, переставая терзать украшение и пытаясь вообразить тонкостенную светящуюся сферу, сотворяя её при этом длинными и летучими пальчиками, — «Забыть не только о себе, но и том, как можно предотвратить, казалось бы, неизбежную гибель нашего мира — всего-то навсего уничтожив переход в другие Обители, открытие которого сулит химерами и небытиём. Всего-то в мелкие щепки превратив неприметную на первый взгляд шкатулку с сюрпризом под крышкой, или же спрятав её по-надёжнее, в ином времени, может — и всё, космическим рыбинам этот путь под небо закрыт раз и навсегда, распрощаться с планетой, прибегнув к их помощи, не получится… Придётся Карачуну действовать самому… Или с Сив за компанию, что, пожалуй, даже с полчищами химер в сравнение не пойдёт. Боги Солнца, нет, только не это!»       Из-под прохладных ладоней, будто бы методично гадающих на волшебном шаре, выплыла небольшая, но ярко светящаяся в темноте сфера. Её стенки были похожи на ткань коробочки физалиса, будто бы такие же похрустывающие на вид, с изящными тонкими прожилками, однако почти совершенно прозрачные, нежно-жёлтые, сотканные из слабого солнечного свечения и не имеющие ничего общего с формой и задорной оранжевостью китайского фонарика. Внутри же просвечивающихся стенок лучилось ядро, насыщенное, бело-жёлтое, выхватывающее из тьмы изрядную часть пустого пространства и обозначающее облачка пара, срывающиеся с губ принцессы. С иточником света, невесомо парящим подле девушки, стало как-то легче и приятнее; ощущение собственной магии, такой живой и тёплой, пробегающей по рукам, да и, кажется, по всему телу вместе с кровью в капилярах… не обнадёживало, нет. Но давало понять, что жизнь — не такая уж и пакостная штука.       Поднявшись на ноги, Зареница решила пройти ещё немного, внимательно вглядываясь в ночную мглу в поисках хоть крошечного пятнышка света или же ощущения слабейшего дуновения ветерка в конце обступившего со всех сторон безразмерного тунеля. Напевая от скуки нечто знакомое и обволакивающее нежностью, солнечная ведьмочка блуждала в клубах тумана, а под её кедами, при каждом новом шаге их обладательницы, высекались и пропадали в вездесущем мареве жёлтые снопики искр. Образ Айсбург заученной картинкой вместе с обширным словесным описанием стоял перед внутренним взором, по интенсивности вслушивания в пустоту ушки уже давно наверняка находились где-то возле макушки, зрачки существенно расширились от долгого сканирования полумрака, заполняя янтарную радужку блестящей чернотой с горящими внутри настороженными огоньками. Пальцам правой руки вновь вздумалось облюбовать кулончик, поглаживая гладкий прохладный камень, и вот, как показалось магине, стустя несколько обещанных сотен лет, её лица неожиданно коснулся проснёсшийся окуда-то слева порыв холодного, но слабого пока ветра. Интуитивно выбрав направление, девушка зашагала вслед за ним, вскоре уловив и другие, чуть более резкие и сильные потоки воздуха. Нарушающее темноту беловатое свечение, показавшееся чуть позже ощущения прохлады на щеках, становилось всё интенсивнее, расширяясь в размерах и постепенно очерчивая облачную гладь светло-серого зимнего неба с привольно прогуливающимся в нём несильным ветерком. «Ну наконец-то, слава магии, я добралась!» — успело радостно пронестись в голове у Зареницы, прежде чем та почувствовала неладное: вечнозелёного леса… не было. Ни единой ёлочки или сосны, ни намёка даже на любую мало-мальскую растительность. Недовольно вздохнув, принцесса решила пройти вдоль кромки найденной реальности, не покидая пока тумана, дабы узнать, куда её завела нелёгкая. Шагать по зыбкой темноте, видя чуть правее пригласительно раскинувшиеся северные просторы, было по меньшей мере непривычно: хотелось перепрыгнуть на «твёрдую землю», зачерпнуть полные горсти кипельно-белых снежинок, рассмеяться и упасть в их мягчайшее скопление, позабавиться и сотворить снежного ангела. Останавливали лишь предполагаемая невозможность вернуться в зачарованный туман коломенских стен да до сих пор невыясненное местонахождение.       Спустя четверть часа прогулки быстрым шагом по границе заледеневшего мира на горизонте перед принцессой показались горы. Тёмно-серые, нежно-пепельные и местами едва ли не чёрные, они поражали. Захватывали дух с первого взгляда, как бескрайнее звёздное небо, как ревущий лесной пожар, играючи обращающий в факелы толстоствольных гигантов. В них чувствовалась сила, природная, чистая, совершенно иная, нежели сила людей — похожая на бесконечный священный напиток, лёгкий, словно воздух, и будто бы физически вкусный, впитывающийся в мышцы, в волосы. «Невероятно,» — подумала Зареница, с нежданно появившейся на губах улыбкой шажок за шажком продвигаясь всё ближе к заснеженным вершинам, — «И даже с учётом того, что мне до них, по идее, ещё несколько часов идти. Да эти горы сами по себе являются какой-то нереально мощной божественной батарейкой, чем-то напоминая скалы Сив, но эти несомненно масштабнее. И реальнее. Поэтому я могу рискнуть и предположить, что сейчас нахожусь не во владениях сестрицы, а где-то возле настоящего мира, правда, опять-таки, в неизвестно каком времени. Ума не приложу, как Карачун умудряется находить правильные дороги… здесь, где пропа’сть — что моргнуть, или даже легче. В этом иллюзорном и туманном нечте, снаружи окружённом и подсвеченным коломенским небом, а изнутри не имеющим ни течения мгновений, ни нормальной силы тяготения.»       Уровень снега за фиктивной разделяющей полосой возрастал, скорость порывов несносного ветра и его умение пробирать до костей увеличивались подобно желанию магини хорошенько выругаться в подступающую пургу — вызывающие любопытство горы приближались мучительно медленно, словно бы подчёркивая отсутствие в девчонке и намёка на дар Магомеда. Конечности с каждой минутой всё больше предательски коченели и даже начали онемевать, в животе периодически пробуждались грустные киты, призывающие наконец обратить на себя внимание. В таком состоянии скрестившая руки на груди и надувшая щёчки принцесса, неумолимо раздражаясь, прошла ещё несколько долгих четвертинок часа, старательно отгоняя навязчивые мысли о том, чтобы присесть спокойненько в тумане, а ещё лучше прилечь… поспать немного, отдалиться ненадолго от всего этого, пусть даже в грёзах. В какой-то момент почти незаметно для себя, делая очередной шаг в неизвестность, ведьмочка почувствовала, как внутри что-то тревожно сжалось, будто всё её существо на миг затаило дыхание. Поймала себя на этом ощущении и остановилась, недоумённо пытаясь сообразить, что же произошло. Медленно отшагнула назад, вновь проследив, как откликаются неосознанным уколом холода внутренности, словно бы нечто, так воздействующее на них, находилось прямо в воздухе, возле самой волшебницы. Внимательно оглядевшись и удостоверившись, что ни одного живого существа на многие метры вокруг не имеется, решила оставить без внимания стянувшиеся тугим серым шариком в центре груди переживания и попробовать пустить едва видимый солнечный блик на воображаемую неразличимую преграду, предположительно находившуюся в снежной реальности. Помедлила ещё секунду, аккуратно создавая на указательном пальце невесомое желтоватое пятнышко и намеренно снижая интенсивность свечения, глубоко вдохнула для храбрости и сощёлкнула его в порывы студёного ветра. Сначала зайчик совершенно пропал из виду, но потом вдруг отобразился на чём-то будто бы плоском. Поперемещав его в разные стороны от изначальной точки, удалось установить, что неразличимая глазом, но ощутимая телом стена является невероятно высокой и чуть-чуть выпуклой, возможно, подобной половинке сферы, укрывающей многовековые горы и их окрестности.       «Хотя, кто знает, может, эта невидимая оболочка на самом деле полная сфера, — рассуждала принцесса, вплотную подойдя к очередной границе на своём пути — на этот раз перпендикулярной ему, — Только вот кем и зачем она создана? Для сдержания или же, наоборот, для сохранения чего-то, в ней находящегося, подобно действию заклятия «Кровавой Правды»? И вновь бесчисленные вопросы, не предполагающие наличия для меня ответа, эх… "       Захотелось проверить, хоть и чуть-чуть страшновато было, не пройдёт ли её рука в настоящем мире сквозь наколдованный барьер — и, не возымев желания противостоять искушению, Зареница протянула ладонь за пределы туманного сумрака, в белую зимнюю стынь. Подушечки пальцев обожгло холодом, однако в то же мгновение они почувствовали какой-то непривычный, словно бы сгущенный воздух, на который, казалось, можно было нажимать, словно на очень мягкий но, тем не менее, достаточно упругий неизвестный материал. Несмотря на это, кисть без всякого сопротивления преодолела чудну’ю завесу, переместив ощущение непонятного атмосферного браслета на запястье; из-за чего-то подумалось, что лучше стоит прикасаться ко внешней стороне границы (или не прикасаться к ней вообще), не испытывая лишний раз судьбу — ведь до сих пор доподлинно не выявлено, «что там спрятано внутри».       Видоизменённый воздух под пальцами быстро перенял их температуру, слабо нагреваясь под действием исходящего тепла. Однако спустя каких-то полминуты он вновь начал леденеть, очерчивая кромкой инея отчего-то больший ареал длани, нежели у удивлённой волшебницы. След ладони под кожей перстов девушки более всего походил на мужской; возле висков оцепеневшей магини похрустыванием отдавались далёкие шаги, несомненно сокращающие расстояние между ней и их хозяином, но сдвинуться с места почему-то не представлялось возможным.       Знакомая кисть накрыла морозный отпечаток, едва-едва не встречаясь с покалывающим теплом её прикосновения. Они задержались взглядами друг на друге, простояв так ещё несколько мгновений — без слов, не нарушая наколдованную и личную границы, прищурившись и оценивая: сложившуюся ситуацию, истинную сущность под оболочкой тела оппонента, обобщившийся и волнами накрывающий пульс. Мужчина выдохнул, слегка склонил голову набок, улыбаясь. Заренице показалось, что за этой улыбкой кроется обдумываемое желание вцепиться ей в горло да сомкнуть челюсти покрепче. Выражение лица и долгий взгляд выдавали нечто звериное, нечеловеческое. Девчонка начала сомневаться, а за того ли она приняла встретившего её по ту сторону… хозяина заснеженных земель? — Не припомню, чтобы я был тобой, — голос «отражения» Карачуна звучал непривычно и хрипловато, но всё ж-таки узнаваемо. Обычно живая чернота глаз с умело скрываемыми всполохами мыслей и эмоций будто бы заледенела снаружи, покрывшись толстой коркой желания не видеть, не замечать происходящего вокруг, отстраниться и отдалиться от всего, насколько это возможно, в противовес пылая изнутри так неистово и отчаянно, точно первобытная мгла проснувшаяся, от чего хотелось закричать, зажмуриться и побежать, не оборачиваясь. — Не припомню, чтобы ты когда-то носил эту странную чёрную… хламиду, — сказала девушка в ответ на совершенно непонятное изречение колдуна, ловя его усмешку — резковатую, нетипичную, — Слушай… — незаметно для самой себя свела бровки, чрезвычайно глубоко внутри желая, чтобы он оказался самим собой — таким, каким она его едва-едва успела узнать, — А это точно ты? — Ага, — протянул немного, глядя прямо в её глаза сквозь туманное марево небытия, — А теперь выйди-ка ко мне, солнышко, — поманил голосом и жестом, очевидно, ожидая беспрекословного подчинения, — Созерцать одну лишь твою ручку… пусть причудливо и маняще, но, знаешь ли, мало. — Размечтался, — прошептала магиня, пытаясь убрать кисть от невидимого купола и с тенью негодования замечая, что от этих попыток начинает неприятно жечь в середине ладони. Пальцы будто бы магнитом притягивало к наколдованной преграде, что не могло не являться причиной зарождающегося в горле бешенства, грозящего облечься в весьма неизысканные выражения, — Так, — вдохнула и выдохнула, проглатывая нерождённый рык и не сводя взгляда с очей мужчины, — Сейчас же отпусти, иначе жахну, как ты там говорил, четвёртым уровнем… — Четвёртым уровнем? — с полуулыбкой переспросил чародей, преспокойно отдаляя свою ладонь от заиндевевшего отпечатка на границе и начиная выводить что-то пальцем в районе намертво приставшей с внешней стороны длани девчонки, — Неплохо… — Да что неплохо-то? — траектории начертанных линий тонкими проволочками едко пламенели под кожей, заставляя воспользоваться не только физическими усилиями, но и магией, для того чтобы отдёрнуть руку. С результатом, тем не менее, печально обыкновенным для изрядной части деяний Зареницы — никаким, — Сейчас будет плохо, вот увидишь. — Не советую, лапочка, сама себя погубишь, — недобро сверкнул глазами, ставя заключительную точку в своём колдовском произведении на пятачке кожи девушки — словно угольком из догорающего костра дотронулся, от чего та зашипела, зажмурившись, и подняла мордашку к небу. Ну, как к небу — к высшим слоям межпространственной темноты тумана, — Заклятье, видишь ли, отрикошетит. — Не думаю, что через несколько сотен лет мне это бы понравилось. Хотя, кто знает, — добавил чуть позже, когда Зареница, наконец, смогла отдёрнуть многострадальную ладонь, не окончившую своего полного пропадания в зареальном мареве.       Выдохнуть собственное неверие удалось значительно позже сделанного вдоха, все разумные мысли, казалось, покинули поражённое сознание. Пальцы сжались в замок, закрывая собой оставленную чародеем метку, хороня её под приятной прохладой подушечек. — Хочешь сказать, что ты… тот ты, с которым я сейчас разговариваю, из прошлого?       Но кое-что в голову всё-таки пришло, прозвучав отчётливо и привнося с собой налёт неясной тяжести: «Как же мне повезло, кто б мог подумать! Набрести на более молодого Карачуна вместо того, чтобы выйти к Айсбург. Удачное стечение обстоятельств уровень «Зареница». Интересно, а насколько более молодого, кстати? И вот так, получается, мы впервые познакомились? Вернее, Карачун и моя рука. Вернее, он — впервые, а я уже не впервые. Да быть не может всего этого.» — Я из настоящего, — приподняв бровь, ответил волшебник, — И ты из настоящего. Понятие «будущее» и «прошлое» многогранны и условны, они зависят от бесчисленного количества переменных и используются для упрощения течения времени. А оно настолько живое и пластичное, что и вообразить трудно. Поэтому у нас есть только настоящее, несмышлёная Зареница. Понимаешь? — Да ну нет же! Вот опять ты… — в бессильной злости волшебница ещё крепче сжала кулачки. Упоминание собственного имени из уст мужчины мгновенно напомнило о том, что в чтении мыслей (её собственных — это уж точно) ему нет равных, и натолкнуло на подозрение, изнутри похолодеть заставившее: «Неужто с этого самого, такого далёкого от моего настоящего дня… он уже, уже, чёрт побери, знает обо мне всё? И сделает всё точно так, как помню я сейчас, чтобы… открыть мою Айсбург… Шагнуть в чёрное небытие и под «пока, прощай» уступить дорожку химерам? А Сив, наверняка, что-нибудь, по её мнению, забавное скажет, из серии: «Ребята, не торопимся, Земли на всех хватит! По очереди, не толкаемся.» Ну нет же, нет! "       Сама того не заметив, девушка уже сидела в тумане, обхватив руками теснившуюся отчаянием голову, не представляя, что теперь делать, но зато прекрасно осознавая, что эта их встреча была поистине ключевой, и предметом для отпирания всевозможных тайн и дверей являлся никто иной, как она сама. Намётки зыбких планов по спасению любимого мира распадались в прах, будто бы от дуновения ветра на нечто в величайшей степени непрочное, саморазрушившееся от древности; непрошенные мысли клубились беспорядочными роями, вызывая желание абстрагироваться от происходящего, заставить окружающий мир замолчать. Уйти в пустоту. — Прелюбопытнейший бардак в голове, — констатировал чародей, усевшись в позу лотоса и демонстрируя в полуулыбке странные, заострённые зубы. В сочетании с блестящей чернотой глаз, невероятно бледной кожей, бесформенным угольным одеянием с высоким воротником и маленькими кисточками на нём, чуть голубоватыми в тени длинными волосами, кипельно-чистыми, как бесконечный снег вокруг мужчины, они скорее походили на что-то само собой разумеющееся, нежели чужеродное хозяину. Но одновременно сразу же становилось понятно, что за невидимой наколдованной стеной находился далеко не человек и едва ли не настолько же далеко — обычный волшебник, хотя заурядных в этом причудливом народе просто-напросто не наблюдалось, — Не хочешь попытаться предотвратить свои страшные-ужасные фантазии прямо сейчас? Такой шанс… — тембр его голоса по непонятным причинам успокаивал, заставляя, по крайней мере, бесчисленные скопления мошкары раздумий кусаться не так больно, — Я — прямо перед тобой, — прохладная безвыходность постепенно конденсировалась в центре груди, отдавая то ли мятой, то ли обоюдной раной запястий перед вхождением в транс когда-то давным-давно, — Многие события пока ещё не успели произойти… Решайся, моя неугасаемая.       » — Ну ты же убьёшь меня,» — сердце стучало бешено, его отзвуки доносились откуда-то от ключиц; в свечении янтарных очей теплилась сладкая боль. «… такая, что только у неё бывает, такая, которой я никогда не смогу насытиться.»       Взгляд чародея обволакивал. Казалось бы, он пленил, одевая в едва видимую темноту, но почему-то дышать в ней становилось легче. " — Всё в твоих руках.»       Девчушка взглянула на раскрывшуюся карту ладони, единственное переливающееся слово на языке древних, заключённое в паре незатейливых символов. Усмехнулась, чувствуя себя сумасшедшей, ощущая неожиданно упавшие капли влаги откуда-то сверху. " — В моей руке лишь только твоя магия… "       » — В твоих руках твой мир, девчонка. Мир, который ты наверняка потеряешь.» Вскочила на полувдохе, не отдавая отчёт движениям собственного тела под действием мимолётных искр гнева, всколыхнувшегося страха, всей находящейся внутри смеси гремучей, хотела шагнуть вперёд и протянула руку, чтобы, наверное, влепить банальную, немагическую пощёчину, но коварное пространство изволило исказиться в самый неподходящий момент. С досадливым цыканьем ловя захлебнувшийся плотностью крик и переставая чувствовать чужое присутствие рядом, колдун поднялся на ноги, отряхивая полы своей «чёрной хламиды». Ему понравилось это сочетание слов, но больше — её доверчивое чириканье из видоизменённого пространства через стенку. Хотелось заковать эту незадачливую пташку в золотые цепи и увести с собой, в безлюдную и тихую снежную вечность, где нет никого — ни Мирана, ни братьев, ни Елеазара, ни прочих душ в телесных оболочках или же без них. Хотелось, чтобы она светила только ему — а ведь она умеет, он сам это видел сквозь коридоры памяти солнечной магини. Видел нежный жёлтый цветок и волка, видел посиделки на краю пропасти и чашку горячего чая. Карачун впервые за почти девять тысяч лет видел собственными глазами частичку живого человека настолько близко от очерченных перед ним границ. «Очень даже интересно будет посмотреть, станет ли сама Обитель сопутствовать нашей следующей встрече, или же устроить «пока-прощай» удастся со второго раза? Так ведь тянет поквитаться с братиком… "

***

      Внезапно поредевший под ногами туман заставил тело безвольно тонуть в нём, проваливаться всё ниже неконтролируемо быстро и безвозвратно. Дыхание перехватило от слова совсем, и по этой причине пытающийся выжить вопреки всему разум находился в лёгкой предсмертной панике. Шевелить руками и ногами удавалось с трудом, словно бы окружающее принцессу зыбкое ничего вдруг вздумало уплотниться, да ещё похлеще воды, а поэтому и проку от манипуляций хозяйки безвольных конечностей не было никакого — падение не прекращалось. «Ну вот, ещё несколько секунд… и я задохнусь в полёте. Хоть что-то хорошее за сегодняшний день,» — подумала было волшебница, через пару мгновений нечаянно ловя вожделенный вдох воздуха и почти тут же встречаясь спиной с твёрдой поверхностью, выбившей и этот неожиданный глоток жизни, и, кажется, последние силы из её уставшего существа. В глазах потемнело и затем расцвело от желтоватых каскадов искр, затылок, спина и бёдра будто бы выжигались изнутри пульсирующей, всеобъемлящей болью. С губ сорвался надсадный звук, облачком пара поднявшийся ввысь и растащенный порывами ветра. Несколько минут подряд распластавшаяся на гладкой опоре Зареница просто пыталась не уйти в безсознательный морок, глотая понемножку небесный холод через рот и не подозревая, что резкие громкие вскрики вокруг неё и в большинстве своём над ней — не мольбы отключиться её собственного измученного тела. Спустя довольно продолжительное время, проведённое на грани между желаниями уступить, наконец, этой многогранной боли и просто дышать, переключиться на вкусный, бесконечный зимний воздух, принцесса начала ощущать, как отбитые части тела стали понемногу закоченевать. Руки и голени успели замёрзнуть более всего остального; посмотрев на подушечки пальцев ладони, девушка сморгнула остатки спасительной черноты и заметила капли воды на них. Стиснув покрепче зубы, магиня кое-как поднялась на ноги, окинув взглядом огромную льдину, которая, как оказалось, висела не то чтобы довольно высоко над землёй, но до облачного слоя расстояние было гораздо меньшим, нежели до запорошенной тверди. Надоедливо громкие скрежещущие крики заставили поднять очи вверх и в который раз за последние сутки лишиться дара как-либо выражать эмоции. В нескольких десятках метров над головой девчонки зияла рваная «дыра», проделанная прямо в воздушном пространстве, которая, однако, достаточно быстро зарастала по непонятным причинам. Из этой краснеющей небесной бреши, издавая вперемешку рычание, клёкот и звуки вопящих горгулий выплывали упитанные химеры, стремясь побыстрее протиснуться сквозь сползающиеся её стенки. «Обитель сама себя лечит,» — подумала было Зареница, чувствуя, как эта невесомая мысль, подобно легчайшей бумажке, теряется в уносящем её ночном дуновении с редкими скоплениями снежинок. Летающим рыбинам, к сожалению, был предопределён недолгий срок пребывания в подсвеченном фонарями чудном земном небе: изрядная их часть успевала проделать путь в несколько добрых саженей до заветной наводнённой людьми суши, но после практически мгновенно сбивалась леденящими зарядами чистого колдовства. Орущие, быть может, от внутреннего всепоглощающего огня создания превращались в хрупкие голубоватые парящие скульптуры, теряя свою внешнюю твердокаменность, горячее магматичное нутро и волшебную, но слабую такую сущность. «И выглядело это всё… отвратительно. Иного определения не подбирается. Хотя, мне же неизвестно, прошлое это, или же всё-таки будущее, так что с равной вероятностью можно сказать и «будет выглядеть», " — принцесса взволнованно вздохнула, — «Так бы не хотелось, чтобы это всё произошло через неопределённый промежуток времени… Так бы не хотелось самой стать причиной этого кошмара! Но кто же на данный момент стоит за разрыванием защитного купола неба? Неужели он? И кто тогда защищает Землю от огненных монстров? И последний, но всё же не желающий забываться вопрос — почему и как прореха затягивается?»       Обернувшись вокруг себя, солнечная волшебница отыскала зависающие невдалеке источники череды заклинаний — отдалившись на полсотни метров от почти уже сомкнувшейся трещины и леветируя на практически равных расстояниях друг от друга, шестеро магов в белых санях методично отстреливали последних исчадий космического пространства. Разряды вибрирующей, будто гроза, магии били точнёхонько в цели, и вскоре от оравы вопящих бестий остались лишь их символические ледяные копии, распадающиеся прямо в воздухе на отдельные замёрзшие кусочки, а затем и вовсе на несущественную снежную пыль. Будто бы ничего и не было. Словно бы маленькая голубая планета и не была какие-то полчаса назад на грани уничтожения.       Внезапно с далёкой земной поверхности до Зареницы долетели отголоски радостного крика тысяч людей, вызвав непреодолимое желание улечься на непонятным образом парящую в небе льдину и свесить голову вниз, повслушиваться подольше в это счастливое многоголосое ликование. За восторженными возгласами, вдруг начавшими звучать как какая-то неразличимая с большого расстояния фраза, незамедлительно последовали ввинчивающиеся в тёмную высь свистящие, резкие предвестники последующих за ними пугающих хлопков. В отражении глаз поражённой принцессы, буквально скованной нереальностью происходящего, расцветали с громким треском неописуемой красоты фонтаны, светящиеся в небе несколько сказочных мгновений и гаснущие, словно по мановению волшебной палочки. На месте пропавших зажигались всё новые и новые рождённые во взрыве гейзеры, окрашивая эту шумную ночь в добела-розовые, раскалённо-красные, золотисто-жёлтые, гирляндочно-зелёные и чарующе-синие цвета, вызывая чувства детского восхищения и непосредственного участия в разворачивающемся внизу фантастическом ритуале людей. Представилось, как до улыбки от уха до уха и сверкающей в оконцах души радости весело было бы спуститься на венчик одного из этих ярких и быстротающих цветков и препепрыгнуть на следующий, смотря, как под оттолкнувшейся ногой исчезают хвосты из искр, сливаются с окружающим их мраком. И так протанцевать в созданном кем-то из собравшихся внизу небесном саду целую ночь, напрыгаться от души, наулыбаться и насмеяться, ловя руками завитки разноцветных бумажек и блестящие конфети.       Пребывая в мире грёз, девушка и не заметила появления кого-то иного за спиной, охваченная чувством какой-то энергичной, сходной с пузырьками в газировке, эйфории. Однако, почувствовав первые беззвучные шаги, магиня встрепенулась, поспешно усевшись на колени и повернувшись назад. С губ помимо воли слетело: — Божечки мои…       Остановившийся перед ней колдун усмехнулся — и уголком рта, и глазами. — Твои. — Почему меня швыряет из одного момента времени с тобой в другой? — задала совсем не тот вопрос, который вертелся на языке. Повернулась к мужчине, но вставать на ноги всё же не стала — даже банально сидеть с относительно прямой спиной было до сих пор больно. — Стало быть, потому что ты этого хочешь. Логично? — Не логично, — Зареница скрестила руки на груди, опуская взгляд на неизменный лёд под подолом серого платья, — Я не к тебе хочу. — Конечно, — и бровью не поведя, согласился волшебник, несколько секунд глядя на девчонку и хмыкая её потрепанной фигурке.       Сделал ещё парочку шагов к ней, наблюдая, как ладони принцессы переместились на гладкую опору за её спиной, видимо, предворяя желание подняться и уйти куда-нибудь подальше, а в глазах загорелась решительность с выплывающей на передний план настороженностью. Вновь остановился, присев на корточки. — Уползаем?       Зареница тихо выдохнула, пальцы за спиной сжались в кулачки. В глубине тёмных зрачков отразились злость и подавляемая, но порой проскальзывающая на поверхности усталость. — Это ты сделал? — кивая на ещё не распавшиеся ледяные статуи химер, озвучила то, что волновало больше всего и поразительно напоминало едкую субстанцию на порезе. — Да нет, это братья мои, — состроив прискорбное выражение лица, ответствовал маг, — Ни одной огнедышки не оставили. — Ни одной? — с недоверием и каким-то ложным облегчением в голосе переспросила ведьмочка, тут же одёргивая себя, — Ну а… - …кто же тогда разрезал небо? А как ты думаешь, девчонка? — в глазах говорящего появилось нечто, совершенно не понравившееся принцессе — притягательное и обжигающее, но опасное чертовски, — Кто за десять тысяч лет успел не только изучить вдоль и поперёк, но и проклясть и небеса глухие, и всех, под ними живущих? Кто своими глазами мог видеть лишь окаменевшую породу да снег, да чёрную свою хламиду, а в довершении — на счастье вынырнувшую из воздуха ручку? Кто, итак имея огромное число возможностей покончить с этим безнадёжно грустным цирком, находясь и в Ледяных Горах, продолжал ждать… чуда? Прощения? Любви? И всякого прочего, лживого, несущественного и не существующего? И кто, так и не дождавшись, вышел в тающий на глазах, неизлечимо больной мир и возвратил ему маленькую частичку себя — такого, каким его этот же мир и выточил, желающего… уничтожить? Предположи, Зареница, — в отличие от прочих слов, пропитанных ядом, что травил мужчину изнутри, последнее предложение прозвучало на удивление мягко, словно бы вытаскивая из его овеяной прохладной болью короткой исповеди.       Целостные объединения звуков застряли где-то в глотке, казалось, что их не получится выцарапать оттуда при всём желании. Собственные спонтанные измышления казались чужими, пролетающими где-то вне волшебницы и в ней самой одновременно: «Жаль неимоверно…», «Будет и на нашей улице адик», «Я его совершенно не знаю»… Посидела так пару минут, просто позволив себе обработать и запомнить столь новую информацию, окунуться в разнообразие ощущений, пришедших от её принятия. Услышать свои последующие слова получилось тоже как бы со стороны, словно сознание при этом немного отдалилось от физической оболочки: — Ты, верно? Это ты — всему виной. И ты же — всему спасенье.       Правда высказанной фразы непослушным шнуром вилась в пространстве, достаточно справедливая, но пока не принятая. Никем из них двоих. Не веря в реальность происходящего, Зареница протянула вперёд руку с раскрытой подрагивающей ладонью. В этом жесте было так много всего, что пояснять как-то своё действие и не пришло в голову.       Мужчина смотрел на неё всё так же непонятно жгуче и почти ощутимо тяжело, от этого взгляда сжимались внутренности и захватывало дыхание. — Убью ведь.       Прозвучало совсем не как шутка, но и не как угроза или предупреждение. Скорее как предопределённый факт, невысказанная просьба: «Ты же знаешь это, отчаянная Зареница. Поэтому просто доверься мне.»       Грудная клетка и кончик носа совершенно предательски замёрзли, сердце ощутимо колотилось совсем рядом, под рёбрами. Девушка неслышно выдохнула и закрыла глаза, чуть опустив голову. Магиня словно бы оказалась в воображаемом оке бури — чувство тишины и спокойствия в центре переходило в неистовые порывы гневных воплей разума в дуэте с молениями инстинкта самосохрания.       Протянутой руки коснулась ладонь чародея, погладила костяшки пальцев и несильно потянула вверх, принуждая подняться. — Вот так вот, значит?       Тепло его прикосновения отзывалось внутри по-детски искренно, принцесса чувствовала, как их пальцы переплетаются, и долгая пропасть между ними - колдуном темноты и волшебницей света - милиметр за милиметром растворяется. — Вот так…       Выдохнутое принцессой подтверждение утонуло в жадном поцелуе. Собственническом, неожиданно-ожидаемом и таком нужном. Им обоим. Пустой холод в груди начал оттаивать, и глаза открывать совсем не хотелось. Было страшно, хорошо и спокойно одновременно, мысли путались, плавились и исчезали. Когда, наконец, девушке удалось свободно вдохнуть, она заглянула в глаза чародею, соизволившему немного отстраниться. Подушечки пальцев левой ладони стиснули жёсткую ткань одеяния мужчины где-то возле плеча, помогая сознанию оставаться в этой же реальности. - Знаешь, мне кажется, я набегалась.       Карачун улыбнулся, аккуратно погладив её по щеке, развернул к себе спиной и заключил в кольцо неоспоримых объятий. - Тебе кажется, моя долгожданная. Тебе кажется.