Тебе только в Тамтоже и жить

Уилтон был самым обыкновенным парнем с рядом наклонностей и кучей привычек, с грехами и талантами. Худощав и неприметен. С тех пор, как матушка едва не оттяпала ему ухо ножницами, стрижка сделалась его злейшим врагом, и торчавшие вихры приводили к насмешливым замечаниям опрятных мужчин и привыкших к другим стандартам внешности женщин. Пожалуй, только этим он и выделялся, а в остальном — типичнейший представитель своей эпохи. Вот только и с самыми простыми людьми иногда происходят чудеса. Уилтон был пятым ребёнком в семье, и к его появлению родители утомились устраивать детей на престижные места. В их уважаемом социуме в почёте были чиновничьи профессии, военные и политические должности, а в городе Фогбурде, где юноше посчастливилось или не очень родиться, также немало ценили литераторов и банкиров. Большой выбор, надо отметить! Да только душа поэта стремилась к чему-то спокойному и умиротворённому. Отец, почитаемый ветеран войны по фамилии Шенгир, пытался устроить младшего сына на фабрику. Уилтону быстро осточертела эта работа. Он подался в почтальоны — не свезло. И в роли официанта себя пробовал, да не пошло как-то. В итоге парень остановился на должности садовника. В их провинциальном городке многие разводили сады возле домов, да ухаживать не умели, либо времени не хватало. Все на важных постах, всем нужно блистать в гостях богатых друзей и выезжать за город на игры в гольф, а не возиться с землёй. Вот простачкам и достаются работы садовников и разносчиков писем, даже если в действительности они не так хорошо с ними справляются. Так кем же вырос Уилтон? Ярко выраженных талантов он за собой не наблюдал, да и другие на них не указывали. Парень проявлял живой интерес ко многим занятиям и не боялся пробовать новое. При этом, гоняясь за количеством, он сильно терял в качестве. Ни в одном увлечении Уилтон не достигал совершенства, что не огорчало его, хотя кто-то сказал бы, что такой подход — приговор. Парень растрачивал себя направо и налево, вместо того чтобы отточить один навык. Если бы он делал карьеру, ему бы это сильно мешало. Уилтон был, несомненно, воспитанным и начитанным парнишкой. Родители его не терпели грубости, вульгарности и высокомерия и вложили в детей ровно столько, сколько сами понимали о мире и его обществе. Следует отметить, что мир, в котором жил юный садовник, походил на наш, каким его помнят в конце XIX века. Однако в их параллели под боком разместился неведомый нам островок реальности — страна, или королевство, или кусочек чужеродной Вселенной под именем Тамтоже. Он не занимал какой-то конкретной территории мира, так что войн за поселения не велось. Тамтоже обитал в карманном измерении, тесно связанным с миром людей. Последние редко входили в контакт с жителями страны-под-боком, а те, в свою очередь, не любили соваться в дела людей. Так и жили на правах соседей, не пересекавшихся друг с другом. Люди не особо терпимо относились к обитателям Тамтоже, считая их дикарями, безумцами и низшими созданиями. А ещё каждый с пелёнок знал, что невозможно выжить в стране-под-боком, не родившись в ней. Путешественники, авантюристы и исследователи рассказывали, что правила в Тамтоже абсолютно невообразимые, непонятные, а главное — непостоянные. Кто стремился туда из романтических побуждений, возвращался разочарованным, если вообще возвращался. В это странное место сбегали преступники, рассчитывая найти новый дом, и добровольно возвращались в руки людского правосудия. Кто представлял по наивности, что Тамтоже — сказочная страна, райский уголок для неординарных и талантливых личностей, был вынужден столкнуться с суровой реальностью. Слишком разнящиеся менталитеты, слишком несовместимые порядки превращали идею сосуществование людей и обитателей Тамтоже в несбыточную фантазию. По той же причине чудаки из страны-под-боком не становились туристами в городах, населённых человечеством — не понимали их быт, культуру, особенности поведения. Казалось, обрубок из другой реальности никогда не должен был прикручиваться к миру людей, однако кто-то наверху распорядился иначе. — Возможно, с ними можно договориться, найти точки соприкосновения, допустим, в религии? — рассуждали одни. — Или политике? Или общественной жизни? Какая профессия считается у них самой престижной? — Ключник. — Пф, ну и дела… Нельзя сказать, что отношение людей к Тамтоже было однозначно негативным. Дискуссии о корнях непонимания не стихали, и многие признавали, что отсутствие эмпатии связано с невозможностью сопоставить себя с любым из жителей страны-под-боком. Однако другие — не значит плохие. Раздельное существование людей и тамтожемцев помогало первым смириться с различиями, ведь пока не видишь выпячивающих углов, они не беспокоят. И до тех пор, пока культура Тамтоже не напирает на людскую и наоборот, всех всё устраивает. Уилтон вырос на россказнях о нетипичном уголке по соседству и представить не мог, что в один из самых обычных дней он попадёт в неприятность, касавшуюся этого места. Он никогда не помышлял связываться с кем-то или чем-то, относящимся к стране-под-боком, но и тут решение принимал господин Случай. Парень наслаждался выходными, предаваясь безделью и, к сожалению, мрачным мыслям о тщетности бытия. Он развалился на фамильной реликвии, а точнее её части — ветке дуба — и разглядывал светившиеся по краям от солнца листья. Тогда-то его и настиг матушкин вопль, возвещавший, что ей что-то нужно. Госпожа Шенгир была беременна шестым, и Уилтон посочувствовал будущему младшему брату или сестре. Если у его родителей не хватало терпения на него, то что будет с последующим, сказать трудно. Матушка всучила парню список поручений, посетовав на его худощавую фигуру и нерасчёсанные, торчавшие во все стороны тёмные волосы. — С удовольствием передам от тебя привет госпоже Пряник, — получив поцелуй в обе щеки, сказал Уилтон. Слукавил, ведь он ненавидел передавать приветы. Не видел смысла в этом глупом занятии: если хочешь поздороваться, иди сам и дружелюбничай с человеком. Зачем эти передавалки, превращающие людей в посыльных? Фогбурд был маленьким, и каждый жил в своём доме, расстояние между которыми позволяло ещё по паре воткнуть. Вот вам и любовь к соседям. Однако винить людей нельзя, ведь все обитатели этого скромного селения являлись страшными индивидуалистами. «Цени чужие секреты и право людей на личное пространство!» — таким мог бы стать тайный девиз города. В Фогбурде об электричестве слышали, но приобщались с неохотой. Оттого уличные фонари здесь до сих пор были газовые. Они являли собой дань старым временам и были хотя и старинными палками с облезшей чёрной краской, но пробуждавшими ностальгию и по своему привлекательными. Приезжие в город попадали, только если терялись, так что необходимости красоваться вычурными улочками автоматически отпадала. Их облагораживали сами жители, а поскольку они больше тряслись из-за своих участков, скорость преображения падала почти до нуля. Больницы и полицейского участка в Фогбурде отродясь не водилось, как не было необходимости в залах суда или крупных развлекательных заведениях. Если жители заболевали, к ним приезжал доктор из соседнего поселения, или отправлялись к нему. То же и с чрезвычайными происшествиями, только ими занимались частные конторы сыщиков, а не государственные ищейки, в обязанности которых не входило приглядывать за тихим городком. Поначалу парня ждала госпожа Пряник, матушкина близкая знакомая. Это была рыжеволосая торговка антиквариатом, хотя скорее рухлядью, чьи выдрессированные манеры Уилтон никогда не понимал. И часто подшучивал над ними, из-за чего госпожа Пряник с трудом переносила его. — Ты неправильно зашёл за калитку, — одёрнула она парня, наминая свои бугристые бока. Она была на две головы ниже Уилтона, однако своей грозной гримасой могла бы напугать даже дракона. — Выйди и зайди ещё раз. Делай шаг с правой ноги, а не с левой. Вот так. Уилтон слышал, что это какое-то психическое расстройство, хотя откуда ему знать? Госпожа Пряник не делала ничего, что вредило бы обществу, ведь повтор «правильных» действий не считался полноценным сумасшествием. — Матушка пожелала… — Парень уставился на каракули. — Давай сюда, глупый. — Женщина нетерпеливо выхватила бумажку и прочитала сама. — О, те самые часы. Мы обсуждали с твоей мамой их изысканную гравировку. — Да, точно. Госпожа Пряник два раза переложила лист из одной руки в другую, прежде чем вернуть его. Уилтон невольно содрогнулся, и женщина почти с теплотой сказала ему: — Замёрз что ли? На улице духота стоит. Она подумала, что у парня отходняк. Наверняка много раз наблюдала схожее состояние у мужа, пока не сделалась вдовой. Обсосав ноготь указательного пальца, женщина направилась в дом. Уилтон остался наедине с её скромным садом, в который его иногда приглашали подработать. Так то госпожа Пряник сама ухаживала за цветами, но иногда боль в пояснице не отпускала сутками. Вернувшаяся госпожа Пряник протянула Уилтону часы. В них имелся один значительный изъян, который не понравился парню. — Они же не ходят, — осмотрев позолоченный ободок и циферблат в центре, подметил парень. Какой прок от сломанных часов? — Они служат в качестве украшения, как кольцо или подвеска. Разве тебе это понять? — отмахнулась женщина. — О, и вам привет от матушки, — вспомнил Уилтон. — О, и ей привет, конечно же. Парень сунул часы в левый карман и порадовался, что одно поручение он выполнил. — О, нет, ты ступил в зону отдыха Матильды! Уилтон уже разворачивался, чтобы уйти, и этот вопль не внушил ему оптимизма. Он оглянулся и увидел, что каблуком ботинка случайно залез на выложенный из камней ободок вокруг керамического фламинго. Фигурка должна была украшать сад, хотя по словам женщины получалось, что фламинго тут просто нежился. — Простите, — сказал Уилтон. — Да что «простите»? Теперь лучше два раза повернись на этой ноге вокруг своей оси, не отходя далеко от фигурки, иначе… Впрочем, договаривать госпожа Пряник не стала. Наверное, не придумала карму за страшный проступок. Парень пожал плечами и выполнил ритуальное кручение, попутно ненароком пнув фламинго мыском в клюв. Хозяйка ахнула и всплеснула руками, браня недотёпу. — Но вы же сами сказали не отходить далеко. Я бы так или иначе задел его. — Так второй ногой надо было меньше размахивать! И не объяснишься. Уилтон ссутулил плечи и поторопился улизнуть от греха подальше, пока ему ещё каких просчётов не приписали, но грозный возглас госпожи Пряник пригвоздил к земле. — И ты хочешь вот так сбежать? — изумилась женщина, сводя брови к переносице. — Тебе надо поставить фламинго на ноги. Если это сделаю я, выйдет… плохо. Уилтон послушно наклонился к розовой птице и установил её в центр каменного круга. Фигурка предательски завалилась на бок, из-за чего пришлось подкапывать землю, чтобы в следующий раз она удержалась. Вроде теперь всё правильно. Хозяйка больше не кричит и не угрожает высшими силами, значит, худшее позади. — Я лучше сама открою! –обогнав его, госпожа Пряник прильнула к калитке и два раза поднимала и опускала гвоздик в петельку. — С левой ноги! Удаляясь вверх по улице, Уилтон обернулся и увидел, что женщина пытается запереть калитку, но какие-то внутренние барьеры мешают ей, и она то открывает, то закрывает дверь, отсчитывая про себя удачное число. Следующим пунктом в списке была обувная мастерская. Вчитавшись в закорючки, парень догадался, что речь шла о калошах отца. Один поворот налево мимо булочной, и вот в конце виднеется мастерская. Маленькая и хиленькая. Забрав калоши у ворчливого мастера, Уилтон проложил путь к третьему месту, размышляя о делах насущных. Ему предстояло наведаться в дом Мартины Белетони. Богатая дамочка, жившая в трёхэтажном особняке с мужем и пятью слугами, прославилась тем, что не сама выезжала на приёмы, как большинство обитателей города, а созывала гостей к себе. Считала себя вправе выделиться на фоне других, хотя была далеко не самой зажиточной из здешних поселенцев. Работы со славой Мартина никогда не знавала, ведь источник доходов — это наследство покойного отца, успешного предпринимателя. Его компанию худо-бедно поддерживал господин Белетони, но в нынешнее время она не приносила больших денег. Матушка отправила Уилтона передать Мартине письмо. Конечно, ведь нанять мальчика-почтальона дороже, чем впрячь сына. Ну, ладно, чего только не сделаешь для беременной женщины. В гостях (ну, как в гостях — на пороге) у Мартины Уилтон бывал всего раз, и единственное, что он запомнил с того примечательного дня, — это роскошный сад возле дома. Может, именно он и пробудил в душе парня рвение ухаживать за цветами? Кто знает. За таким садом Уилтон не отказался бы присматривать. Правда, в нём нужды не было, так как у хозяев имелся личный садовник с опытом на порядок выше, чем у любителя из рода Шенгиров. Парню пришлось долго трезвонить в колокольчик на голубой двери, прежде чем слуга выглянул проверить, кто там такой настырный. Просьба позвать уважаемую хозяйку привела лишь к невозмутимому мотанию головы. — У хозяев гости. Я могу отнести письмо, если ты мне заплатишь, или приходи в другой день, — безэмоциональным голосом предложил слуга. — Так не пойдёт. Но раз ты можешь отнести госпоже Белетони письмо, — Уилтон протиснулся в щёлку, — то и я могу. Где она сейчас? Слуга указал направление кивком головы и ткнул парню в грудь подносом с сервизом. — Раз уж идёшь туда, отнеси это. Калоши тут оставь, никто не возьмёт. Уилтон послушно принял поднос и направился вдоль площадки за угол особняка, откуда доносилась оживлённая беседа. Когда стена более не закрывала обзор, Уилтон увидел гостей. Они разбились на три разноцветные кучки, каждый найдя себе товарища по интересам. Светловолосая хозяйка в многослойном зелёном платье мелькала среди них. Она была само совершенство — энергичная, чувственная, внимательная к каждому, кто навестил её сегодня. Грации ей не занимать, и парень некоторое время увлечённо следил за её плавными перемещениями по лужайке. Гости все, как на подбор, были наряжены в красивые одежды. Госпожа Белетони умела организовать вечеринку, достойную какой-нибудь графини из старинного рода, с молоком матери всосавшей страсть к роскошным приёмам. Потребностью в общении была пропитана каждая пылинка вокруг. Уилтон даже вспомнил картину из детства, когда он просил родителей поиграть с ним в войнушку, а матушка наряжала его в костюм пажа и заставляла танцевать под музыку. Все были настолько увлечены друг другом и сами собой, что даже на приближавшегося молодого человека не обратили никакого внимания. Уилтон положил поднос на землю и, немного подумав, бросил на него письмо. Он свою часть выполнил? Несомненно. Матушке не к чему будет придраться, а парню хотелось уже пойти домой. Вот только не успел он сделать и десятка шагов, как его догнала хозяйка. — Ты ведь пришёл для какого-то дела? — Я положил письмо… там, на подносе. — О, прекрасно! — Миловидное личико Мартины осветилось изнутри. — Постой, мне нужно тебя кое о чём спросить. Женщина ласково коснулась его плеча и повела за собой, но не обратно к гостям. Она привела его к постаменту недалеко от входа в особняк. — Скажи, что ты думаешь об этом? Перед Уилтоном стояла фигура, сплетённая из волокон разной толщины и цветов. Странное зрелище. С первого взгляда экспозиция казалась загадочной и цепляющей. Со второго, когда в мешанине узлов и переплетений проступали знакомые фигуры, — удивительной и качественно сделанной. С третьего, когда мозг окончательно сформировал понимание, что перед человеком — не абстрактное нечто, а замысловатая фигура искривлённого дерева, конструкция которого, должно быть, состояла из сотни лабиринтов, она даже начинала нравиться и поражать воображение. С четвёртого — уродливой и отталкивающей, но всё ещё восхищающей своей сложностью. — Вы хотите… знать моё мнение? — удивился Уилтон. — Да. Сейчас, подожди. — Мартина подозвала какого-то человека, гулявшего неподалёку. — Сейчас этот чудный молодой человек скажет, каким он видит эту… вещь. Парень почувствовал себя глупым простачком на встрече ценителей искусства. Как он мог бы описать свои впечатления от такой непростой фигуры? По хорошему, он предпочёл бы взять её с собой и рассматривать несколько раз на дню, коллекционируя идеи и ощущения. Или приходил бы сюда и пялился на Древо, но обязательно не менее недели. Нельзя выплёвывать мнение о такой вещи сходу, это неправильно. Однако у Мартины кончалось терпение, и она всё громче постукивала мыском по каменной дорожке. — Ты считаешь её красивой? — Ну… в каком-то смысле. — Видишь, Себастиан, я же говорила. — Она победно вскинула подбородок. Мужчина холодно сверкнул глазами и кивнул с неохотой. — Существуют разные варианты, как распорядиться вещью. Может, всё же продать её? — предложил он осторожно. — Нет. Эту вещь всё равно никто не купит. Ей место на помойке. — Госпожа Белетони развернулась на каблуках и поспешила обратно к гостям. Человек напротив вздохнул и снял Древо с постамента. Вердикт был вынесен. — Я что-то не догоняю… — признался Уилтон. — Зачем ей нужно было моё мнение, если она собиралась выкинуть её? — Чтобы поставить меня на место, — почти враждебно бросил мужчина, но, видя растерянность парня, сжалился. — Ей подарили это произведение искусства на прошлой неделе, и с тех пор она пилит меня, что эта гадость должна быть уничтожена. Я разбираюсь в таких вещах и уверял её, что это произведение неоценимо. А госпожа Белетони стояла на том, что только деревенщинам и недалёким может нравиться подобный вид искусства. Ты подтвердил её мнение. — Но… она и впрямь необычна, — смутился Уилтон. — Может, это у вашей госпожи Белетони нет вкуса? — Твоё счастье, что она уже не может тебя услышать. Мужчина удалился вместе с Древом, а случайный гость расстроено уставился в одну точку. Наверное, если непонятую вещь не разберут на куски, он потом подберёт её с помойки и принесёт домой. Уилтон схватил калоши, выскочил на дорогу и заторопился обратно. Жара, слава Всевышнему, ослабевала. Волосы у корней взмокли, и парень с неудовольствием проводил по ним пальцами, приглаживая торчавшие вихры. Список дел закончился, и хотя он оказался не особенно обременительным, Уилтон был счастлив, что снова может предаться безделью. И тут он стал свидетелем странной сцены. Оборвав насвистываемую мелодию, Уилтон затормозил, чтобы получше рассмотреть её. В дом господина Фростра, редко задерживающегося в городе, пробирался вор. Или не вор? Фигура в тёмно-фиолетовом плаще вскрыла замок и юркнула внутрь, и только Уилтон её увидел. Никто же не пойдёт по улице мимо дома, в который залазит неизвестный, нет! Эта участь пятых детей, и только им и решать возникшую моральную задачку. Была не была. Уилтон поставил калоши возле дороги, перелез через забор и бесшумно ступил за порог. Со стен прихожей на него укоризненно глядели портреты каких-то особ. Слева лестница уходила на второй этаже, но приглушённый голос раздавался из комнаты впереди. Неизвестный в плаще с кем-то разговаривал, загораживая собеседника спиной. Сквозь щёлку в двери парень отметил, что ростом чужак был невелик. Уилтон навострил уши, но в этот момент его сзади ударила… дверь. Что было странным, ведь дверь всё это время находилась перед ним. Парень ввалился в светлую гостиную, и над макушкой в стену вонзился кухонный топорик. Уилтон наделал немало шума и привлёк внимание. Тут же незваный гость повернулся к нему, и это оказалась девчонка. Миловидная, кареглазая, она сняла капюшон, рассыпав по плечам медные волосы. Покачала головой и укоризненно упёрла руки в бока. — Тебе повезло, что ты так неуклюже упал, иначе бы он торчал у тебя в шее. — Она указала на топорик в стене. Уилтон только сейчас задумался, откуда он вообще прилетел. — Нечего совать нос не в свои дела. — Девушка обернулась и всплеснула руками. — Ты спугнул его! Господин Реггельд? Господин Реггельд, где вы? Она забегала по комнате, заглядывая под стулья и кресла. Уилтон тем временем ещё раз глянул, откуда мог вылететь топорик, но в комнате не было пусковых рычажков и механизмов. Он также вышел в коридор, чтобы убедиться в существовании второй двери, пребольно стукнувшей его по мягкому месту, но и той не оказалось. — Я не родственница хозяина дома, — на ходу бросала незнакомка. — И не пытаюсь тебя одурачить. И то, что толкнуло тебя, уже переместилось в другое место. — Я… Уилтон, — наконец решил представиться парень. Энергичная беготня незнакомки заражала его, и стало как-то неловко стоять статуей. — Может, я смогу тебе чем-то помочь? — Меня зовут Шушум. Если хочешь помочь, просто не мешайся. Она вылетела в соседнюю комнату. Уилтон переминался с ноги на ногу, думая, что он упускает чего-то из виду. Вокруг него сгущались тучи непонятного, но едва ли необъяснимого, и осталось лишь связать воедино… Он едва не выскочил из ботинок от накатившего прозрения. Конечно, у вакханалии вокруг было объяснение! Такое простое, что Уилтон устыдился. Если одна за другой происходит несвязная, бестолковая, уникальная странность, граничащая с безумием, тут только одно оправдание — Тамтоже! Либо ты попал в неё, либо она пришла в гости к тебе. Парень почесал голову и плюхнулся в кресло, но тут же вскочил. Сиденье и подушки были мокрыми и какими-то жёванными. От них воняло псиной, и по краям в комья собралась шерсть. Уилтон с омерзением отошёл от мебели и невольно саданул взглядом топорик, торчавший из стены и распалявший фантазию парня. — Разве в Тамтоже живут люди? — сказал он вернувшейся Шушум и закрутился вокруг её фигурки, облачённой в бесформенный фиолетовый плащ. — Ты ведь вроде бы человек? — Человек. — Она остановила его прыжки вокруг, не довольная ролью экспоната. — Я родилась в Тамтоже. Почему ты всё ещё здесь? Тебе разве не надо идти домой, делать разные дела? — У меня выходной. И я сам выбираю, как провести его. — Парень из упрямства принялся взмахивать руками над головой. — Вот сейчас я хочу делать физические упражнения прямо в этой комнате. Что-то не нравится в моём решении? Недовольное личико Шушум вдруг осветилось улыбкой, и она дёрнула плечом. Уилтон воспользовался потеплением в их отношениях и выстрелил несколько вопросов из той волны, что уже затопила его сознание. Например, с какой стати девушка из Тамтоже забрела в провинциальный городок, вломилась в дом чужого человека и ждёт тут кого-то? — Меня сюда привела необходимость. У меня украли Ключ. — Ключ от дома? — Отрицательное «неа», и Уилтон продолжил гадать: — Ключ от сейфа? О, я знаю, от дев… –… девичьего дневника, — в один голос с ним закончила Шушум и закатила глаза. — Сама предсказуемость! Нет, мой Ключ, который выдаётся раз в жизни и может отпереть любую дверь. — Ого! Да о такой штуке любой бы мечтал. Не удивлён, что его украли, — присвистнул парень. — Нет, вот это как раз и странно! Такие Ключи есть у каждого жителя Тамтоже. И у Мидгиша, моего вора, тоже. Он его не терял, я это точно знаю, а при наличии одного Ключа во втором отпадает надобность. — Но… как можно сделать ключ, который отопрёт любую дверь? — недоумевал Уилтон. Он чувствовал, что тонет, барахтается в темах, непостижимых для него, незнакомых и чужеродных. А девчушка разве что слово «идиот» не лепит в каждой фразе, и ей приходится раскалывать ему эти твёрдые орехи имевшимся у неё инструментом — опытом. — В этом предназначение Ключа. Как предназначение дверей быть отпертыми. — Нет, двери делают, чтобы их запирали на замок от жадных и любопытных, — заспорил парень. — Так ты думаешь? Уилтон предпочёл промолчать. Это уже какая-то философская дилемма выстраивалась, и ответ на неё зависел от мировоззрения. А ещё он наконец нашёл подход к Шушум. Она забрасывала его внезапностями, так почему бы не последовать её примеру? Вроде бы этим славится враждебная страна-под-боком — непредсказуемыми кюветами по отношению к любому, кто дышит её воздухом. Мир чудаковатых законов и дикого воображения. Уилтон готов подстроиться под них. — Я надеялась застать жулика врасплох, но после того как ты напоролся на его ловушку… Боюсь, он будет предупреждён, — с беспокойством в голосе сказала Шушум. — Ты потребуешь вернуть тебе Ключ? — Нет, я отберу его. У этого господина редкая разновидность пудельного кашлюка. Он болен и слаб. — Девушка двинулась к лестнице, чтобы осмотреть дом. — И ты нападёшь на больного господина? — Уилтон тронулся следом. — Он украл мой Ключ! Это ужасное преступление, и болезнь его не оправдывает! Знаешь, какой невыносимой становится жизнь в Тамтоже, если ты не способен открыть любую дверь? — О частной собственности у вас вообще не слышали? Ступени скрипели, и постеленная ковровая дорожка не поглощала звуки шагов. И тут на стенах висели портреты с непривлекательными персонами, словно специально развешенные, чтобы смущать гостей. Желанных или не очень. Где-то внизу хлопнула дверь, и парочка как по команде замерла. Неужели хозяин вернулся? Или вор Ключа? — Она всё ещё где-то здесь, — прошептала Шушум и резво запрыгала по ступеням. — Кто? — Дверь. Любимица Мидгиша. Ох, он знал, что я приду вернуть моё по праву! — Девушка сжала кулаки. Парень дождался, пока Шушум вскроет замок отмычкой. Странно: зачем хозяин запер дверь на втором этаже? Обычно люди, уезжая, ограничиваются входной. Уилтон не пошёл за девушкой, а свесился с перил, надеясь отыскать загадочную перемещавшуюся дверь. То ещё зрелище, должно быть! Любопытно, она парит в воздухе или переставляет углы, как ноги? Минута протянулась со скоростью улитки, но так никто и не появился. Из комнаты донёсся крик. Волоча Шушум в пыли, сверху наседал лысый господин в полосатом смокинге и тянул скрюченные пальцы к её шее. Вот ведь мерзкий старикашка! Мешкать было нельзя. Уилтон разогнался и плечом врезался в щуплого болезного мужчину, скидывая его с подруги. И помог ей подняться. — Что ты наделал! — воскликнула она. — Ты перетряс всё его тело, и теперь у него начнётся приступ! Ты меня как будто не слушал! И действительно, господин уже начал сотрясаться от кашля. На пол полилось столько слюны, что за секунды образовалась лужа. Шушум потянула Уилтона за руку, и вместе они сбежали по ступеням обратно в прихожую. Когда девушка подскочили к входной двери, на втором этаже раздалось рычание. Парня пробрали мурашки, и он с удовольствием выскочил на улицу с новой знакомой.