Тебе только в Тамтоже и жить

Уилтон был бы самым обыкновенным парнем с рядом наклонностей и кучей привычек, с грехами и талантами, если бы не один недуг, истачивавший его почти с детства. Уилтон был худощав и неприметен. Карие глаза парня имели настолько тёмный оттенок, что почти сливались со зрачком. Говорили, что красивого в его чертах мало, да разве это не субъективное замечание? Но и с такими ребятами, как Уилтон, иногда происходят чудеса. Он был пятым ребёнком в семье, и из всех профессий ему больше всех приглянулось садоводство. Отец, почётный ветеран войны по фамилии Шенгир, пытался устроить его на другие должности, но они не приглянулись Уилтону. Он не жаловался, не страдал от выбранного пути и не осуждал иных людей за карьеризм. Каждый жил так, как умел. Однако довольно о Уилтоне. Чтобы лучше понять этого паренька, правильнее будет познакомиться с его окружением и обстановкой, в которой он жил. По ходу истории назрела парочка вопросов, и уважаемый читатель пожелал бы их осветить. Например, в какой войне участвовал господин Шенгир, и как это отразилось на судьбе его домочадцев? Как жили другие братья и сестра Уилтона? И все в таком же духе. По правде сказать, ветеран войны — это сильное преувеличение. В действительности, войны и не было. В Инглии отколовшийся класс мютюэлистов, не признающих бюрократию и капиталистическую логику хозяйствования и прибыли, устроили массовые восстания. На их подавление и были направлены военные организации. Господин Шенгир не был кровожадным убийцей по натуре — он был стратегом и отличным командиром, и только благодаря его идеям количество жертв удалось снизить. За то и наградили. — Чёртовы анархисты эти борцы за товарищество и народность! — любил повторять господин Шенгир, вместо сказок заливая в мозги детей истории о своих заслугах. — Вы можете представить себе мир без правительства, министров и регулярной армии? Такое только в Тамтоже и возможно! Мужчина рано вышел на пенсию — в сорок три года. И получал неплохую сумму за достижения в военной карьере — достаточно, чтобы кормить семью из пяти прохвостов, которых ему подарила звезда эстрады. Ну, как звезда… Госпожа Шенгир была певицей среднего звена. Свой отряд поклонников у неё имелся, хотя вышла замуж она не за пускавшего по ней слюни надушенного ухажёра, а умного стратега, вступившегося за неё в баре. Любовь с первого выгораживающего слова, так сказать. Нарожав детишек, женщина отважилась оставить карьеру и посвятила себя дому и уходу за отпрысками, пока муж хлопотал и выбивал будущие должности для любимчиков. Сейчас они уже так не стараются. Госпожа Шенгир развлекает себя целыми днями тем, что разучивает вальсы на фортепиано да иногда тренирует голос. А Господин Шенгир проводит дни в клубе с друзьями и играет в гольф. Жить без него не может, равно как и без коньяка. Разница в возрасте у всех детей была приблизительно в два года. Тройку первенцев чета обожала. Старшая девочка Оптия быстро выскочила замуж и уехала жить во Фрупцию. Иногда присылала письма и хвасталась разводимыми болонками. Вторым родился мальчик, которого назвали Тривио. Ему выпала должность банкира, и парень вроде бы не сопротивлялся решению родителей. Он с детства был уступчивым и податливым. Уилтон с ним плохо ладил, так как не переносил надменного и правильного характера Тривио. Третий — пацан Заврио — выучился на кондитера, но отец быстренько пристроил его в гильдию торговцев. Парень противился какое-то время, однако место ему полюбилось, и на этом споры затихли. Самые тёплые отношения Уилтон сохранил с четвёртым ребёнком, тоже мальчиком по имени Воллес. Два года разницы не ощущались так сильно, как четыре, шесть или восемь. Воллесу повезло выбирать профессию самому, потому как на нём энтузиазм родителей начал иссякать, а на Уилтоне иссох полностью. Номер четыре много ленился и не особо торопился начинать взрослую жизнь. Он ходил на завод, чтобы убедить окружавших, будто он работает, но Уилтон знал, что то была лишь видимость. Праздная жизнь и девчонки волновали Воллеса куда больше одобрения хозяина завода и уважения соседей, а младший его всячески выгораживал. Следует упомянуть, что мир, в котором жил юный садовник, походил на наш в конце XIX века. Только под боком разместился неведомый островок реальности — страна, или королевство, или кусочек чужеродной Вселенной под именем Тамтоже. Люди не особо любили обитателей Тамтоже, считали их дикарями и безумцами. В языках народов появилось много пословиц и фразеологизмов, раскрывающих страну-под-боком не в самом лучшем свете. «Зверский, как тамтоженец», «Скорее пойду в Тамтоже, чем сделаю это» или даже «Тебе только в Тамтоже и жить», что означало — ты не в своём уме. Ведь только безумцы могли выжить в стране-под-боком, не иначе. Многие смельчаки и мечтатели пытались, но мало кто возвращался потом из опасного путешествия. Чужаки из Тамтоже тоже редко посещали человеческий мир. Говорили, что тамтоженцы даже внешне напоминали страшных существ из сказок и мало чем походили на людей. — Возможно, с ними можно договориться, найти точки соприкосновения, допустим, в религии? — рассуждали одни. — У них нет религий. Никаких, — отвечали знающие, и сами поражались тем странным словам, что слетали с их уст. — Тогда обсудить дела правительств? — У них не образовалось правительств. — Что за чушь? Кто-то же регулирует общественную жизнь на определённой территории, разве нет? Короли и королевы? Императоры и императрицы? Какая профессия считается у них самой престижной? — Ключник. — Пф, ну и дела… Уилтон вырос на россказнях о нетипичном Тамтоже и представить не мог, что в один из самых обычных дней он попадёт в неприятность, касавшуюся этого места. Парень наслаждался выходными, когда госпожа Шенгир без лишних предисловий согнала его с фамильного древа и всучила список дел. Мужа не было дома, дети работали, а сама беременная женщина не спешила тащить раздувшееся пузо через весь город. Да и для чего ещё нужны младшенькие, если нельзя впрячь их в работу? Фогбурд был некрупным городком, и каждый жил на собственном участке. Уилтон любил здешнюю чистоту, однако неизменность декораций порой доводила его до депрессии. Нет, конечно, парень ни в коем случае не ставил под сомнения заслуги дворника, господина Пешера, благодаря которому Фогбурд был приемлемым для обитания. Только Уилтон всё равно не мог забыть, как старик гнал его метлой после невинной шалости, результатом которой стали протянутые от забора к забору разноцветные бумажные птички. Четвёртый сын всю ночь их развешивал, чтобы украсить город и доказать себе, что он способен на подобную выходку, а в итоге его идея не прижилась. Правда, тогда парню было четырнадцать, и сейчас он тоже видел глупость затеи, однако обида всё равно гложила его юное сердце. На тротуаре развернулся мини магазин. — Лимонад за тройку, — прочитал Уилтон надпись на картонке. На самодельном стульчике рядом с разлитым по бутылкам напитком нежился пухлый малыш Лонд. — За тройку чего? — Это же очевидно, — буркнул толстячок. — У нас всего одна валюта. — Ладно, — кивнул Уилтон. А затем громко и раздельно произнёс. — Пожалуйста, будьте добры, извольте налить мне лимонада. — Это ещё что? — Три вежливых фразы. Валюта доброты. — Не придуривайся, — поморщился Лонд, утирая потный лоб. День обещал становиться всё жарче. — Плати деньги, и получишь свой лимонад. — В другой раз! — бросил Уилтон и пошёл дальше. В конце концов, ему следовало посетить целых три места, а если он станет обтирать каждый угол, то не обойдёт их и до ночи! Сначала ему надо было зайти к близкой знакомой матушки, госпоже Пряник. Торговка старинных вещей с медно-красными волосами имела занимательную привычку исполнять понятные только ей ритуалы, изумлявшие и веселившие Уилтона. Женщина бесцеремонно заставила парня ступать через порог с правильной ноги и крутиться вокруг оси, когда он случайно нарушил какую-то важную примету, связанную с садовой фигуркой. В благодарность за мучения госпожа Пряник отдала Уилтону часы, которые четвёртый сын и должен был принести матушке. Следующим пунктом в списке была обувная мастерская. Точно, растяпа Заврио какой день забывал забрать свои калоши. Неужели матушка стала бы посылать младшего сына за ботинками чуть более старшего? Что-то тут нечисто. Вчитавшись в закорючки, парень догадался, что речь шла о калошах отца. Он знал, что это плохая идея — называть ребёнка в честь родителя, это всегда приводит к путанице. Но когда Шенгиры до такого додумались, его умной головки ещё не было в этом мире. Здание мастерской казалось таким маленьким и хиленьким, что не ровен час со стен или крыши отвалится кусок и огреет прохожего по голове. Уилтон всегда с опасением поглядывал вверх, когда заходил в мастерскую. Из-за этого в часы аншлага он мог столкнуться с кем-нибудь возле двери, полагая, что другой человек всё же смотрит перед собой и вовремя отскочит, беспокоясь за свою драгоценную тушку. Но нет, почему-то другие люди верили, будто это Уилтон должен обходить их, и слепо шли на таран. Спят на ходу, не иначе. А потом ещё и парень виноват в том, что это они глядят перед собой и всё равно не видят, хотя у него вообще-то есть оправдание: он задирает голову, беспокоясь за своё здоровье! Вот и в этот раз ему не повезло: дядечка, заходивший перед ним, не удосужился придержать за собой дверь, и Уилтона едва не ударило по носу, когда он вернул голову в нормальное положение. А потом этот же старикашка будет ворчать, что молодёжь совсем распоясалась. — Как из Тамтоже вышел, — пробурчал парень под едва не пострадавшую часть лица. Внутри было так же тесно и несуразно, как и представлялось снаружи. Уилтон однажды мерил помещение шагами и, когда его спросили, зачем он это делает, сказал: «Проверяю, мог бы уместиться в полу гроб с человеком «. Кажется, тогда никто не посмеялся, но да и ладно. — Калоши, — просто сказал Уилтон мужчине, стоявшему за деревянной перегородкой. Позади хозяина, господина Штопса, располагалась длинная полка. Десять рядов по десять ниш, в которые складывалась, а точнее, закидывалась обувь. Из-за общих проблем с размерами помещения человеку среднего телосложения едва удавалось втискиваться между перегородкой и полками. Господин Штопс касался их задней выпуклой частью тела, но Уилтона больше всего волновало не это. С неудобствами можно смириться, но вот полки… Каждый ряд носил определённую букву алфавита, а ниша — номер, что вроде бы неплохо. У мастера была книжечка, в которой он помечал, чью обувь куда положил. Например, если к нему придёт госпожа О., мужчина сверится с записью и обнаружит, что её модные туфли с мехом лежат на полке В7. Удобно? Вполне. Вот только что делать, если вместо обуви госпожи О. на этой самой В7 окажутся какие-нибудь детские сапожки? Спешно искать пропажу на соседних полках? А если в мастерскую забредёт злой шутник или хулиган и переставит местами все ботинки и туфли? Это сколько же работы бедному хозяину! Придётся звать клиентов, выслушивать их, отчитываться за недосмотр, менять местами… Уилтон думал, как решить данную проблему, но в голову ничего путного не приходило. Можно было бы подарить каждому клиенту его личную полку, прибив к ней таблички с именами. В их уютном Фогбурде проживало не более семидесяти человек — не семей, а человек! А полок у мастера имелось ровно сто. Однако это не облегчило бы работу господина Штопса, если бы воображаемый хулиган переставил обувь местами. Что с номерами, что с именами пришлось бы искать, где чьи вещи лежат. — Вот твои калоши. — Мастер поставил их на щербатую поверхность перегородки. — Они не мои, а отцовы. — Да-да, не задерживай других. — Деньги давай, деньги давай! — прокричал попугай справа от Уилтона. Он всегда сидел в своей клетке, сколько парень себя помнил. Четвёртый сын считал, что птицы у зажиточных или падких на прибыль хозяев заражались синдромом сороки. В кармане парень нащупал старый фантик и просунул его между прутьев. Попугай не особо аккуратно выхватил вещь из пальцев, поклевал, покрутил и сбросил на дно клетки к помёту и шелухе. — Не деньги, — ответил он, потеряв к подарку интерес. — Хватит страдать ерундой, — осадил Уилтона господин Штопс. — Иди себе дальше. У тебя дел больше нет? Ох уж этот ворчливый старый господин Штопс! Складывалась картина, будто в Фогбурде жили одни старики да дети, но это не совсем так. Взрослые часто отсутствовали, выезжая за город на свои престижные работы банкиров и министров, и встретить их можно было лишь поздно вечером. А в местных заведениях околачивались пожилые люди, которым не место на карьерной лестнице. Такие люди либо жили на сбережённое состояние, либо открывали собственные некрупные лавочки, как госпожа Пряник с антикварным хламом или господин Штопс с мастерской. Кто-то содержал библиотеку, кто-то владел почтовым отделением и нанимал подростков, не пробившихся в люди, на места разносчиков писем и газет. Молодых и не преуспевших работников в городе было мало. Уилтон считал, что относился как раз к их числу, поскольку должность садовника не очень то ценилась в обществе. А ещё были те, кто не работал вообще, как его родители, потому что семья уже была обеспечена. Хотя Шренгиры тоже часто выезжали из города в гости, потому что толпиться в доме с четырьмя отпрысками не так то и просто. Днём на улочках бывало пусто. Редко можно было цепануть взглядом что-то необычное, выделявшееся среди домов, посаженных на тротуаре деревцев и чёрных столбов фонарей. Всё самое интересное должно случаться где-то ещё, но только не здесь. Даже пьяные компашки подростков осмеливались показываться только за полночь, чтобы их не увидели. Уилтон спугнул птицу на дороге и извлёк леденец из кармана. Ему предстояло навестить самое непонятное место во всём Фогбурде — дом Мартины Белетони, жившей в трёхэтажном особняке с мужем и пятью слугами. Она была богатой наследницей предпринимателя, скончавшегося пятёрку лет назад. За компанией следил муж Мартины, но в нынешнее время она не приносила большого дохода. Уилтон должен был передать госпоже Белетони письмо от матушки. Парень слышал много разнообразных и противоречивых слухов о богатой наследнице и сам не был уверен, во что он верит больше. О муже обычно никто не говорил, он являлся какой-то совсем уж серой и плоской фигурой. А вот о красавице Мартине столько историй ходило, что хоть в сборник сшивай. Уилтон долго дёргал колокольчик на голубой двери, прежде чем слуга выглянул проверить, кто пришёл. — У хозяев гости, — оповестил слуга пресным голосом, когда до него дошёл смысл чужой просьбы. — Я могу отнести письмо, если ты мне заплатишь, или приходи в другой день. — Раз ты можешь побеспокоить госпожу Белетони, — Уилтон протиснулся в щёлку, — то и я могу. Сам отнесу письмо. Где она сейчас? Слуга указал направление и врезал подносом с сервизом в грудь парня. — Раз уж идёшь туда, отнеси это. Калоши тут оставь, никто не возьмёт. Уилтон взял поднос и направился вдоль площадки за угол дома, куда указал слуга. Там Уилтон увидел гостей. Они разбились на три разноцветные кучки, и среди них блуждала светловолосая леди с ослепительными заколками и в зелёном платье. Ближе к парню за столом, пестревшим разнообразными блюдами и напитками, сидели два человека, лениво ковыряя вилками в тарелках. Для полноты картины не хватало музыкантов, создающих пьянящие мелодии. Вот только заметили бы их отдыхающие, сказать трудно. Они были настолько увлечены друг другом и сами собой, что даже на приближавшегося парня не обратили никакого внимания. Уилтон не знал, куда ставить поднос. На столе не было места, бросать же вещи на стулья неприлично, а других плоских поверхностей в видимом радиусе не наблюдалось. К неудаче, хозяйка, даровавшая обворожительные улыбки гостям, не замечала новоприбывшего. Она всё же была обворожительна! Мартина быстро приближалась к своему сорокалетию, однако выглядела недавно вышедшей из поры юношества. Волосы даже со стороны казались мягкими и воздушными, а кожа в оголённых местах была идеальной, как у статуи: ни пятнышка, ни родимого пятна, ни прыща. Остальные люди выглядели прекрасно, кто в платьях, кто в смокингах, но становилось очевидно, что не они звёзды этого дня. Хозяйка делилась с гостями хорошим настроением, переходила от одного к другому, демонстрируя, что все они важны для неё. Среди собравшихся наверняка был её муж, но Уилтон то ли не видел, то ли не запомнил его неприметных черт. — Иди сюда, — позвал его мужчина за столом. Судя по бегавшим раскрасневшимся глазёнкам, он был либо сильно пьян, либо долго и безудержно ревел. Первое казалось более подходящим к ситуации. — Какой ты неуклюжий, — пробасил мужчина, когда парень пробрался к нему через нагромождение стульев. — И чего замер? Давай мне чашку. Уилтона приняли за слугу! Что ж, ничего удивительного, ведь раз назвался груздём, из короба не вылезешь. Четвёртый сын вручил гостю чашку. Все взгляды были прикованы к зачитывавшей речь Мартине, так что парень смог тихо ускользнуть с лужайки. Он положил поднос на землю и, немного подумав, бросил на него письмо. Он свою работу выполнил. Вот только на этом его приключения на участке Мартины Белетони не закончились. Не успел он сделать и десятка шагов, как его догнала хозяйка. Уилтон объяснил ей, что оставил письмо на подносе, после чего женщина внезапно сказала: — Мне нужно тебя ещё кое о чём спросить. Сказать, что Уилтона её слова напугали, — ничего не сказать. Женщина ласково коснулась его плеча и повела за собой, но не обратно к гостям. Пока невольный участник положения перебирал в голове все вежливые фразы отказа и пытался заставить заплетавшиеся от упрямства ноги ступать нормально, госпожа Белетони подтащила его к постаменту недалеко от входа в особняк. — Что ты думаешь об этом? Уилтон уставился на сложную, сплетённую из волокон различной толщины и цветов фигуру, очевидно, создание чьего-то ненормального рассудка. Да так ли всё просто с этой вещью? Присмотревшись, парень укорил себя за поспешные выводы. Фигура оказалась уникальной, неповторимой и, главное, не хаотичной. Любые изгибы, завитки и переплетения имели строгий порядок, потрясавший вычурностью и сложностью исполнения. Древо (а именно этим и была фигура на постаменте) всё ещё отталкивало уродливыми выпуклостями и нетипичностью, однако Уилтон уже проникся симпатией к задумке автора. — Вы хотите… знать моё мнение? — Да. Сейчас, подожди. — Мартина подозвала человека, обтиравшего каменные дорожки неподалёку. — Сейчас этот чудный молодой человек скажет, каким он видит эту… вещь. Уилтон растерялся от такой чести. Какое у него, далёкого от искусства простачка, могло сложиться впечатление от этой вещи? У Мартины уже кончалось терпение, так что пришлось ответить. — М-м… Это… Соединение примитивного материала и высокой мысли. — Уилтон покраснел до кончиков ушей, критично оценив глупость, которую только что сморозил. — Нет, постойте! Наоборот, это безумно простая идея в сложной оболочке. Замысел создателя ясен сразу, но при этом так мало понятно, что хочется и дальше изучать изгибы и переплетения. Тут можно открыть что-то большее, я думаю. Чем больше пояснений парень давал, тем бледнее становился человек напротив. Уилтон испугался, что тот сейчас грохнется в обморок, и замолчал, сбившись с мысли. Мартина вновь показала белоснежные зубы. — Ты считаешь её красивой? — Ну… в каком-то смысле. — Видишь, Себастиан, я же говорила. — Она победно вскинула подбородок. И тут же велела отправить произведение искусства на помойку. Решение поразило парня, и он лишился дара речи, а Мартина тем временем убежала к гостям, не попрощавшись ни с кем. — Я совсем не врубаюсь… — признался Уилтон. — Зачем она спрашивала моё мнение, если всё равно намеревалась выкинуть вещь? — Чтобы поставить меня на место. — Мужчина винил парня в конечном вердикте, но, заметив его выпученные глаза, смягчился. — Ей подарили это произведение искусства на прошлой неделе, и с тех пор она пилит меня, что эта гадость должна быть уничтожена. Я разбираюсь в таких вещах и уверял её, что это произведение обладает немалой ценностью. А госпожа Белетони стояла на том, что только деревенщинам и недалёким может нравиться подобный вид искусства. Ты подтвердил её мнение. — Но… она и впрямь необычна, — смутился Уилтон. — Может, это у вашей госпожи Белетони нет вкуса? — Смелое заявление. Твоё счастье, что она уже не может тебя услышать. Мужчина ушёл вместе с Древом, а четвёртый сын подавлено заковырял мыском землю. Ему сделалось тошно, что он стал невольным соучастником Мартины, хотя уже раскаялся в том, как грубо отозвался о её вкусах. Задерживаться не было смысла, и Уилтон, подобрав калоши, выскочил на дорогу и заторопился домой. Жара, слава Всевышнему, ослабевала. Список дел закончился, и парень был счастлив, что остаток дня он проведёт в безделье. Да не тут-то было! Кое-что привлекло его внимание. В дом за пёстрым жёлто-зелёным заборчиком кто-то пытался попасть. Фигура в тёмно-фиолетовом плаще с капюшоном копошилась возле двери. Уилтон знал, что дом принадлежал господину Фростру, который уже неделю отсутствовал в городе. Он вообще часто бросал поместье пустым, словно напрашивался на ограбление века. Вот и дождался. Уилтон встал на мыски, чтобы лучше видеть действо. На улице, само собой, никто больше не ошивался, и случайным прохожим, заставшим проникновение в чужую собственность, был только сам парень. Неизвестный как раз расправился с замком и скользнул в прихожую. Уилтон оставил калоши снаружи, чтобы привлечь внимание тех зевак, которые пройдут мимо, взобрался на забор и ловко сиганул на газон. Он ещё не знал, что будет делать. Голос разума подсказывал, что это было не простое ограбление. Преступники не вваливаются с парадного входа средь бела дня, да и соучастников, засевших в ожидании, поблизости нет. Или парень их не заметил. Уилтон бесшумно проник в дом следом за неизвестным. Тот уже вёл приглушённый разговор в гостиной. Парень заглянул в щёлку двери и прислушался. Пока он размышлял о небольшом росте незнакомца, сзади его ударила дверь. Уилтон завалился вперёд, и над головой в стену вонзился кухонный топорик. Незваный гость обернулся на шум и снял капюшон. Им оказалась кареглазая девчонка с медными волосами. — Ещё немного, и он влетел бы тебе в шею. — Она указала на топорик в стене. — А всё потому что нечего совать нос не в свои дела. — Не в свои дела? Это ты сунулась в чужой дом, — возмутился парень, поднимаясь. — Я не вор. У меня тут назначена встреча с… — Девушка обернулась и всплеснула руками. — Ты спугнул его! Господин Реггельд? Господин Реггельд, где вы? Она забегала по комнате, заглядывая под стулья и кресла. — И я не родственница хозяина дома, — на ходу бросала незнакомка. — И не пытаюсь тебя одурачить. И то, что толкнуло тебя, уже переместилось в другое место. — Ты что, мысли читаешь? — Нет. — Девушка приблизилась к Уилтону и ткнула его пальцем в лоб. — Просто это очевидные вопросы, которые могли бы зародиться в таком скудном сознании. — А что, по-твоему, я должен спрашивать? Где найти чайный сервиз? — уклоняясь от касания, пробурчал парень. — Да, было бы неплохо. Таким образом можно выманить господина Реггельда. Где может находиться сервиз? Девчонка едва ли была старше Уилтона. Она крутилась на месте, забавно дёргая руками и рассуждая вслух, словно это могло стимулировать мысль. А ведь и впрямь могло, только думать тут было и не о чём. — На кухне не пробовала смотреть? — Там точно не будет! — бросила она раздражённо. — Это же Мидгиш, он точно не станет хранить вещи так далеко. Нужно что-то логичное и нелогичное, что-то под боком, чтобы далеко не ходить… Давай, голова, думай! — Незнакомка постучала себя по макушке. — Из чего делают чай? Из листьев! А листья растут…? Парень невольно проследил за цепочкой её рассуждений, подскочил к окну и отдёрнул плотную занавесь. Весь подоконник был уставлен чайниками. Внутри каждого кто-то навалил земли, и вверх торчали зелёные побеги. А ещё подоконник был засыпан сухими листьями буро-серого цвета. Девчонка тоже подбежала к окну и радостно захлопала в ладоши. — Я… Уилтон, — наконец решил представиться четвёртый сын. Энергичная беготня незнакомки заражала его, и стало как-то неловко стоять статуей. — Может, я смогу тебе чем-то помочь? — Не думаю. Всё очень сложно, — скривилась девушка. — Меня зовут Шушум. — Какое нездешнее имя. — Да, да. Если хочешь помочь, просто не мешайся. Шушум вытрясла землю из чайника и всучила его на попечение Уилтону, а сама убежала в соседнюю комнату. Парень перемялся с ноги на ногу и подумал, что неплохо бы его несоображалке уже начать работать. И тут его озарило. Конечно, у вакханалии вокруг было объяснение! И умещалось в одном ёмком слове — Тамтоже! Либо ты попал в неё, либо она пришла в гости к тебе. Парень плюхнулся в кресло, но тут же вскочил. Сиденье и подушки были мокрые и какие-то жёванные, и от них воняло псиной. — Разве в Тамтоже живут люди? — сказал он вернувшейся Шушум. — Ты ведь вроде бы человек? — Человек. Я родилась в Тамтоже. А что тебя так удивляет? Не все хотят жить в вашем скучном человеческом обществе. — Оно не такое уж и скучное. Ты вроде как сама творишь свою жизнь и наполняешь её весельем. Шушум отобрала чайник, напихала в него листья и залила водой из принесённой ёмкости. Она делала это быстро и ловко, встряхивая головой и отбрасывая лезшие в глаза волосы. — Рассказывай тут, как ты сам строишь свою жизнь, когда над тобой довлеют, словно занесённые мечи, законы и обязательства. Ты никто, если живёшь, как хочешь ты, а не как требуют зазнобы твоего мира, — сказала она и поставила чайник на маленький стеклянный столик. — Твоё мировоззрение формируют рамки, вот такие, — она провела пальцами вокруг головы нового знакомого, — и вдавливают твои мозги в черепушку. Сплошные ограничения. — Да у вас там ужасная пропаганда в стране, — нахмурился Уилтон и пресёк вопросом дальнейшее развитие неприятной темы. — Ты заварила чай для господина Ре… как его там? — Господина Реггельда. — Девушка перестала метаться вокруг чайника и сложила руки на животе. — Так как выглядит господин Реггельд? — Он… — Шушум вдруг густо покраснела. — Кот. Уилтон почёл делом чести сдержать улыбку. Смущать или обижать Шушум ему не хотелось. Весёлое удивление он предпочёл заполнить волной вопросов, которых у него всё ещё было очень много. Например, с какой стати девушка из Тамтоже забрела в провинциальный городок, вломилась в дом чужого человека, заварила чай и ждёт встречи с котом? Шушум выстреливала слова, как пули, когда рассуждала вслух, но на вопросы о мотивах отвечала с малым желанием. Подавив стеснение, она в итоге рассказала про Ключ, который мог отпереть любую дверь. Каждому жителю Тамтоже после рождения выдавали такую вещь, но кто-то вероломно украл её у Шушум, а замена не предполагалась в их странной стране-под-боком. Уилтон не поверил, что Ключ, нет, даже много Ключей, которые подходят ко всем дверям сразу, реально создать. Сказочно и невероятно! — В этом предназначение Ключа. Как предназначение дверей быть отпертыми. — Нет, двери делают, чтобы их запирали на замок от жадных и любопытных, — заспорил парень, и сразу же после этого на стол запрыгнул трёхцветный котяра. — О, господин Реггельд! Пока животное втягивало аромат чая, Шушум подскочила к нему и сняла с шеи отмычку. — Значит, вот как вы рассуждаете? Для вас двери нужны, чтобы запирать их? Уилтон не стал развивать тему. Его и так уже задевало то, что Шушум не верила в его способности. С точки зрения девушки он не мог помочь ей со своим «ограниченным разумом». Она даже не догадывалась, что фантазии и ума парню всегда хватало. Вот и сейчас он легко смирился с котом Реггельдом, волшебными ключами и выращиваемом прямо на окне чае. Всё, что возможно представить, реально осознать. А там и за примирением не постоит. — Так это ты с ним говорила? С господином Реггельдом? — Уилтон наклонился к коту.— Здравствуйте — Что? Нет, конечно! Он же просто кот! Я… — Шушум вновь покраснела. — Да, я говорила с котом. Хо-хо, это уже было интересней. Чего она так стыдилась, что с радостью подтвердила смехотворный поступок? Уилтон сделал наступательный шаг и заглянул Шушум в глаза. — Ты говорила сама с собой, — предположил он, и по опущенному взгляду догадался, что попал в цель. — Ужасный поступок! — Не насмехайся. В нашей стране это опасно — говорить вслух. Слово имеет силу. Твои желания и опасения сбываются со скоростью разбухающего на дрожжах теста! — Так зачем тебе отмычка? Ты ведь не пальцем вскрыла замок входной двери. — Она сломалась. — Шушум извлекла из кармана две половинки. — А у кота нашлась запасная, потому что ты сама прицепила отмычку к нему заранее, так? — Нет. Я пару раз видела его поблизости, словно он чувствовал мою печаль из-за кражи Ключа. Я попросила его прийти в этот дом. И вот он тут. А ведь ещё недавно Уилтон думал, что в этом городе отродясь ничего интересного не происходит. Вот вам и пожалуйста! — Раз это ты позвала кота сюда, а не наоборот… — задумчиво протянул парень. — Почему в этот дом, а не куда-нибудь в Тамтоже? — Я жду тут ещё кое-кого. Мидгиша. — Шушум развела руки в стороны. — Видишь, я стою тут и отвечаю на твои дурацкие вопросы вместо того, чтобы искать свой Ключ! Тебе не пришло в голову, с чего бы? — Она выдохнула весь жар и успокоилась. — В этом доме обосновался мой вор. Хозяин пропадает месяцами, тут тихо, так что это идеальное место, чтобы спрятаться. Я надеялась застать Мидгиша врасплох, но после того как ты напоролся на его ловушку… Боюсь, он будет предупреждён. Правда, он болен и сильно ослаб из-за редкой разновидности пудельного кашлюка. — Девушка двинулась к лестнице, чтобы осмотреть дом. Целая отмычка пробудила в ней уверенность и любопытство. Уилтон осудил её рвение нападать на больного господина, но Шушум была непоколебима. Она бодро поднималась по скрипучим ступеням, игнорируя портреты с грозными дядями и тётями, которые выедали душу из четвёртого сына. Словно это он был вором. Где-то внизу хлопнула дверь, и парочка как по команде замерла. — Она всё ещё где-то здесь, — прошептала Шушум и резво запрыгала наверх. — Кто? — А ты не догадываешься? Где-то внутри дома перемещается дверь… –… которая является ловушкой. И она же бросается в неугодных топориками, — закончил Уилтон и на вопросительный взгляд спутницы пожал плечами. — Я тоже умею читать мысли. Шушум вскрыла замок отмычкой и зашла в комнату, а Уилтон помедлил. Он хотел увидеть перемещавшуюся дверь, но та не выплыла в коридор и не возникла сама собой рядом с ним. Открывшаяся комната, на первый взгляд, не хранила никаких секретов. Обычный кабинет со столом в дальнем углу, шкафом возле левой стены и массивным фортепиано в центре. Если бы не последнее, комната казалась бы пустой. Пыль зависла в воздухе, подсвечиваемая солнцем. Деревянные половицы скрипели не тише лестницы. Потолка не было — он сразу уходил в крышу. Шушум тут же стала носиться по помещению в поисках Ключа или ещё чего, а Уилтон подлетел к фортепиано. Он иногда поигрывал дома, когда матушка не занимала инструмент, но делал это без энтузиазма и наслаждения. Сейчас появился повод повыпендриваться перед девчонкой своими навыками. Парень поднял крышку и отшатнулся. Вместо клавиш у фортепиано были пальцы, и выглядели они вполне натурально. То есть оторванными человеческими пальцами. — Могу поспорить, что это сделал не хозяин дома. А вот и клавиши! — Шушум сняла с верха глубокую тарелку и покрутила её, заставляя белые прямоугольники кружиться по часовой стрелке. Когда четвёртый сын повернулся к знакомой, его пробрала дрожь. Позади неё стояла дверь, материализовавшаяся прямо из воздуха. Она натурально заглотила уроженку Тамтоже и тут же захлопнулась. Уилтон спрятался за фортепиано, но дверь его не преследовала и вообще испарилась, когда он моргнул. Шушум тоже пропала, и из комнаты будто убрали всё самое живое и яркое. Парню сделалось не по себе, и он запоздало вспомнил, что в прошлый раз дверь оставила подарок. Что же теперь? Уилтон провернулся на пятках, и только тогда сюрприз свалился на него сверху. Небольшая и довольно тяжёлая люстрочка огрела его по голове, и парень стукнулся коленями и выставленными ладонями о грязный пол. Держащая цепочка и внутренности плафонов разлетелись по помещению с оглушительным дребезгом. Находись кто-то в доме, он бы уже прибежал на шум. А так ли он был пуст? В комнате вновь произошли изменения. По пальцам-клавишам бряцал мужчина в полосатом смокинге. Его лысая голова блестела на солнце, а подбородок покрывала белая щетина, как иглы кактуса. Одежда господина была забрызганной, мятой и в пятнах. Мужчина закашлялся, и на пальцы-клавиши полилась обильная слюна. — Простите. — Уилтон решил быть вежливым, хотя застывшая во взгляде господина озлобленность не располагала к расслабленным беседам. От него веяло угрозой. — Моя подруга куда-то пропала. Вы, случайно, не отвечаете за ту прожорливую дверь, которая иногда появляется сама собой у всех за спиной? — Возможно, — сказал Мидгиш, если память Уилтона не подводила его. — А теперь вон из моего дома! Парень попятился. И тут он увидел торчавший из кармана ключ. Вернее, Ключ. Размером эта штука превышала любые известные Уилтону ключи. Пока он любовался блестящей головкой, вор зашёлся таким сильным кашлем, что согнулся почти пополам. Слюна потекла рекой и образовала лужи. Тело господина при этом сотрясалось так, будто из него готовились вылезти все органы, и Уилтон посчитал этот момент удачным для рывка. Он бросился к Мидгишу за Ключом, но поскользнулся на луже и повис на фортепиано. Дальше было хуже. Мужчина выкашлял облезлую и мокрую псину, уже рычавшую в миг своего первого вдоха. Парень выпучил глаза на волосатую тварь и напрочь позабыл про Ключ. Господин подтолкнул псину, и та сразу же сориентировалась, в чью ногу вцепляться. Уилтон попятился, стараясь увернуться от клыков. Несмотря на маленький рост — не выше колена — и затравленный вид псина неожиданно крепко вцепилась зубами в штанину. Под смех Мидгиша Уилтон тряс ногой и крутился на месте, но зверь будто прирос к нему. Хотя эта дрянь скорее походила на крысу с ободранной мордой, чем на собаку. Лужи слюней увеличивались. Штанина пропиталась этой вязкой гадостью, однако парню было скорее жутко, чем противно. Безумие какое-то! Люди не выкашливают собак, и те не получаются тощими огрызками реальных животных, так что происходящее всё больше напоминало Тамтоже. В какой-то момент натиск ослаб, и Уилтон сделал отчаянную попытку сбросить с себя отощавшее недоразумение. Он схватил псину по бокам (парень мог бы поклясться, что его пальцы касались друг друга — настолько худой была эта тварь!), оторвал вместе с куском штанины и кинул тушку на пол. Псина оказалась такой слабой, что издохла на месте. Мидгиш оборвал безумный смех. Теперь четвёртый сын отлично понимал Шушум, не желавшую договариваться с этим ненормальным господином, который теперь лежал в луже слюны. Он был ослаблен приступом и едва мог шевелиться. К губам прилипла белая шерсть. — Прекратите! — воскликнул Уилтон с укоризной. — Мы с вами не враги! От Мидгиша веяло злобой, и даже обессиленным он выглядел опасным. Приближаться к нему за Ключом было бы недальновидно, а ждать следующего приступа… И вдруг во входную дверь позвонили. Дребезжание облетело все уголки дома, оповещая о незапланированных гостях. Хозяина нет дома, кто мог прийти к нему? — Полиция! — раздался за окном грозный бас. — Открывайте! Они не могли прибыть так быстро, пронеслась в голове Уилтона здравая мысль, которая ещё больше укрепила его уверенность в существовании некоего зеркального двойника. Слишком странным и неестественным было всё, что происходило в этом доме. — Нужно открыть, — ещё одна идея озарила парня, и он улыбнулся. — Они всё равно войдут, но только нам решать, как это произойдёт. — Так иди! — Господин уже стоял на ногах и отряхивался, хотя пропитавшуюся слюной одежду так просто не очистишь. — Я не могу открыть. Там очень мудрёный замок. Мне нужен… ключ. Уилтон нагло протянул ладонь. Мидгиш насупился и прикрыл карман рукой. — Постучат и уйдут! Звонок почти не отпускали, и раздиравшая барабанные перепонки трель заполнила собой пространство внутри. Люди на улице не отличались терпением и намеревались попасть в дом во что бы то ни стало. Того и гляди начнут ломать дверь. — Притворитесь хозяином, — посоветовал Уилтон Мидгишу. — Вы как раз примерно одного возраста с ним. Его так редко видят в городе, что едва ли помнят, как он выглядит. Накиньте что-нибудь для маскарада и притворитесь больным. — Ладно, — буркнул господин. — Но дверь я открою сам! Мужчина погнал Уилтона вперёд, чтобы не выпускать его из поля зрения, и вместе они спустились на первый этаж. — Мы знаем, что вы там! — Полицейские не только звонили, но и дубасили дверь кулаками. Мидгиш натянул вязаный свитер и замотал горло широким шарфом. С его раскрасневшимся и опухшим лицом его наверняка примут за простуженного и не станут вглядываться в искажённые болезнью черты. — Уже иду! Не спуская с парня взгляда, Мидгиш извлёк из кармана Ключ и поднёс его к замочной скважине. Уилтон наблюдал за действиями мужчины косым зрением, а сам глядел исключительно на кривоватый нос господина. Как бы невзначай Уилтон взял зонтик и опёрся о него, как о трость. Когда Ключ оказался в прорези (и странным образом подошёл, хотя явно был не от этого дома), парень ударил Мидгиша зонтом по руке и раскрыл его. Развернувшиеся края врезали неприятному типу по лицу, и мужчина, пискнув, выронил не принадлежавшую ему вещь. Уилтон ловко подтащил Ключ ногой и подобрал его. — Да чтоб тебя! Парень вывернулся из длинных пальцев и повалил на господина высокую вешалку. Ему везло, потому что Мидгиш как раз зашёлся новым приступом и бросил преследования. Уилтон рассудил, что лучше всего вернуться на второй этаж, где всё и началось. Наверное, его бы обвинили в нелогичности. Бежать из дома — вот что нужно делать в первую очередь! Хоть через окно, но спасаться! Вот только Уилтон знал, что нужная ему дверь к свободе находится не в прихожей. — Давай, где ты? — выпалил парень, встав рядом с фортепиано. — У меня есть Ключ! Предстань передо мной! Он закружился вокруг оси, как недавно в саду госпожи Пряник (а будто уже неделя прошла!). Дверь быстро прекратила игры в прятки и возникла рядом. Уилтон продемонстрировал Ключ и бесцеремонно пнул её. Она открылась внутрь, пропуская его в свои внутренности. Парень не беспокоился: он догадывался, что ждёт его по ту сторону. Уилтон выскочил… всё в то же место, только теперь второй этаж выглядел иначе. Никаких луж, растекавшихся по полу, и мёртвых псин. Зато добавилась новая, ранее невидимая деталь: на полу за фортепиано боролись двое. Волоча Шушум в пыли, сверху наседал Мидгиш и тянул скрюченные пальцы к её шее. — Смотри сюда, мерзкий старикашка! Все взоры тут же переместились на появившегося. Шушум ахнула, а господин недобро прищурился и заскрипел зубами. Воспользовавшись заминкой, Уилтон разогнался и столкнул Мидгиша плечом. — Ты перетряс всё его тело, и теперь у него начнётся приступ! — выпалила девушка. — Он что, в самом деле так умеет? — испугался парень, сверху вниз глядя на сотрясавшегося Мидгиша. — Я думал, это уловка или иллюзия! Шушум потянула его за руку, и вместе они сбежали в прихожую. Со второго этажа уже раздавались первые рычащие звуки. Девушка провернула Ключ в замочной скважине, и сумасшедший дом выпустил их из своих владений. Спустя несколько минут безостановочного бега они отдышались. Ощущать палящие лучи на коже и вдыхать свежий воздух было так приятно после удушливых помещений. — Не волнуйся, он не погонится за нами по городу в его то состоянии, — утешила Шушум и оборвала шаг под деревом с широким стволом. Наступил вечер, и солнце закатывалось за крыши. На девушке даже одежда не помялась, правда, кое-где сохранились следы пыли после того, как злобный господин протёр ею пол. Себя же Уилтон чувствовал грязным и побитым. Парочка немного помолчала, и каждый думал о своих заботах и мысленно переживал ту или иную сцену недавнего прошлого. — Слушай, а ты… — начала Шушум. — Извини, что дразнила тебя и называла недалёким. Может, в качестве извинений ты примешь от меня приглашение в гости? — В Тамтоже? Она энергично закивала, и у Уилтона так всё и загорелось внутри. Он приготовился выплюнуть ответ, но тот сам собой застрял в горле. Что же сказать ей, такой увлечённой своими представлениями? В этом мире они, увы, не сбываются с той же регулярностью, что и в Тамтоже. — Благодарю за предложение, но я не могу. Ты же понимаешь, что я не продержусь там и дня. Да и не нужен я там. Шушум насупилась, но настаивать не стала. В ней была гордость, и она, кажется, умела уважать чужие решения. — Приятно было познакомиться, — бросил на прощание Уилтон. Расставаться нужно на хорошей ноте и добрыми словами. Девушка выразила взаимные чувства. — Мне тоже. — Она протянула руку для рукопожатия. Уилтон растерялся и сдуру поцеловал её, как делали кавалеры в романах его матушки. Шушум засмеялась. Уилтон много раз оглядывался, когда удалялся от дерева, но девушка быстро ушла оттуда, и смотреть стало не на что.