Bizzare

Неважно что или кто ты есть, Неважно когда или где ты побывал, Все ножи, похоже, терзают твой мозг, Я получил свою роль, я помогу тебе с этой болью, Ты не одинок. Сил едва хватило, чтобы дойти до кровати. В голове ползали ленивые мысли, словно слепые змеи. Сердце билось о ребра, ведомое одним ему известным ритмом. В комнате было темно и тихо, а перед глазами стоял образ Тео, который где-то там, в ночи, точно так же обессилен. Но его никто не может увидеть, разве что ночь, но она никому не может рассказать, ничего не может запомнить. Я слышу, как Макс щелкает на балконе зажигалкой и шепотом прошу дать закурить. Он молча приносит мне пепельницу и сигареты, неожиданно яркое пламя зажигалки освещает его лицо. Да, в ночи все выглядит иначе. Не видно его огненных волос и сверкающих глаз, а только сосредоточенность, отливающие синевой высокий лоб и скулы, внимательный взгляд, который он украдкой бросил на меня, словно хотел проверить, в порядке ли я. Он садится на пол рядом со мной, запрокидывая голову на кровать. Мы дышим синхронно и к потолку стекаются тонкие струйки дыма. Я знаю, что он все слышал. Стены в доме тонкие, иногда можно услышать включенный чужой телевизор и скрипящую кровать в соседней квартире. А мои стоны из ванной было бы тем более сложно проигнорировать. Хотя, может, он уходил на балкон, чтобы создать иллюзию внимания к чужому личному пространству. Но он все равно слышал. - Нам вставать через 4 часа, - напоминает Макс. Я киваю, а затем вспоминаю, что он на меня не смотрит и говорю: - Помню. Аника придет за ключами? - Да, приедет в аэропорт. - Я никогда не был за границей, Макс. - Я знаю, ты говорил. Он докуривает, тушит сигарету и уходит в ванную, бросив снятую футболку на спинку стула. Я слышу, как включается вода, как он чистит зубы и сплевывает в раковину. Слышу тяжелый и усталый вздох. Когда он возвращается, я делаю вид, что уже сплю. Он аккуратно ложится рядом, потому что больше лечь негде, а у меня всего одна кровать, на полу даже ковров нет. Некоторое время он молчит, но я слышу, как он моргает и стискивает зубы. Тихо спрашивает: - Ал, ты спишь? - я молчу, стараясь дышать глубоко и размеренно. Он осторожно поворачивается и, помедлив секунду, утыкается лбом в мое плечо. Шепчет, а я чувствую кожей его горячее дыхание и запах ментоловой зубной пасты: - Я не думал, что у тебя кто-то есть...Я так злюсь сейчас, Ал. Но имею ли я право? Он замирает и я чувствую, как он морщит лоб и слышу, как снова сжимает зубы, чтобы больше не сказать еще что-нибудь. А затем я словно во сне, протягиваю руку и прижимаю его к себе. Слышу, как он вздыхает, а затем расслабляется. Он теплый и жесткий. Никакой тебе женской легкости и мягкости. Он пахнет солью. А я пытаюсь представить, вообразить, смогу ли я когда-нибудь обнять Тео. Как это будет? *** Нормально заснуть мне не удалось. Сны скорее походили на лихорадку, я просыпался в холодном поту. Мозг генерировал слишком реальные образы, поэтому просыпаться было еще тяжелей. Просыпаться, забываться снова, проваливаясь в подобие сна. Мне снился темный лес, хлопанье крыльев и карканье воронов. Ощущение, что за мной наблюдают, что ни одно мое движение не остается без внимания. Оттого движения были нервными, дерганными, постоянное оглядывание через плечо и разметавшиеся от волнения волосы. И воронки, вихри галактик, звездопад над головой и проносящиеся рядом кометы, метеориты, сгорающие в атмосфере. Мне снились потемневшие сверкающие глаза с черными зрачками и стоны, хриплое, отдающее дрожью во всем теле мое имя. Я знал, кто мне снился. И чувствовал тревогу, потому что ощущения совсем не были похожи на простую химию, а на нечто более сильное, бесповоротное. Когда тишину прорезал слишком громкий звон будильника, я почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение и растолкал заспанного Макса. Надо отдать ему должное, просыпался он быстро, а затем порядком удивил, приготовив нам кофе и подогрев круассаны с шоколадом и джемом. Ни словом не обмолвился о том, что спал в моих объятиях, но поглядывал исподлобья, словно пытаясь прочитать мои мысли. А я непоколебимо молчал, ничего не знаю, ничего не помню, ничего не видел и не слышал. В последнюю очередь в сумку складываю ноутбук, а затем, задумавшись на секунду, выбираю книгу в дорогу. Вдруг слишком долгий путь, пробки, отмена рейса и томительное ожидание? Книга и хороший плейлист делают все лучше, даже бессмысленное ожидание в очередях. В груди нарастает тревога и волнение, я действительно никогда не собирался уехать так далеко от дома. Под окнами уже нетерпеливо гудел таксист и мы, оглянувшись на комнату в последний раз, решительно хлопаем дверью. Утром улицы пустынны и тихи, разве что редкие машины проносятся мимо, разгоняя утренний туман. Лицо уже немолодого и седеющего водителя выражает скуку и в его мешках под глазами, кажется, собрана вся усталость этого мира. Он не красив и не уродлив, но мне нравятся такие лица. Настоящие, в морщинках и глазах которых спрятались истории и опыт. Я улыбаюсь, когда вместо ожидаемого шансона он включает Дэвида Боуи. Видит, что я довольно ухмыляюсь и подмигивает в зеркало заднего вида. Макс едва держится, чтобы не заснуть снова, поэтому просит разрешения закурить и таксист махает ему рукой, мол "Что с вас, двух остолопов, взять?" Салон наполняется сигаретным дымом, а я качаю головой в такт песне и привычное ощущение, что Боуи поет о невыносимо близком и важном, заставляет кожу покрываться мурашками. Было время, когда я проводил часы, лежа на полу и слушая его в наушниках, позволяя мыслям уносить далеко-далеко. Мы и с Максом-то познакомились, потому что его волосы напомнили мне прическу Боуи и я не смог пройти мимо и не сказать ему об этом. Таксист вдруг начинает подпевать, сперва тихо шепчет, даже не поет, но его голос постепенно набирает силу. Неожиданно приятный и глубокий, без надрыва как у Боуи, но сильный и красивый голос. На самом ярком моменте он поет во всю силу, а лоб его пересекает глубокая морщина, словно шрам от удара меча. Ощущение радости и благодарности наполняет меня. Подпевая популярному и прилипчивому хиту на радио, никогда не почувствуешь подобного, никогда не захочешь кричать слова песни, чтобы каждый увидел, что ты не мешок с костями, не пустая голова, а ты живой, ты чувствуешь и огонь внутри тебя горит ярче, чем обычно, освещая всех, кто рядом. Мысль о том, что этот момент хочется запомнить получше, заснять на видео, приятно грела внутри. Макс улыбается мне и кивает в сторону таксиста, который словно забыл, что мы его пассажиры и сам начинает ему подпевать, крепко зажмуриваясь. С такой же страстью, как и старик. А я улыбаюсь, наблюдая за ними.

Oh no, love, you're not alone You're watching yourself but you're too unfair You got your head all tangled up But if I could only make you care Oh no, love, you're not alone No matter what or who you've been No matter when or where you've seen All the knives seem to lacerate your brain I've had my share, I'll help you with the pain You're not alone

Песня заканчивается и таксист хрипло смеется, поглядывая на нас. Кивает головой, словно соглашаясь со своими мыслями. А снаружи наступает рассвет, солнечные лучи пробиваются сквозь туман, растекаясь по земле золотыми лужицами. Воздух дрожит и сверкает, словно в огне, и даже в машине чувствуется особый запах утренней свежести и пробуждающейся земли. Кажется, можно ехать так бесконечно долго. Но еще приятней наслаждаться подобной дорогой, когда знаешь, что эта дорога приведет к кому-то в самом конце. На прощание таксист пожимает нам руки и мы платим ему больше, чем должны были, просто потому, что за такие моменты стоит платить чуть больше, чем следовало бы. С рюкзаками идти тяжело и неудобно, лямки больно давят на плечи, но сон окончательно ушел. Остался трепет и предвкушение. А еще небольшой страх, потому что я никогда не летал. Макс, словно угадав мои мысли, ободряюще улыбается. Мы сдаем рюкзаки в багаж, ставим необходимые печати и благодарим улыбающуюся девушку на паспортном контроле. Ждать долго не приходится, но мы успеваем выпить отвратительное кофе и выкурить еще по сигарете в туалете. Неожиданно для себя я замечаю, что Макс нервничает. А потом раздраженно достает из нагрудного кармана куртки плоскую флягу и, смешно морщась, отпивает глоток. Протягивает мне и я подношу фляжку к носу. От крепкого запаха спиртного на глазах выступают слезы: - Пей, - командует Макс, - будет не так страшно лететь. Я пью, чувствуя, как алкоголь обжигает горло и разливается внутри приятным теплом. Возвращаю флягу, спрашиваю Макса: - А так можно? - Можно, да и кто узнает? - он делает еще несколько глотков и прячет флягу в карман. - Пойдем в зал, скоро посадка. К тому же Аника звонила, она подъехала ключи забрать. И действительно, мы быстро находим сестренку Макса, которая машет нам у паспортного контроля. Она крепко обнимает брата, улыбается мне, желает спокойно долететь, приказывает "повеселиться там" и клятвенно уверяет, что будет ухаживать за геранью, как за собственным ребенком. Еще долго машет, медленно шагая спиной к выходу. После мы на некоторое время опускаемся в неудобные кресла в зале ожидания, Макс подозрительно тихий, а я рассматриваю других пассажиров. Серьезные бизнесмены, в немного помятых костюмах, заспанные странники с огромными рюкзаками, покрытыми пылью, сонные женщины, поправляющие макияж, глядя в маленькие зеркальца. Охранники, окидывающие внимательным и утомленным взглядом каждого, кто проходит мимо. Интересно, какие у них жизни, кто их ждет дома, куда они летят и откуда возвращаются? Кого вспоминают, поглядывая на часы и отпивая растворимое кофе из пластиковых стаканчиков? Объявляют посадку и люди начинают двигаться чуть быстрее, видно, что некоторые нервничают, теребят в руках билеты и талоны, приглаживают растрепанные волосы. Мы медленно движемся вместе с очередью, присматривая друг за другом. Самолет вблизи кажется спящим зверем, спокойным и опасным, укутанным в металлическую броню. В салоне пахнет дезинфекцией и кожей. Народу мало, салон заполнен где-то наполовину. А я радуюсь, что мое место у иллюминатора. Страх полета куда-то исчезает. - Что, если мы разобьемся? - шепчет Макс. - Не разобьемся, - почему-то уверенно отвечаю я. - Машины и то разбиваются чаще, чем падают самолеты. Расслабься. Высокая темноволосая стюардесса проводит инструктаж по технике безопасности, а я отмечаю, что самый полезный совет был дан по использованию кислородных масок. Сперва надеть маску на себя, затем на ребенка. Прямо как в жизни. От тебя не будет никакого толку, если сперва ты не позаботишься о собственной безопасности. Интересно, сколько раз она уже повторяла эти слова? Мы взлетаем, самолет некоторое время скрипит и дергается, но затем все стихает. Макс отпускает мою руку, в которую вцепился с нечеловеческой силой. Смахивает волосы со лба и медленно выдыхает. Я усмехаюсь: - Не так уж и страшно, правда? - Черта с два, - шепчет он. - Ма-акс, - нежно протягиваю я. - Ммм? - Мы это сделали. Впереди Франция. Никогда не думал, что когда-нибудь увижу Францию. Я и не хотел никогда. Я про нее ничего не знаю вообще. - Знаешь, ничего особенного там. Наполеон, багеты, круассаны, Лувр, лягушачьи лапки, Эйфелева Башня, вино и сыр, ну и Вольтер да Бальзак. И сексуальные такие "р-р-р", которые будут звучать из уст французских дам, пахнущих французскими духами, - он ухмыляется. - Нам потом в Тулузу добираться надо будет. В маленькое местечко под названием Тейе. Видимо, ехать придется долго. И такси стоит бешенных денег, - он достает наушники и удобно устраивается в кресле. - Нам лететь около трех часов, советую расслабиться и наслаждаться. А я некоторое время наблюдаю за пробегающими далеко внизу пейзажами. Ощущение странное. Думаю о расстояниях, о том, как стремительно оно сейчас сокращается. Должен ли я сказать Тео, что я во Франции, когда мы прилетим? Ничего подобного я никогда не испытывал, я растерян и даже напуган. А если он на самом деле не во Франции? А если он просто нашел кого-то для подобных ночных звонков, чтобы не так скучно было бы жить? Для остроты и новизны ощущений. Просто незнакомца, который не должен требовать, потому что не имеет никаких прав и никакой силы. Ничего не может взять и дать, кроме слов и звуков, да еще изображений. Но что-то внутри подсказывало, что я ошибаюсь, потому что простому незнакомцу не присылают подобные стихи, не признаются в том, какие мысли не идут из головы, не присылают фотографии с безумным и опасным взглядом. Онлайн можно найти куда большее количество умелых и жаждущих, грязных и стремительных. Для новизны и остроты ощущений как раз подошло бы. Я и сам поступал так же. Просто чтобы проверить, может ли кто-нибудь хотеть меня так, что готов раздеться на камеру и ласкать себя. Я находил таких девушек, которые писали что-то нежное или пошлое, смущались, а затем открывались, словно сбрасывая кожу и отдаваясь ощущениям. Я видел их дрожь и сорванное дыхание, их напряженную грудь и капельки пота. Было несколько тех, кто неотрывно смотрел глаза в глаза, были те, кто опускал камеру ниже, чтобы нельзя было угадать выражение во взгляде. И я тоже возбуждался и тоже кончал, наблюдая за руками, которые доводили их до оргазма. Но это было не более чем изображение, я чувствовал похоть и жар, но я не хотел прикоснуться, сжимать жаждущее тело. Не желал очутиться по другую сторону камеры, чтобы почувствовать запах и увидеть свое отражение в чужих глазах. Это было сильнее, чем порно, более личное, потому что они хотели не порнозвезд, а меня, такого же взмокшего и дрожащего. Девушки писали, как хотят поцеловать меня, как им нравится, когда я закусываю губу и как у меня начинает биться пульс на шее. И я писал что-то вроде "Я тоже хочу, детка. Ты так красива". А потом, после оргазма, я даже не мог смотреть им в глаза. Они слали мне свои данные, чтобы я написал им позже, чтобы "продолжить общение". Но я уже не видел ничего, что вызывало бы отклик в груди. Возможно это слишком бесчувственно. Но я делал это только с теми, кто хотел подобного. Никаких "покажи свою грудь", "правда или действие". Просто я начинал говорить, мы обсуждали музыку, книги, тяжелый день и совершенно неожиданно одетые девушки обнажались и начинали дышать чаще. А мое тело реагировало соответственно, но почти так же, как если бы я мастурбировал в душе, представляя кого-нибудь знакомого в невозможной ситуации. С Тео все было не так. Хотя бы потому, что он парень. Парень, читающий Уитмена и пьющий вино. Тот, кто уходит из дома, чтобы раствориться в ночи, оставляя звезды единственными свидетелями. С ним было легко. Я включил телефон, чтобы взглянуть на его фотографию. Эти потемневшие глаза и искусанные губы не могли быть игрой и чем-то фальшивым. Потому что в этих глазах я видел страх, где-то на глубине, страх выражающийся в словах: - "Видишь ли ты, что я делаю? Останови меня, потому что я не могу остановиться сам".