Bow

Существует тонкая завеса между небытием, поглотившим её мать и собирающимся делать тоже самое с её отцом, и Бездной. Иногда, когда он идёт по этим каменным ступенькам, он упирается в ничто. Оно сжигает его кожу, и он задается вопросом, что чувствовал бы, окончательно вернувшись туда. Эмили смертна, тело сделано из плоти, душа заперта в костях. Но ей не обязательно быть таковой. Но какая-то часть его знает, что Эмили не будет удовлетворена этим королевством теней и она предпочтёт вернуться в небытие однажды. Её ноги наливаются свинцом, когда она тащится сквозь собственную комнату к балкону. Дануолл простирается внизу, власть Далилы рассеяна ветрами, переговоры эхом доносятся из тронного зала. Она бодрствовала всю ночь, ощущая, как адреналин плещется по её венам, когда частички для латания её Империи подписывались и отпечатывались. Подле неё — её отец, и слёзы щиплют и его, и её глаза от этой встречи. Борьба была долгой и утомительной. Её комната — вихрь вокруг неё, но она не может найти силы, чтобы поднять шкафчики и перевернуть обратно столы, чтобы найти подобие порядка в этом месте. В этом месте она позволяет себе немного хаоса. Её веки опускаются, когда она смотрит на первые цвета восхода солнца, проглядывающие над горизонтом. Кит поёт в отдалении. Метка на её руке выглядит размытой и старой в этом свете. Рука захватывает её руку, тянет вверх её ладонь, знакомое прикосновение, то, на которое она полагается, и мягкий вздох выскальзывает из её губ, когда она расслабляется, его пальцы играют под затылком, на шее. Старая песня, которая её не утомляет. Затем его прикосновение исчезает, дым завивается около её щеки, мучительно и близко. Она оборачивается, опираясь на перила, и глубоко-оранжевые и алые первые лучи утра стелются по её волосам. Он наблюдает за ней, с приподнятым подбородком, быстро скользя взглядом по чертам её лица. — Императорское Величество, — его голос источает яд, и она кивает. Она пробегается ладонью по холодным металлическим перилам, его челюсть сжимается, зубы скрипят. Она знает, что делает. Её глаза задерживают взгляд на его губах. — Так много нужно сделать в Дануолле, — её голос медленный, слишком сладкий. — Дануолл медленно пожирает сам себя, это не новость, — говорит он, его фигура медленно приближается, тень тянется по ковру её комнаты. — Полагаю, что так, но на этот раз я хочу это исправить. Я исправлю это, — шепчет она, в то время как его рука блуждает вокруг неё, сжимая перила у неё за спиной, захватывая её в ловушку между океаном и остальным миром. Она обхватывает его челюсть своими ладонями: — Это не новость. Она смеется, но этот смех печален: — Полагаю, что так. Он не поклонник. Он не кланяется, когда ему говорят, сделанный из дыма, и шепота, и молитв ведьм. Дворяне со своими двусмысленными речами ничего не значат для него. Его нос касается ее щёк, оставляет горячее дыхание на её шее. Время между пробелами, когда нечего сказать. — Там не будет времени играть в тенях, — и его хватка усиливается. — А что после? — его голос резкий, насмешливый, готовый раствориться. Её веки трепещут, улыбка на её губах, из-за чего его живот неприятно сдавливается. Он выдал ей слишком много своих секретов. — Я буду так счастлива увидеть маму, — её голос — вздох, тоска, пойманная на ветру, и это заставляет его дрожать, его спина напрягается. — Я не буду задерживаться там, где меня не ждут. Она смеется, горько: — Это не проблема. Он смотрит на неё мгновение, небо становится всё ярче за спиной, прохладный пурпурный и яркий оранжевый. Он берёт её руку, целует свою метку, медленно, черный выцветает в серый, хотя все еще держится. Своего рода напоминание. — Эмили Колдуин, — он позволяет её имени скользнуть между его губ медленнее, и она хочет, чтобы он остался хотя бы ещё на мгновение. Будет трудно, ибо её сердце обёрнуто тёмным дымом. И она думает, что он жесток, но не всегда, не тогда, когда он наклоняется к ней и его губы в одном касании от её. — Эмили Аттано, — и она вздыхает его словами. — Будет трудно забыть о тебе, — он сглатывает, и его глаза замирают, глядя в её, его губы мягко прикасаются к её собственным. Это признание настолько, насколько он может его дать, наблюдая, как мир смещается и переворачивается сам над собой, империи падают и поднимаются из ничего. Она тянется к нему, ещё на мгновение, пожалуйста, но когда солнце поднимается у неё за спиной, его силуэт исчезает, ухмылка украшает его губы, пока он не растворяется, его тень не исчезает. Она вздыхает, метка на тыльной стороне её руки едва заметна, но если повернуть её в правильном направлении, только под определённым светом, она может видеть символ, выгравированный на её коже. И на мгновение она позволяет себе улыбнуться. В уголках её глаз собираются слезы, угрожающие пролиться на её щеки, ведь если есть то, чему она научилась в мире, то это то, что утрата длится больше, чем чудеса. Ещё есть работа, которую следует сделать, Империи, которые нужно восстановить.