***
В Академию Избранных, где учусь, я попала в двенадцатилетнем возрасте, то есть сразу после трагедии. Такой возраст считается несколько поздним для стандартного первокурсника. Мои способности, как оказалось, проявили себя слишком поздно для таких, как мы, из-за чего споры о моём зачислении проходили целую неделю, в сопровождении бесчисленных собраний профессоров и представителей власти. Казалось, этому не было конца. Мучительные семь дней меня держали в одной и той же комнате, не позволяя перемещаться по Академии. Маленькая, запуганная девочка, которая только что потеряла обоих родителей, выслушивала безумные речи о том, что она Элемент, и нуждается в обучении. В небольшой каморке, где я проводила всё своё время, пахло лекарственными препаратами, различными травами и сыростью. Каждое утро меня будил мой проводник, старина Эрл — смотритель нашего корпуса, и отводил меня в Зал Соглашений, где проводился допрос. Ежедневно я подвергалась пытливым взглядам, старающимся откопать во мне что-нибудь ужасающее, что ещё больше раздражало меня. Безусловно, я была рада, что мне наконец-таки позволили покинуть наводящую хандру спальню и насладиться свежим воздухом, но, вынужденная отвечать на одни и те же вопросы каждый день, проклинала всех, кто там находился. Одинаковые надменные лица и вздёрнутые вверх носы раздражали меня, а их голоса раздавались словно из ниоткуда. Каждый раз, когда звучал очередной вопрос, он эхом проносился по всей комнате, и я безуспешно крутила головой в поиске источника. В таком положении я чувствовала себя диким животным, загнанным в угол. Не в силах сдержать такого давления, правда слетала с губ быстрее, чем мне удавалось понять сказанное. Неплохой ход. Как-то на одном из многих таких собраний, когда я достигла наивысшей точки кипения, что, по всей видимости, не скрылось от глаз различных представителей власти, среди глухого и однотонного гама раздался громкий и уверенный голос: — Мисс Кэмпбелл, что вы предпочитаете на ужин? Может, рыбное филе под сладким соусом? — я сразу же поняла, кто задал мне этот вопрос. Поджарый мужчина средних лет и небольшого ростика сидел в кожаном кресле поодаль остальных. Он театрально причмокнул морщинистыми губами. — Или же немного индейки, приправленной тушёными овощами? — он заговорщически подмигнул мне. В воздухе повисла тишина. Коричневый пиджачок в светлую полоску заметно поджимал ему в плечах, а на руке поблёскивали дорогие часы. Небольшие проседи в усах серебрились на равномерном свете люминесцентных ламп. Его вид показался мне одновременно нелепым и величественным, а попытка отвлечь меня от несносных вопросов аристократических лиц не могла не вызвать добрую улыбку. Его приподнятое настроение и тёплое отношение ко мне, которое он показал в своей интонации, вселили уверенность. — Я предпочла бы и то, и другое, сэр… И в двойной порции. Он засмеялся. Таким детским и непринуждённым хохотом, что уголки моих губ дрогнули. Вокруг его глаз образовались морщинки, а густые усы стали подёргиваться. Бледные лица, которые окружали меня со всех сторон, вытянулись, а тонкие губы поджались — и нечто подсказывало мне, что в моём поведении было что-то недозволенное. После этого меня отпустили к себе. Поздним вечером раздался гулкий стук в дверь. На пороге меня встретил мой приятель Эрл, в руках которого находился поднос с рыбным филе и мясом индейки, к тому же, в двойном размере. Остаток вечера я провела в хорошем настроении, поедая свой ужин и вспоминая затёртый пиджак коричневого цвета. Вскоре я узнала, что неизвестного зовут Барни Олдман, то есть, профессор Олдман. И он директор моей Академии. Через несколько дней меня вызвали в кабинет директора. — Мисс Кэмпбелл, доброе утро! — меня встретил жизнерадостный голос профессора Олдмана. Он сидел за своим столом, одетый в пиджак едко-малинового цвета, и с энтузиазмом потирал ладони. — Здравствуйте, — поникшим голосом ответила я. Олдман жестом показал на место, находящееся напротив него. Без слов, приблизившись к его столу, я опустилась в мягкое кресло. Моё волнение росло. — Угощайся, — он немного придвинул стеклянную миску, доверху наполненную различными сладостями. Я едва покачала головой, сомкнув плотно губы и приказав себе обуздать нарастающий порыв расплакаться. По моему телу пошла мелкая дробь — рябь, которая прокатывается по разлитому керосину, когда слишком резко проводишь над ним зажжённой спичкой. Происходящее пугало меня. Кто все эти люди? Почему я не могу отправиться домой? Я не верила им. Хотелось накричать на мужчину за его притворную улыбочку, хотелось стереть её с морщинистого лица. Как он может так радоваться, когда я только что потеряла родителей?! Маленькие ручки сжались добела и поддались дрожи. Мне пришлось сцепить их в крепкий замок, чтобы не выдать шаткое состояние. Удивительно, как всего за несколько дней двенадцатилетняя девочка с чёрными, как смола, косичками стала до неузнаваемости взрослой. — Александра, — мужчина накрыл мою ладонь своей и взволнованно посмотрел на меня, — я могу называть тебя так? — не способная проглотить вставший в горле ком я утвердительно кивнула. — Хорошо… — отчего-то он медлил и, видимо, разволновался, потому как тут же осушил стакан воды. Он громко чмокнул губами, вытирая рукой густые усы, — я хотел поинтересоваться, как ты себя чувствуешь, Александра? Он с ожиданием воззрился на меня. Мой рот моментально пересох, словно я не пила несколько дней. Я прикрыла ладошкой рот и стала мотать головой в разные стороны, но было поздно: непрошеные слёзы прыснули из глаз, словно намеренно ожидали такого вопроса все эти дни. Профессор поник головой. — Ты должна понять, Александра, что иногда, в жизни так бывает, нужно случиться плохому, чтобы на его место пришло хорошее. — Его миниатюрная ладошка задрожала, и Олдман всеми силами старался это скрыть, пока наливал новую порцию воды из графина. Наполнив стакан прозрачной жидкостью, разлив при этом немного на отполированный стол, он протянул его мне, скрепляя это ласковой улыбкой. Не очень прилично шмыгнув носом, я утёрла солёные дорожки с щёк и приняла предложенную воду. От прохладной свежести во рту стало немного легче, и желудок с благодарностью прожурчал. — Как думаете, где они сейчас? Я протянула руку к стеклянному сосуду и достала оттуда мятный леденец. Мой рот сурово выгнулся, я снова тяжело задышала, и мне пришлось отвернуться, отчаянно загоняя обратно то, что по какому-то недоразумению щипало глаза. — Увы, я не знаю, — он жалостливо взглянул на меня исподлобья. — Я уже не молод, видел многое, но… — он покачал головой, — даже мне неведомо то, что творится с теми, кто отправился на небеса. Осмелюсь предположить, что они везде и в тоже время нигде, но они где-то рядом с нами, они всегда будут вот тут, — он положил ладонь себе на грудь, сжимая в этом месте пиджак, — и они наблюдают за нами, переживают за нас, — похоже, от собственных слов Олдман расчувствовался и вымолвил что-то нечленораздельное, после чего с шумом высморкался в платок. — Что теперь со мной будет, сэр? — Твоя судьба зависит только от тебя, моя дорогая. На собраниях тебе объяснили, что ты Элемент — важнейшая часть магического мира. Ты обладаешь поразительным потенциалом, — в его глазах загорелся огонь, — ты можешь творить удивительные вещи! Магия является сверхъестественной силой, которая способна изменить ткань реальности уже на фундаментальном уровне жизни. Кто-то считает волшебство проклятьем, но если научиться им управлять, то это дар. Он придвинулся ближе ко мне, и пиджак под такой натугой натянулся на его животе, и сложилось впечатление, словно ещё немного и пластмассовые пуговички разлетятся по разным углам кабинета. — Элементов осталось так мало, что наш вид находится на грани исчезновения. Многие элементы живут, спрятав свой дар глубоко внутри, и живут с ним, даже не подозревая о его существовании. Мы не можем отследить их. Но нам повезло с тобой, Александра… Ты помнишь, что произошло с тобой, когда… — Я плохо помню тот вечер. Вдохнув, как можно больше воздуха, я начала рассказ, и выброшенные слова, цепляясь друг за друга, слетали с губ без остановки. Нельзя держать всё в себе. Впервые у меня появилась возможность выговориться. — Это было второе сентября. Стоял обычный день, всё было, как всегда. В этот вечер я отправилась на прогулку с Дагги, моим псом, и заглянула к Терезе, которая живёт на соседней улице. Мы стояли, разговаривали, как вдруг Дагги сорвался с поводка и быстро побежал в сторону нашей улицы. Я испугалась, что он убежит куда-нибудь далеко. Раздались крики, а когда я выбежала на нашу улицу, то первое, что бросилось мне в глаза — это огонь. Вокруг дома собрались соседи. Началась неразбериха: женщины плакали, мужчины кричали и пытались помочь. Я резко оборвала рассказ, проглатывая слёзы. — Дорогая, ты должна рассказать до конца. Это слишком важно, чтобы откладывать. — Я всё понимаю, сэр. Помню, как закричала. Тогда-то и произошло нечто странное, из-за чего мне страшно до сих пор. Всё стало меняться. Все мои чувства стали сильнее: огонь обжигал, хотя я находилась на безопасном расстоянии; я начала паниковать, а когда захотелось кричать — ничего не вышло. Помню, как пробралась в дом, но пламя было таким горячим, мне было так плохо, что я упала. Я не смогла больше подняться. Я не смогла им помочь. И тогда вокруг стало темно, единственное, что я слышала — это жалобный визг Дагги. Он же, получается, чувствовал, что с родителями что-то не так. Глупое животное это почувствовало за квартал, а я не смогла даже вытащить их. — Что ты помнишь потом? — Я очутилась в лазарете. Здесь. — Ты заметила что-нибудь странное, Александра? — Я… Я слышала, как меня окликнул папа, но… Олдман нахмурился, и вид у него был такой, словно старался что-то понять. Затем выдвинул ящик письменного стола, достал прозрачный пузырёк, добавил несколько капел в стакан с водой и протянул мне. — Это поможет расслабиться, выпей. Происходило ли подобное раннее? — Нет, сэр. Вы можете объяснить мне? Поразительно, но мой голос стал спокойным и слегка хрипловатым после слёз. — То, что я скажу, не должно ни в коем случае тебя пугать, понимаешь меня? Как я уже говорил, Александра, ты — Элемент. И твоя специализация — Анимагия. В тот вечер яркий всплеск эмоций позволил вырваться твоей второй сущности наружу. От слов Олдмана легче не стало — лишь наоборот. Нарастающее волнение переросло в дикий ужас, нейтрализуя действие чудодейственного лекарства. Сердце сжала когтистая лапа. Как такое вообще возможно? Мне только двенадцать лет, я обычная девочка. — Ты спрашивала, что станет с тобой. Теперь выбор стоит перед тобой: обучаться в Академии Избранных, среди таких же студентов, как ты, где тебе помогут овладеть своей специализацией, или вернуться к привычной тебе жизни. Трудно описать, какой ураган творился внутри меня в тот момент: ни единого шанса привести всё в порядок. Разве что зажечь спичку и сжечь всё к чертям. Хотелось вернуться домой, укутаться в плед и звонко рассмеяться над приснившимся сном; но ещё я понимала, что и дома-то теперь у меня нет, и единственное, что ещё не давало мне окончательно сойти с ума, это надежда. Не знаю, насколько затянулось молчание, но мой голос, словно гром среди ясного неба, прошёлся по всему кабинету. А сказала я всего три слова: — Хочу стать Элементом.***
— Мисс Кэмпбелл! Раздался шумный хохот. — Мисс Кэмпбелл! Вот чёрт… Похоже, уснула на уроке… — Я, конечно же, всё понимаю. Микробиология — слишком скучный и неинтересный предмет для вашего высокого интеллекта, — с сарказмом верещала Шейна Кит, возвышаясь надо мной, сонной и обескураженной. Каждое слово отдавалось громким звоном в ушах и сопровождалось диким гоготом одноклассников. Захваченная врасплох, я залилась краской и исподлобья взглянула на неё. Свет плясал на молодом скуластом лице, невыгодно подчеркивая его снизу. Карие глаза с огоньком победы прожигали во мне дыру. — Боюсь, ещё один промах, и я буду вынуждена доложить обо всём декану. — Простите, мисс Кит, — едва слышно промычала я, чтобы меня оставили в покое. Шейна окинула меня предостерегающим взглядом и продолжила нудную лекцию по генной инженерии. Похоже, худшее позади. Я укоризненно взглянула на соседнюю парту, где сидела Джанет. Закусив верхнюю губу, она смотрела лишь перед собой, опасаясь встретиться с моим боевым взглядом. Я наспех раскрыла свой задрипанный рюкзак, достала оттуда зачарованный дневник — второй экземпляр находился у подруги — и со скрипом стала выводить буквы. А: Могла бы и предупредить, подруга. В крошечной сумке Джанет раздался тихий гул, который говорил о новом сообщении. Девушка открыла дневник. Д: Я надеялась, что она не заметит. Прости, хотела позволить тебе немного отдохнуть. А: Проехали. Долго я спала? Д: Нет, минут десять. Объясни, с каких пор ты отсыпаешься на биологии? А: С тех, как сменился учитель. Я услышала глубокий разочарованный вздох со стороны. Д: Что тебе сделала мисс Кит? Она вроде бы… милая. А: Шейна Кит — настоящая горгона! О чём ты? Джанет посмотрела на меня так, словно я маленький ребёнок. Я просто пожала плечами, словно говорила: «А что такого?» Джанет, моя подруга и соседка по комнате, — примерный студент Академии Избранных. В ней собрались все необходимые для этого качества: дотошная ответственность, поражающий ум и ужасное чувство справедливости и долга — всё то, что каким-то магическим образом прошло мимо меня. — Ну надо же! Сегодня у нас день открытого нахальства! Мисс Кэмпбелл, встаньте! — надо мной вновь возвышалась мисс Кит. В ту секунду она походила на хищного ястреба, поджидавшего жертву, и от такого сходства я непреднамеренно прыснула в кулак и тут же попыталась выдать это за кашель — озадаченно сдвинула брови и демонстративно постучала себя по груди. Её худые ручки, опоясанные множеством гремящих браслетов, сложены на груди, сжимая шифоновую блузку нежно-розового цвета. Я начала подниматься. Синяки и ушибы на спине и ногах, полученные на тренировках по борьбе, вспыхивали по очереди, прямо как ноты фортепиано. Внимание обучающихся обращено на нас. Ненавижу быть в эпицентре событий. — Мне хотелось бы узнать, чем вы занимаетесь на моих уроках, помимо, конечно же, сна. Немедленно покажите, что у вас. Игнорируя предостерегающий взгляд подруги, которая была готова сорваться со своего места, чтобы вырвать злосчастную страницу переписки, я протянула раскрытый дневник. Предвкушение свежих проблем с учителем придало мне бодрости, и я с особым вниманием следила за реакцией Кит. Сперва Шейна только слегка повела бровью и нацепила маску королевского происхождения. Вот перед кем она выпендривается? К счастью, притворная надменность слетела сразу же, как Кит дошла до нужных слов. Карие глаза её округлились, бегло проходя по начертанным строкам. На бледном лице можно прочитать целую помесь чувств: усмешка, волнение, удивление, гнев. Тонкие пальцы с силой сжимали мягкий переплёт, оставляя следы от насыщенно-красных ногтей. Пару секунд мы смотрели друг другу в глаза. — Что вы себе позволяете?! Я способна закрыть глаза на ваше пренебрежительное отношение к моему предмету, но то, что вы осмелились написать такое! Боюсь, мне придётся отвести вас… Неожиданно раздался хрип из угловой колонки, и голос профессора Олдмана с оглушительным свистом вымолвил: — Ричард Брэдберри! Просим явиться в кабинет директора, — раздалось повторное хрипение, прерывающее профессора. — … к директору. Дик? Он в Академии? Когда он приехал и что опять натворил?! Встретилась с ошеломлённым взглядом Джанет. Подруга едва пожала плечами. — Ладно, я признаю своё нахальство. Встретимся там, мисс Кит, — быстрым движением руки сгребла все школьные принадлежности в раскрытый рюкзак и, наблюдая боковым зрением, как Джанет неодобрительно качала головой, закинула его на плечо. Вообще, какого чёрта? Дик, в первую очередь, её парень, это она должна подорваться и бежать к Олдману. — Мисс Кэмпбелл, я не отпускала вас! Вернитесь на место! — Не переживайте, дорогу я знаю, — под нарастающее перешёптывание сокурсников захлопнула за собой дверь. Как я уже говорила, я не любитель оказываться в эпицентре событий, но, к моему глубокому разочарованию, чрезмерное внимание студентов преследует меня по пятам. Даже сейчас, когда я оказалась в коридоре, разговоры утихли, а взоры, все до единого, обратились на меня, как слепящие ночные прожекторы. Я почувствовала себя так, словно мне в глотку влили алкоголь — в районе солнечного сплетения образовался обжигающий шарик, и, не удержавшись, даже на всякий случай потрогала свой тёмно-синий свитер в этом месте, чтобы убедиться, не просверлили ли они дыру. Сердце неприятно ухнуло в груди. — Чего уставились? Некоторые отвели взгляд, другие — не смогли одержать верх над любопытством и изредка поглядывали исподлобья, третьи же — с открытым презрением впились в меня, как пиявки. — Осторожно, умники и умницы, зверьё вышло из норы, — послышался чей-то выкрик. — Если станет рычать, почешите за ушком, — слова сопровождались ядовитыми смешками, — только в перчатках! На другом конце коридора стоял незнакомый парень. Белоснежные волосы, самодовольная ухмылка, вальяжная поза — определённо, метаморф. — Неужели даже ничего не скажешь? Или тебя уже привили? — продолжил он, увидев, что я продолжила идти дальше по коридору. — Или ты так спешишь пятки полизать своему дружку? Слыхали мы, что его снова вызывают. Невыносимо терпеть… Я медленно развернулась к нему лицом, подкинув рюкзак, сползавший с плеча. Лукавые глаза с вызовом смотрели на меня. — Заняться нечем? Или ты так хочешь разобраться, кто кому что лижет? Боюсь, тогда нам придётся простоять здесь до Рождества, потому что список твоих клиенток может послужить туалетной бумагой для всей Академии, — я поднесла два пальца к губам и показала неприличный жест. Его друзья, сдерживая смех, с сочувствием похлопали метаморфа по плечу. Так-то. — Ещё сочтёмся, Кэмпбелл, — крикнул он вслед.***
Академия Избранных построена в готическом стиле. Здания отличаются своей сложной архитектурой — высокими шпилями, каменной резьбой, фресками и устрашающими колоннами. Живу я в четвёртом корпусе жилого здания. Все ученики располагаются в общежитии, поделённым на семь отделений. Первые четыре отделения занимают старшие курсы, последние три — младшие. Новички, которым ещё предстоит пройти распределение по факультетам, занимают места в гостином доме, который, на мой взгляд, больше похож на жалкое подобие какого-то лазарета. Всего факультетов шесть: Метаморфоз, Магия Огня, Мимикрия, Провидцы, Телекинез и, конечно же, Анимагия. Каждое отделение имеет большой внутренний двор с многочисленными извилистыми тропинками и скамейками, в некоторых стоят различные фонтаны, к примеру, как во втором корпусе. Также есть общий двор старших классов, через который можно пройти к общежитию своих сокурсников. С двух сторон двор замыкают жилой корпус, административное здание или канцелярия, больничное крыло, богатая библиотека и многочисленные коридоры, ведущие к аудиториям учебного заведения. По периметру Академии нас окружают бесчисленные густые, раскидистые леса, а с верхних этажей можно увидеть скалистые горы. — Дик! И он обернулся. Его чёрная шевелюра взлохмачена, как и всегда, словно, побывав на улице, он был настигнут страшным ураганом. В ярко-голубых глазах огоньками играют бесенята. За этот месяц он здорово вытянулся. Кожа приобрела бронзовый оттенок, затемнив глаза и подчеркнув упругие мышцы рук. Немного сутулая спина, разоружающая улыбка, ямочка на левой щеке, небольшое углубление между ключиц — всё твердило о том, что передо мной стоит мой друг. Но отсутствие Дика на протяжении месяца отдавалось чем-то сковывающим и тяжёлым в груди, из-за чего сейчас он кажется другим до мозга костей. Радость дала второе дыхание и с молниеносной скоростью я очутилась в объятиях друга. Обхватив его за узкую талию, я с шумом втянула родной запах и рассмеялась. Как и всегда он пах кофе, шоколадом и свежестью. Мой смех отдавался чем-то глухим в груди. Его тепло передалось мне, разряжая натянутые нервы. Он, как раскалённый радиатор: с ним всегда тепло. — Не думал, что ты сильно соскучишься по нашим практическим занятиям, — он непринуждённо рассмеялся вместо со мной. И вполне естественно, что он казался совсем другим: так всегда происходит, когда встречаешься после долгой разлуки. — Когда ты вернулся? — вымолвила я, прижимаясь к футболке, из-за чего мой голос вышел гундосым. — Этой ночью. Не хотел будить вас с Джанет. А, собственно говоря, где она? — я высвободилась из объятий и тепло улыбнулась Ричарду. — На дополнительных курсах микробиологии, — я отмахнулась. По-моему, Дик ни капельки не удивился. Кому, как не ему знать о непреодолимой тяги его девушки к получению новых знаний. — Представляешь, я целую неделю уговаривала её величество записаться со мной на эти курсы по подготовке. Я была уверена, что с ума сойду быстрее, чем она передумает. И, что ты думаешь? Теперь не я, а она меня тащит на эти занятия! — Дик усмехнулся. — Мне иногда кажется, что Джанет зависима от уроков. — А чего ты хотела? Ты прекрасно знаешь её. Друг похлопал руками по пустым карманам джинс, затем потянулся и достал мятный леденец, быстро освободил его от шуршащей обёртки и кинул на пол. Забросив ловким движением сладость в рот, Дик указал пальцем сначала на меня, затем на обёртку, и с важностью на лице произнёс: — Джанет ни слова, — улыбнулся он. — А Кастор уже в Академии? — поинтересовался Дик, жадно поедая конфету. — Я виделся с ним в Аспене. Я был там пару дней вместе с семьёй, мы даже ходили с Кастором в паб, недалеко от отеля. Он выглядел довольным. И, знаешь, — он склонился ко мне поближе, — мне кажется, что у него что-то намечается с одной из студенток Магии Огня. Пока мы сидели, ему на сотовый пришло около десяти сообщений от некой Либби. — Элизабет Бренвел! Никогда бы не подумала, что Кас любит кого пожарче. — Так он в Академии? — Мы не видели его сегодня, но ещё утро, обычно все приезжают после обеда, так что, думаю, он будет позже. Хотя, я точно также думала и про тебя, пока Олдман не заявил по громкой связи, что ты, засранец такой, уже здесь! — Он так и сказал? — театрально удивился друг, за что получил лёгкий подзатыльник. — Ладно-ладно. Позвольте же искупить перед вами, моими обожаемыми особами, столь огромную вину, ввалившуюся на мои плечи? Не соизволите ли вы, мисс Кэмпбелл, вместе со своей подругой Джанет посетить трапезу на нашем месте в дворике? — Лучше расскажи мне, что ты натворил, Дик? Ты ведь знаешь, что ещё один залёт, и ты точно не отделаешься одними отработками. Раздался гулкий звон колокола, вещающий об окончании утренних курсов. — Тебе пора. Иди к Джанет. Не думаю, что она обрадуется, когда заметит наше с тобой отсутствие по неизвестной ей причине, — он приятельски хлопнул меня по плечу. — А ты куда? — Разбирать вещи, — Дик слегка передёрнул плечом. — Не заниматься же мне этим ночью: спать любите не только вы. Он схватился за рюкзак и закинул на спину. Затем развернулся и пошёл в противоположном от меня направлении. Не оглядываясь, он крикнул: — Встретимся у нашего места!***
— Вот скажи, кто приглашает на пикник после дождя? — возмутилась Джанет, пока мы пересекали небольшой дворик перед административным зданием. После разговора с Диком буйный ливень перешёл в едва ощутимые капли дождя, а затем прекратился. Теперь серые тучи были исполосованы яркими проблесками золотого, и горячий свет заливал промокшую зелёную траву. Иногда налетал порывистый ветер. Двор Академии переставал казаться одиноким и заброшенным, наполняясь жизнью прибывших учеников. Все они были готовы к новому учебному году, смеялись и делились историями, которые произошли за лето. В углу коридора в сборе стояла шумная компания во главе со Спиридоном и даже успела окинуть меня и Джанет парочкой презрительных взглядов. Пару раз подруга плотно поджимала губы, чтобы с них ненароком не сорвались едва сдерживаемые ругательства, когда наступала в грязь, пачкая белые гетры. Наблюдая за ней, я не могла сдержать улыбки. Она была добрая, весёлая и какая-то своя. Родная, привычная, как мятные леденцы в кармане, как голубая окантовка на школьной форме, как запах школьных тостов по утрам. Рядом с ней я никогда не задумывалась о том, что, возможно, мы слишком разные для нашей дружбы. Она примерная ученица, я — нет; её форма содержит розовые элементы, моя — голубые, она — метаморф, я — анимаг. Мы слишком отличаемся друг от друга, но соседство в одной комнате сблизило нас так сильно, что теперь действительность, где мы могли бы быть по разные стороны баррикад, кажется неосуществимой. — Я уверена, Дик что-нибудь обязательно придумает, — пыталась я прибодрить подругу. — Давай вернёмся в комнату? Посмотри только на меня! Я вся в грязи, мне нужно переодеться. Прошу-у-у. — застонала Джанет. — Ничего не хочу слышать, — я качнула головой. — Смотри, — повернувшись к Джанет боком, я показала коричневые разводы на чёрной ткани юбки. — Когда ты успела?! — Много ли времени мне нужно? — Действительно. Нашим излюбленным местом мы называли небольшую полянку под раскидистой яблоней, в дальнем углу одного из двориков Академии. Летом можно всегда скрыться от палящего солнца, осенью — укрыться под широкими листьями от мелкого дождя. Словно ощущая наше присутствие, каждый раз дерево оживало: оно одаривало нас различными плодами (каждый день были новые сорта яблок); пёстрые листочки приятно шебуршали, подобно музыке; мы же могли не опасаться, что нас кто-нибудь услышит, словно какая-то неведомая жизнь, зародившаяся за прочной корой, оберегала нас и наш разговор. Дик с видом довольного кота расслабленно лежал на зелёной траве в тени. Его голубая футболка исчезла, теперь её место занимала совсем несолидная, мятая рубашка белого цвета; верхние пуговицы расстёгнуты, рукава закатаны до локтей, а выпущенный подол рубахи слегка задрался, оголяя кусочек загоревшей кожи. Ничто не выдавало того, что на нём сидела школьная форма, разве что голубые пуговицы, цвет которых говорил о специализации. Одна рука его была скрыта за густой шевелюрой чёрных волос, другая лежала на животе и пальцем отбивала ритм в воздухе.…Beaten and broken and chased from the lair But I rise up above it, high up above it and see…*
Его тихий голос я услышала, когда мы только ступили на каменную кладку во дворе. Он едва открывал потрескавшиеся губы, а слова непослушно срывались с них. Увлечённый пением, Дик закрыл глаза и покачивал ногой в такт с рукой.…I was hung from the tree made of tongues of the weak The branches were bones of liars and thieves…
— Разве он не красавчик? — я подтолкнула Джанет к парню. Яблоко, упавшее на землю с тоненькой ветки нашего верного друга, неприятно чвакнуло, когда Джанет наступила на него ботинком, и обрызгало соком ноги подруги. Девушка шумно выругалась. Повисла ошеломлённая тишина: листья замерли, Дик резко оборвал песню, и взгляды друзей были прибиты к Джанет. Парень резко подобрал под себя ноги и сел, опираясь на руки, с интересом разглядывая девушку, затем громко цокнул. — Мисс Кэмпбелл, похоже, вас можно поздравить. Вы успешно сокрушили изглаженный механизм собственной подруги в голове, поставив его в неисправное состояние, — Ричард произнёс это с напускной важностью. — Вам удалось хоть как-то испортить мою девушку. Примите благодарность, — давясь смехом, он обхватил Джанет за ноги так, что юбка, по меркам девушки, до неприличия задралась, но, не успев поправить её, она была свалена на траву рядом с Диком. — Должен будешь, — я скинула рюкзак рядом с обнимающейся парой. Джанет, раскрасневшаяся то ли от смеха, то ли от смущения, старалась вырваться из хищных лап парня, и даже пару раз слегка зарядила ему в нос своим локотком. Поджав под себя ноги, как это делал друг пару минут назад, я нежно провела рукой по шероховатой коре, и, клянусь, она слегка завибрировала, словно отвечала на моё прикосновение. Придвинувшись ближе к стволу, я облокотилась на него, подобрала ближайшее яблоко, мокрое и, как всегда, свежее, и с хрустом пробила зубами твёрдую кожицу. — Ричард, а как тебе удалось высушить траву? Дождь же только кончился, — поинтересовалась подруга, которая, благодаря своему упорству, всё-таки высвободилась из пылких объятий парня и теперь сидела возле него, накрыв одной ладонью его колено, а другой очищая нос коричневого ботинка. — Попросил Влада. Влад Маккиндер — студент пятого курса Магии Огня, славный парень, обладатель пшеничных кудряшек и глаз небесно-голубого цвета, а также наш хороший друг, точнее, друг Дика. — Точно! Могла бы и догадаться. И всё-таки их стихия удивительна! — То есть, то, что ты можешь каждый день менять внешность, как тебе заблагорассудится, или то, что мы можем обращаться в животных — это так себе, плёвое дело? — Дик не удержался и поддел Джанет, за что та кинула в него яблоком и, конечно же, промахнулась. — Помнится мне, кто-то обещал рассказать, за что Олдман вздрючил его с самого утра, не успел он и на порог Академии ступить, — лениво протянула я, прикрыв глаза. Щебет птиц проносился повсюду. Он был везде. Здесь и там. Он был внутри. Отдавался глухим рычанием в грудной клетке. Бездна над головой как будто ожила и проникала в голову, наполняя её своим дыханием. Было чертовски хорошо. — А мне действительно нужно на это отвечать? Разве вы сами не понимаете? — он рассержено хмыкнул и запустил пятерню в волосы, словно расчёсывал их — верный признак злости. — Спиридон… — на выдохе произнесла Джанет. Ричард не ответил, лишь утвердительно промычал. Всё было и так понятно. — И с чего он к тебе так цепляется?! — я отбросила огрызок в сторону, игнорируя негодующий взгляд подруги. — Форменный гад, — выругалась я. — Ходит, строит из себя некоронованного лидера метаморфов, — я бросила на Джанет кроткий взгляд, — прости, — та обиженно поджала губы, но воздержалась от комментария. — И что сказал Олдман? — Алекс, Олдман — нормальный мужик. Просто поинтересовался, из-за чего всё произошло, и только. — Хорошо, что вы не попались Агнесс… Наш декан готов на всё, чтобы отстоять честь своих учеников, тем более, таких, как Спиридон, — виновата пожала плечами подруга. Иногда мне искренне жаль Джанет. На своём факультете она что-то вроде изгоя, белой вороны среди своих. Метаморфы открыто презирают её за то, что ввязалась в компанию, где есть, по их словам, зверьё (мы с Диком). Я вижу, какая тоска саднит ей грудь, когда мимо проходят однокурсницы, с каким усилием она прикусывает губу, словно пытается вытеснить щемящее чувство из себя. Вижу и молчу. Я знаю, что Джанет любит меня, Ричарда и Каса, но также знаю, каково это — чувствовать себя чужой среди таких, как ты. Уверена, Дик тоже всё замечает, но отказывается это принимать. Однажды я попыталась обсудить это с ним. На мгновение он стушевался, но тут же отмахнулся от меня со словами: «Не придумывай, Алекс. Мы все знаем, что Джанет наплевать на этих индюков». — И всё-таки жаль, что кончился дождь, — тихо произнесла я, с шумом втягивая сырой воздух. — Я люблю дождь. — Если это не дождь из парней, то зачем он вообще нужен? — раздался женский смешок. Я открыла один глаз и обнаружила, что надо мной возвышалась улыбающаяся Элизабет Бренвел, та сама Либби. А она выглядела… милой. Видимо, девушка только приехала в Академию, потому как ещё не успела облачиться в скучную школьную форму. Шоколадные волосы собраны в неопрятный, домашний пучок; красный свитер крупной вязки был растянут и теперь свободно висел на миниатюрном теле; бёдра обтягивали чёрные джинсы, а на ногах сидели громоздкие сапоги на грубой шнуровке. Отсутствие прилизанной причёски и дотошной аккуратности радовало. Думаю, она прекрасно впишется в нашу компанию. — Приве-ет… — с недоумением протянула Джанет, подозрительно поглядывая на своего парня. — Либби! Я Алекс, подруга Каса, — приветливо улыбнулась и протянула руку новой знакомой. Бренвел тут же повеселела и с удовольствием пожала её. — Ты ищешь его? — Да… — от смущения на её щеках выступил мягкий румянец. — То есть, я думала, что он с вами, но вижу, что его здесь нет, и… Вы не знаете, где он? Он в Академии? Я переглянулась с Диком. — Если честно, мы рассчитывали, что ты знаешь, где Кастор. Мы потеряли связь на какое-то время. Сама понимаешь, блоки на внешнюю сеть, — Либби понимающе закивала. — Не переживай так сильно, — я попыталась прибодрить её, увидев на лице студентки помесь разочарованного и взволнованного вида. — Уверена, с ним всё в порядке. Может, прибудет вечером или завтра вместе с новичками, — Дик усердно закивал, соглашаясь с моими словами. — Если хочешь, — Ричард прочистил горло, и под прожигающим взглядом Джанет продолжил, — можешь остаться с нами. Друзья Каса — наши друзья. — Да, точно. Элизабет мягко улыбнулась, поблагодарила за приглашение и, сославшись на большую усталость после дороги, побрела неуверенной походкой к жилому блоку зданий. Если честно, я тоже сильно переживала за Кастора, ведь обычно он приезжал в Академию за день до начала учебного года, и что-то глубоко внутри терзало меня. Вскоре холодные капли вновь посыпались на нас, и через час, когда небольшой дождик перерос в могущественный ливень, какой был с утра, мы поспешно ретировались в общежитие. До самого отбоя мы просидели в нашей девчачьей комнате, отведённую мне и Джанет, ведя бурную беседу за невероятных размеров чашками чая и поедая различные сладости, которые Дик привёз из Аспена. Когда прозвенел тихий звон колокола, вещающий о позднем времени, Дик отправился в комнату мальчиков, а мы, уставшие и сытые, завалились в постель, даже не подозревая, насколько сложный учебный год поджидает нас впереди.