Вернуться прежним с войны нельзя

Острый на язык неунывающий Доггетт наверняка преспокойно спит себе в своём Уайтчепеле, и никакие кошмары его не мучают. Лицо его уже покрыли морщины, но, уверен, улыбка у него всё та же. Помню, он не брезговал обыскивать убитых немцев и постоянно продавал разные мелочи — и покупал всякую всячину. На самом деле, без такого человека на войне не обойтись. Когда нам не хватало, например, рома, Доггетт ненадолго исчезал, а затем с видом победителя возвращался, прижимая к своему тощему телу большой кувшин. Как он добывал ром, мы не знали, но пару раз после этого натыкались на хмурого сержанта. До войны Доггетт был каменщиком, так что, если немцам удавалось задеть доты, где скрывались наши снайперы, он торопливо, ворча на гранаты, немцев и весь мир вообще, восстанавливал укрытие. Так что неудивительно, что одной ноябрьской ночью его вместе со мной отправили на задание. На него это, полагаю, никак не повлияло, но вот на меня!.. Недавно наши позиции как раз продвинулись вперёд, и мы обратили внимание на дот Джерри*. Массивный, со стенами толщиной в футов пять, он был наполовину завален всевозможными осколками, обломками и грязью и теперь находился ближе к нашим линиям, чем к немецким. Бойница для пулемёта смотрела в сторону британцев, а дверь (точнее, туннель: дюймов восемнадцать в ширину и фута четыре в высоту) — в сторону немцев. Мы, понятное дело, решили занять этот дот, но его нужно было очистить от всей той гадости, что загромоздила и без того маленький вход. Наш сумасшедший майор поручил Доггетту и мне сделать из бойницы вход, а уже имеющуюся дверь заблокировать. Оповестив всех, что мы отправляемся на вылазку, чтобы по возвращении нас не пристрелили собственные часовые, мы со Доггеттом выползли из траншеи, миновав родную колючую проволоку, и так началось наше весьма опасное путешествие по Ничьей земле. Двумя точками в темноте мы ползли вперёд. Было невероятно тихо — иногда лишь слышались вздохи часовых то с нашей, то с вражеской стороны, да что-то хлюпало в вонючих старых воронках. Я бы не удивился, если бы в такую ночь нам со Доггеттом встретились какие-нибудь духи. И, если честно, дух, который бы выскочил из кувшина с ромом и даровал храбрость, мне бы не помешал. В общем-то, мне бы не помешал и сам ром. Ползти по земле, на которой недавно шёл бой, было сложно, но мы в конце концов достигли нашей цели. Из этого дота косили наших солдат, так что британская артиллерия щедро осыпала его снарядами. Тем не менее, многие раненые искали здесь укрытие (с пулемётчиками находился доктор), но их настигали наши пули. Жуткое месиво встретило нас как внутри, так и снаружи дота. Снаружи — месиво из конечностей, инструментов, разлагающихся тел, снаряжения и грязи. Внутри — нечто, что когда-то было, вероятно, шестью солдатами — теперь они на фут утопали в грязной воде. От такого зрелища мне стало не по себе. В доте ужасно воняло. Посветив тщательно прикрытым фонариком, я выяснил, что от воды можно избавиться, если углубить вход. Отыскав длинные немецкие лопаты, мы со Доггеттом взялись за работу: отбрасывали грязь и с помощью обеих лопат выдвигали тела наружу. Руки у меня дрожали, и я сильнее вцепился в рукоять. Подняв лопатой оторванную руку (мне показалось, что она слегка светилась в темноте) и непринуждённо её откинув, Доггетт начал тихо напевать: — Я чистильщик уборных, в Уайтчепеле живу… — Бога ради, Доггетт! — прошипел я, и мы продолжили работать в тишине. Избавившись от воды, мы вычистили грязь и тоже выкинули её наружу. Вонь постепенно исчезла, и я решил передохнуть, усевшись на уцелевший чемоданчик доктора. Доггетт зажёг сигарету и дал мне прикурить. — Охеренная штука война, — заговорил Доггетт, глядя на сигарету. — Живёшь, стреляешь, умираешь — и становишься гнилым трупом. Вон, в одном из парней, что мы выкинули, кишела пригоршня опарышей. — Доггетт манерно поджал губы и попытался изобразить акцент лондонского аристократа: — «О, да, — говорит своему денщику какой-нибудь хренов бригадир, сидя в штабе и потягивая шампанское, и тыкает аккуратным пальчиком в карту. — Дот! Миленько! Нам без него никуда!». — Он сплюнул и снова закурил. — И вот мы тащимся, рискуя получить пулю в башку, пытаемся прорубить пять футов бетона чуть ли не голыми руками, потому что этим молотом даже шею майору не сломать, а долото я выронил по дороге… — Господи! — испуганно вскричал я и, опомнившись, тихо, но гневно спросил: — Доггетт, у тебя нет долота?! Как нам вообще работать, скажи на милость? — Он пожал плечами и отбросил сигарету. Невозмутимость товарища охладила мой гнев. Я поразмышлял немного и произнёс: — Ну, мне кажется, мы и так уже достаточно сделали. Если внезапно придёт майор, скажем ему, что долго вычищали дот. — Этот мерин должен прийти? — воинственно поинтересовался Доггетт. Кажется, если бы «этот мерин» действительно пришёл, он бы застрелил его на месте. — Он этого не говорил, но ты же знаешь, как он любит неожиданно появляться в самый неподходящий момент. Так что, наверное, лучше нам переночевать здесь — вдруг он объявится до рассвета. Мы всё равно ничего сделать не можем. — Друг мой кивнул и принялся осматриваться в поисках удобного места для сна. — Но, знаешь, Доггетт, — добавил я чуть виновато, — было бы неплохо, если бы ты проскользнул к нашим и добыл немного рома. Если майор заглянет к нам со своим моноклем, я как-нибудь объясню твоё отсутствие. — Будет сделано, дружище, — ухмыльнулся Доггетт. — Даже если придётся шибануть часового по голове, принесу сюда ром. Оглянуться не успеешь. И, бодро бросив: «До скорого!», — он подобрал винтовку и вышел. Устроившись поудобнее на чемоданчике, полном медицинской всячины, я прислонился к бетонной стене и приготовился ждать возращения своего товарища в пугающей темноте. В одиночестве стало ещё хуже и страшнее. Минут через пятнадцать после ухода Доггетта произошло нечто внезапное. Никак не предупредив, Джерри начали стрелять в ту самую сторону, где находился мой дот! Я сидел в темноте и нервно вслушивался в грохочущие адские звуки, так внезапно пронзившие ночь. Мне стало не по себе, но я постарался успокоить себя тем, что немцы вряд ли решат зайти в дот, хотя наверняка пройдут в паре ярдов от него. Главное — не высовываться. Вскоре в ответ грохнула наша артиллерия, явно призывая заспавшихся Томми действовать. Я напряжённо слушал, как ревут и гремят снаряды, чувствуя, как трясётся подо мной земля. А затем грохот стих — так же внезапно, как и начался. С минуту раздавался треск винтовок и клокотанье пулемёта, а потом и они смолкли. Однако каждые несколько минут вспыхивали ракеты — значит, хотя канонада прекратилась, снаружи всё ещё было неспокойно. Ракеты ненадолго подвисали высоко в воздухе, освещая всё вокруг бледным сиянием, а затем ныряли вниз и исчезали. Если бы не Доггетт, который обязательно вернулся бы, несмотря ни на что, я бы уже давно вернулся к своим. Мне было страшно, и я был готов передумать и рвануть в траншеи, когда послышался странный звук. Я вскочил на ноги и напряжённо прислушался. Кто-то явно приближался к доту. Осторожно, почти бесшумно, будто подкрадываясь. Сперва я решил, что это Доггетт, но затем понял, что он бы подошёл совсем не так. К тому же, он бы точно оповестил о своём появлении каким-нибудь типичным для кокни приветствием. Кто-то (или что-то?) тихо подходил всё ближе и ближе. Я слегка запаниковал, понятия не имея, что делать. Выбежав из дота, я мог попасть в лапы Джерри, и тогда — спокойной ночи! Можно было затаиться, если этот кто-то просто пройдёт мимо. Но если он уже подозревал, что в доте кто-то есть, тогда — тоже спокойной ночи! Кроме того, если я останусь в доте, его могут разбомбить, и тогда от меня вообще ничего не останется! Впервые в жизни я на себе ощутил тот самый холодный пот, про который читал в книгах. Дрожащими руками я нащупал винтовку и сдвинул предохранитель. Чувствовал я себя крысой, загнанной в ловушку. Хотелось, чтобы это скорее закончилось. Всё равно, как. Шорох послышался ближе. Кто-то полз на животе пару ярдов, а затем воцарилась тишина, будто этот кто-то прислушивался. Я на цыпочках передвинулся в угол напротив входа и, максимально вжавшись в стену, выставил вперёд винтовку. Свет очередной ракеты просочился в бойницу, на мгновение осветив моё укрытие, а затем я снова потонул в темноте. Казалось, сердце моё бьётся так громко, что его точно слышно снаружи. Затаив дыхание, я слушал… Он был прямо у входа… Пытаясь увидеть во тьме хоть что-нибудь, я внезапно понял, что кто-то пробирается по туннелю. Снова взлетела ракета, и внизу я увидел белое лицо, вглядывающееся в темноту дота. На нём была немецкая стальная каска. Бам! Бух! Я выстрелил в него дважды. От стрельбы в замкнутом пространстве в ушах у меня зазвенело. Свет ракеты погас. Тишина и темнота. Снаружи есть кто-нибудь ещё? Тяжело дыша и нервно сглатывая, я ждал удара бомбы. Но в небо лишь взмыла ещё одна ракета, и я увидел на земле эту жуткую голову. Я хотел было освободить проход, но тут же замер. Сюда приближался кто-то ещё. Только он шёл, а не полз. — Принёс ром, дружище! — громким шёпотом оповестил бодрый голос, и появился Доггетт. Он наклонился, чтобы пробраться через туннель, но наткнулся на мёртвого немца. — Мать моя!.. Это что такое?! — Ничего, Доггетт, — нервно отмахнулся я, наблюдая, как мой товарищ кое-как пробирается внутрь. Как же хорошо, что он вернулся! — Ты не видел немцев? — Нет. Эти козлы напали на нас, но им не повезло, так что они вернулись домой. Что это за малый в нашем туннеле? — Он домой не вернулся, Доггетт. — Я сглотнул и встрепенулся. — Нужно затащить его внутрь и осмотреть. Мы втянули труп в дот, и я посветил на него фонариком. Одна пуля попала ему в висок, а другая — в челюсть, под ухом. Посветив на его тело, я понял… Его левая нога была сильно изуродована, её кое-как обматывала окровавленная повязка, из-под которой виднелась кость. Он шёл в атаку со своим отрядом, но его настиг снаряд, и он добрался до дота — возможно, чтобы умереть, а может, чтобы укрыться. Я его застрелил. — Мда, попал прямо в яблочко, дружище, — протянул Доггетт. — Доггетт… — прохрипел я. — Ты раздобыл ром? — Ещё бы! — Он будто даже немного обиделся. — Я принёс не только кровь Нельсона**, но и бутылку с горячим чаем! — Можешь оставить чай себе, Доггетт. Бога ради, дай мне глотнуть рома — и мы уберёмся отсюда к чёрту. — А если придёт майор? — И майора тоже к чёрту, Доггетт! — отозвался я и с жадностью выпил ром. Война давно закончилась, а я всё ещё просыпаюсь посреди ночи, покрытый холодным потом, и слышу этот крадущийся звук…