Мое сокровище

      — Я видел Сару, — с порога сказал Юичи и, заложив руки за спину, направился к столу капитана. — Она очень красивая.       Саафа занесла перо над чернильницей и замерла; ее раздражало любое проявление восхищения или радости, которые не были адресованы достижениям Совета Магов или не относились к его представителям. Но вместо гневного выпада, она только уточнила:       — Ты уверен, что эта, кого ты видел — та самая? — Саафа обмакнула кончик пера в чернила и наконец подписала документ. Она решила, что из-за хороших новостей ругать Юичи не к чему.       — Да. Орландо описал ее очень хорошо. — Юичи как никогда весел и игрив. — Правда, пришлось притворяться разносчиком прессы полмесяца. — Он покрутился в кресле влево-вправо — на пол-оборота. — Угадай, где она находится?       Саафа не успела задуматься, но тут же выдала очевидное:       — «Хвост феи»…       — Именно! — Замком сделал оборот на стуле вокруг своей оси, рассмеявшись. — Как ты угадала?       — Эти феи так и лезут на рожон, — холодно ответила капитан, потянувшись к чистому листку бумаги. — Я хочу кое-что написать… Отнесешь на подпись верху?       Юичи кивнул.       — Что на счет Сары?.. — Замком положил ладонь на лист бумаги, не позволив капитану коснуться его пером. — Прикажи ее арестовать.       Саафа подняла взгляд на Юичи:       — А знаешь, что?.. — Она отложила перо, подставила тонкое запястье под свой подбородок и задумалась. Капитан еще мгновенье выдержала паузу, пока не составила в уме фразу, а потом сказала: — Мне нужна новая блузка, Юичи…       Парень отстранился, выпрямившись на месте; он не сразу догадался, о чем зашла речь, но, сообразив, улыбнулся.       -… Ах, Сара?.. — Саафа накрыла ладонью прядку волос, что забавно топорщилась на самой макушке. — Первым делом, я хочу сделать ей больно… — Ее взгляд остекленел на долю секунды — конечно, она не забыла о том толчке, когда ушибла бедро, и в эту минуту вспомнила именно тот случай. Тогда Саафа не знала, кем была та девушка в балахоне, что посмела ее оскорбить, но теперь владела всеми сведениями, чтобы жестоко поквитаться с ней… — Как только разрешение верха будет получено, ты с теми, кого посчитаешь нужным в отряде, идешь за ней. Продумай все досконально, Юичи, не недооценивай ее…       — Ты думаешь, Оливер появится?..       Саафа маниакально улыбнулась; ее глаза засверкали, а прядь на макушке, лишившись давления на нее, точно пружинка, вновь подпрыгнула.       — Этот Оливер, — она просто выплюнула это имя, полагая, что тот, кто его носил, не достоин ничего кроме тюремной камеры и самых тяжелых оков, — оказался еще тем уродом… — Она с упреком фыркнула. — Юичи, я уверена, он разорвал с ней отношения, и находится в бегах. Он не придет к ней на помощь — она абсолютно одна.       — Мираджейн Штраус находится с ней, капитан, — добавил замком.       Саафа спохватилась и, подняв перо, макнула его в чернила:       — С этим мы тоже разберемся… — Она улыбнулась, взглянув на Юичи. — Мираджейн, говоришь?.. — Она вывела что-то на бумаге. — Откуда у нее эти отношения с Сарой? Откуда они знают друг друга?.. — Саафа скорчила гримаску, продолжая что-то писать. — Очень странно, не думаешь?..       Юичи ухмыльнулся, отметив, что с момента ареста Орландо, Саафа заметно изменилась, точно с ее плеч свалился груз ответственности. А ведь в самом деле: Орландо осужден на казнь, теперь очередь Сары, а там и до Оливера недалеко. Еще и «Хвост феи» постоянно нарывается на неприятности, и тут появляется отличная возможность раздавить эту гильдию дебоширов и выскочек. И в этот раз арестом мастера они не ограничатся…       — В общем так, — начала Саафа и, набрав в легкие побольше воздуха, подула на только что выведенные буквы на бумаге. — Это письмо. — Она аккуратно извлекла конверт из ящика своего стола. — Оно должно быть обязательно доставлено адресату.       Юичи кивнул. Он никогда не противоречил требованию своего руководства. Пусть и разноска писем не входила в его полномочия заместителя капитана Карательного отряда.       — Информация из этого письма должна достичь ее мозга, раньше, чем Сара сообразит, что уже попала под наше наблюдение… — Саафа промокнула текст пальцами, чтобы убедиться, что он впитался, и, сложив лист, положила его в конверт. — Возьми…       — Хорошо, а что на счет новой блузки, типа?.. — Он взглянул на конверт в своих руках, на котором в строке кому было выведено: Эрзе Фернандес, и больше ничего, только штамп с эмблемой Совета Магов. Юичи предположил, что, будь он адресатом этого письма, то сразу догадался бы, что все более чем плохо…       Саафа растянула губы в улыбке:       — Нужно придумать ее эскиз, а уже после идти с ним к швее…              Лион сидел на земляном полу своей камеры, прислонившись к каменной клади позади, и смотрел сквозь прозрачную жидкость на дно жестяной кружки. Он видел неразборчивое собственное отражение и нависшую над своей головой темноту. Вода, которую он держал во рту, хранила гадкий привкус ржавого железа, но еще оставалась тем, что являлось для него теперь необходимым. Холодная влага стекала по его пищеводу в пустой желудок так ощутимо, что в какое-то мгновение появлялось желание подохнуть сиюминутно, но это не происходило.       Он не умер от рваных ран на спине и шее, от лихорадки, вызванной переутомлением и истощением, проведя в забытьи полмесяца, и теперь просто не имел права умирать от недоедания и жажды.       Лион ел рис, запихивая его в рот небольшими щепотками, которые черпал из миски пальцами, и глотал, не прожевывая. Постоянное чувство голода сводило с ума, вызывая злость и агрессию на протяжении полугода. Предоставленный своим мыслям и воображению, он уже обсудил сам с собой многие вопросы, проанализировал все события своей жизни и свыкся с периодическим присутствием Кристиана.        Лион не сожалел о том, что выдал Карательному Отряду Сару, зато на ногах снова отросли ногти после того, как черные слезли после очередной пытки. И бить его перестали — Саафа успокоила свой гнев, решив, что с Орландо уже покончено. До его казни оставалось чуть меньше месяца, а потом, из него выжмут эфир до капли, как если бы из лимона выдавили бы весь сок, и это убьет его медленно и мучительно. Это произойдет так: он окажется в стеклянном куполе, где при помощи Магии и гениальности Науки, из его тела, точно из пор — пот, начнет выделяться эфир. Эта субстанция окажется настолько концентрированной, что из-за ее появления под колпаком из стекла весь воздух испариться, словно при нагревании — вода, и умрет Лион по большому счету из-за асфиксии на глазах представителей Карательного отряда, высших чинов Магического Совета и приглашенных Магов Белых Гильдий. Лион точно умрет… если судьям удастся привести приговор в исполнение.       Лион не опасался больше лишиться своего «я», и когда он очнулся из череды безумных иллюзий на яву, он знал, как поступить теперь…              Джувия напротив — не имела ни малейшего понятия как ей жить дальше. Полгода назад она, рассчитывая найти дорогу в прошлое, где у нее были друзья, и уехала из дома своего мужа, надеясь начать все с нуля. Она искала место, где в нее не будут указывать пальцем, жалея, — причитать о ее судьбе обманутой жены и бездетной женщины; где она сможет все забыть. Вопреки этим желаниям, Джувия не сумела одолеть своего главного обвинителя и судью — саму себя; и заткнуть голос совести и горячую любовь к тем, кто, быть может, ждал ее дома — не удалось.       С той минуты, когда ее малыш стал пинаться, отнекиваться в искренности любви к Лиону, было не просто глупо и смешно, а больно. Страх перед семьей за свой поступок померк и появилось смирение и принятие любого наказания, что избрал бы ее супруг. Но Джувия не знала, где в данную минуту находился Лион, и не находилось никого в ее окружении, кто посмел бы расстроить ее. Она не могла уехать из Магнолии, потому что боялась праведного гнева Бриши, а ведь Джувия все-таки уважает ее; чувство вины перед Майей и, наверное, предательство свадебных клятв, данных Лиону. Джувия опасалась, что из-за нее ее мужа станут осуждать, нашептывая, что она нагуляла ребенка на стороне, а это неприятно и больно. Она знала это не понаслышке.       Дважды в неделю, а то и чаще, Джувия приходила на вокзал, словно в церковь на молебен; читала расписание поездов, будто бы — молитву, неспешно поднималась по ступенькам к перрону, будто на поклон к Господу, и смотрела как отходят и приходят поезда. Неопределенность ее будущих отношений с семьей мучала, а этот ритуал облегчал ей душу.       Оливера Джувия так и не видела, а Сара — она знала — жила с Мираджейн, и они ни раз виделись и общались как друзья. Кроме того Джувия время от времени заходила в «Хвост феи» и, бывало, говорила с кем-то из старожилов гильдии, но нечасто и недолго.       После того, как из-за нее Гажил и Леви чуть не развелись, Джувия решила, что жить под крышей дома женатого друга ей неприлично — мало ли что думают окружающие о нем, и вернулась в съемную комнатку неподалеку от места работы. К слову приглашение Эрзы вступить в «Хвост феи», Бастия отвергла, сообщив, что Магией не владеет и не хочет рисковать работой в ателье. Ко всему прочему — бегать и воевать в ее положении — не дело! Да и, говоря на чистоту, Джувию пугал упадок влияния «Хвоста феи» и не лучшее положение перед Советом Магов. Она не хотела подставлять своего ребенка и себя под гнет влиятельных людей, а им дай только повод…       На последок поезд просвистел и, перебирая колесами с тяжелым грохотом, пополз прочь с вокзала. Джувия смахнула слезы беспокойства и направилась домой, где ее ждала халтурка, обещавшая неплохой заработок…                     Одним дождливым июльским днем в «Хвост феи» пришел разносчик почты: невысокий, худощавый старик с пушистыми седыми, словно пепел, усами и кустистыми бровями; его глаза взирали на мир из-за толщи стекол круглых очков из-под складок морщинистых век. Через плечо висела тяжелая сумка со свежей прессой и не только…       Мираджейн конечно же узнала его и, взяв у него свежеотпечатанные постеры и письмо для Эрзы, пригласила выпить чаю. Старик согласился, как было всегда, и, устроившись за барной стойкой неподалеку от Сары, бросил свою сумку у ног.       Сара сгребла со стойки новые постеры и, сохраняя сосредоточенность на лице и напряжение взгляда, разложила их перед собой. Сердце застыло в ней, пока среди нарисованных лиц разыскиваемых, она не увидела лицо Оливера. Только тогда она сумела расслабиться…       Старик допил свой чай, наконец отвел свои глаза от Сары и, сползая с высокого стула, спросил:       — Неужели, надеялись увидеть кого-то знакомого среди этих злодеев, милая?.. — Он растянул сморщенный рот в улыбке, показав желтоватые кривые зубы.       Сара обернулась, всматриваясь в лицо разносчика почты; но промолчала, испытывая негодование, вызванное присутствием этого старика. Она перевела взгляд на Миру, та, улыбчивая и очаровательная, как всегда, вежливо поблагодарила старика и предложила проводить его до ворот здания.       Старик откашлялся и прокряхтел:       — Я буду очень рад, Мира-тян, если ты побережешь свои ножки. — Он поднял сумку за ремешок и повесил себе на плечо; Саре показалось странным, что подобное действие старик сделал без труда. — Я доберусь сам. Спасибо за чай…       — Что с тобой, Сара? — От проницательной Мираджейн не скрылась ее очевидная озабоченность и тревога. И пока старик не исчез из поля зрения, она бросала короткие взгляды в его спину, подозревая в том, что он каким-то образом являлся причиной нахлынувшей на Сару печали. На самом деле все обстояло куда проще.       — Здесь нет Орландо, — тихо произнесла Сара, положив ладонь на разложенные на столе плакаты.       Недоумение отразилось на лице Миры, и она оглядела лица всех мужчин, изображенных на бумаге, — и правда. Того парня под именем Орландо, с отсутствующим взглядом и банданой, прикрывающей нижнюю часть лица, в котором они безошибочно узнали Лиона Бастия, сейчас не было среди разыскиваемых. Это могло говорить об одном…       — Это плохо, сестра Мира…       Штраус не могла поспорить с этим предположением. Пусть и звучало оно странно — новостей об аресте Орландо нигде не мелькало, а Совет не упустил бы возможность похвастаться своей работой перед населением.       — Оливер тут, — попыталась успокоить Сару Мира.       — Этот старик, — пробормотала Сара. — Мне кажется, что я его где-то встречала…       Штраус улыбнулась, с нежностью во взгляде глядя в макушку собеседницы:       — Здесь. Он приходит сюда каждую неделю. — Она не сомневалась, что это на этот раз сможет успокоить тревоги девушки. — Твои подозрения безосновательны.       Сара вскинула голову и многозначительно посмотрела в глаза Мираджейн. Она настолько зациклилась на размышлениях, перебирая в архиве памяти всех стариков, что услышала собственный голос — уверенный и отчетливый — откуда-то со стороны:       — Просто поверь моему предчувствию.                     Джой не успел выразить радость, увидев мать, как она, присев напротив него на корточки, мягко обхватила его плечи ладонями. Джой знал, что Люси скажет ему о чем-то важном — потому что она всегда подводила к этому, совершая однообразный — как теперь — доверительный ритуал.       Джой провел машинкой, что держал в руке, по своей ладони, и колеса игрушки зашуршали, соприкасаясь с твердой поверхностью руки.       — Мама.?       Люси улыбнулась, погладив сына по голове, по его мягким волосам.       — Джой, твоя мама хочет немного поговорить с тобой о кое-чем важном. Хорошо?       Мальчик кивнул, не отрывая взгляда от лица сидящей перед ним женщины.       Яркий солнечный свет отражался от стекол в соседских домах и, просачиваясь сквозь распахнутое окно, попадал прямиком в зеркало, что удваивало яркость лучей, создавая ауру святости вокруг матери и ее сына.       — Джой, как ты отнесешься к тому, что у твоей мамы может появиться еще один ребенок?       Джой смотрел в лицо Люси, замечая ее неуверенность и страх, но не понимал их причины. Он пожал плечами, опустив взгляд на руки матери, что лежали на ее коленях, побелевшие от напряжения…       — Я надоел тебе? — Эти слова укололи Люси в самое сердце, взбаламутив воды ее души легкой рябью. Женщина покачала головой, поджав губы:       — Я люблю тебя.       — Я тоже люблю тебя, мамочка. — Джой коснулся щеки Люси и погладил ее кожу, дублируя теперь то, что иногда по отношению к нему и другим людям делала она. Люси поборола желание схватить ребенка в объятия.       — Ты не хочешь становиться старшим братом?       Джой задумался: он уже старший брат Ребекке. Она — его сестра, поскольку мать Реви — ему крестная мама. Но тревожный взгляд его родной матери, ожидающей его ответа, смущал тем, что просто не оставлял выбора.       — Это как?       Люси сглотнула, усилием скрывая беспокойство в себя.       — Что? Что такое «старший брат»? — Она нервно улыбнулась. — Это тот, кто оберегает и защищает младших; тот, кто поможет советом. Тот, кто сильнее и мудрее.       Джой ждал, когда Люси договорит, и, как только она закончила, честно спросил:       — А если я не захочу его защищать?       Люси растерялась; но вспомнила, что Джой — ребенок, а значит — его можно уговорить.       — Ты позволишь, чтобы твой брат или сестра страдали?       — Нет, — ответил мальчик. — А у меня будет брат?       Люси нервно захихикала — от сердца отлегло и можно было выдохнуть:       — Не знаю. — Она села на пятках. — Еще одна сестра?       — Не знаю. — Джой изобразил недоумение на лице. — А как его зовут?       Люси покачала головой, отчего Джой совсем растерялся.       — А где он? — Он оглянулся, надеясь увидеть маленького человечка, белого и пушистого, как Плю, и с длинным носом.       — Во мне… — Люси приложила ладонь к своему животику, и в следующую секунду рассмеялась недоумению сына.       — Ты шутишь, мама?..       — Нет. — Она смутилась чрезмерной серьезности сына. — Малыш у меня внутри. Там он немного подрастет, и я подарю ему такого замечательного мужчину в качестве старшего брата. Да?       — А мне?..       — И тебе — его в качестве младшего брата. — Она улыбнулась, спохватившись: — Или сестры!..       Джой выслушал Люси и, немного поразмыслив, сказал, что хочет брата, а сестра у него уже имеется, и это Ребекка. Ребекка Редфокс.       Мать обняла сына, прижав к себе так крепко, что он запротестовал, вырываясь из немного нервозной хватки матери.       Люси очень обрадовалась, что Джой хорошо воспринял новость о ее беременности. И поскольку у нее никого кроме сына в этой жизни не было, его мнение имело для нее большое значение, и нередко влияло на ее действия. Люси считала, что Джой взрослый парень (ему шел пятый год), а значит — она не имеет права скрывать от него любые важные известия. Кроме того рано или поздно он все узнает, и нехорошо с ее стороны обманывать собственного ребенка.       — Когда я его увижу? — Джой провел машинкой по бедру матери.       — Скоро. — Она погладила мальчишку по голове. — Я покажу его тебе, когда мы пойдем на УЗИ.       Джой пожал плечами — «УЗИ, так УЗИ» — безусловно, не имея ни малейшего понятия о том, что это такое. Его не особо тревожила тема второго ребенка, но он любил свою мать, и радовался тому, что она улыбается в это мгновение.       — Мама, а у моего брата тоже нет папы? — Он искренне не хотел этого и, опередив ответ растерянной Люси, произнес: — Мам, давай сестренку. — Он отложил игрушечную машинку, и обнял Люси за шею. — Ладно?       Джой заглянул в глаза Люси, рассчитывая услышать согласие, но она, привыкшая данное слово держать, выглядела напуганной. Она не могла обещать, что родит девочку, но в другом — не сомневалась:       — У этого малыша будет папа вне зависимости от его пола.       — У тебя уже есть сын — я. Зачем тебе еще?.. — Он заглядывал в ее глаза. — Пусть родится сестренка, мама, как Ребекка.       — Пусть, — согласилась Люси, лишь бы поскорее уйти от разговоров об отцах. — Как мы ее назовем?       Джой пожал плечами:       — А как можно?       — По всякому, — весело ответила Люси, одернув себя тем, что говорила о ребенке в женском роде: «Джой расстроится, если родится мальчик». В ней поселился страх.       Люси провела по щеке мальчика пальцами, уловив блеск своих украшений. Она до сих пор носила серебряный браслет, специально для нее укороченный и подаренный Греем — его предыдущим владельцем, а с недавних пор Люси украшала свои пальцы кольцами. Кольцо с бриллиантом она носила на левой руке. И не беря во внимание то, что замуж она не собиралась — никто не звал — это кольцо она очень любила — оно напоминало ей о Грее.       Грей до сего дня был дорог Люси и по прежнему занимал ее мысли, но уже не как любимый ею человек. Грей смотрел на Люси глазами Джоя, который имел в своем характере и внешнем облике его черты и…       Люси увидела на нижнем веке Джоя маленькую родинку, и перед ее глазами возник образ Лейлы, у которой также имелась симпатичная родинка на веке правого глаза…       Люси задумалась и на секунду ей почудилось, словно она провалилась в прошлое, в ту небольшую комнатушку с кроватью-облаком, и увидела Грея. Она аккуратно, невзначай отодвинула ворот футболки Джоя, обнажив его ключицы и, да, две точки-родинки, как у Грея…       Джой поправил свой воротник, чем отвлек невидящий взгляд матери от созерцания фрагментов минувшего, и Люси, смутившись, извинилась.       — Ммм… О чем мы? Как тебе Лейла? Или Мика?.. Или… — Она задумалась, отыскивая имеющиеся в ее голове имена. — Лакки?       Джой, по примеру своей мамы, попытался вспомнить имена девочек, которых знал:       — Бетти, Роуз… — Он выудил из памяти нелицеприятную характеристику своих знакомых: — Бетти — вредина, а Рауз жует свои козявки. — Он поморщился.       — Тогда эти имена сразу отбросим. — Люси усмехнулась.                     Оливер Стоэн выпил много. Чересчур много. Но холод ночного воздуха бодрил, покрывая обнаженную, влажную кожу мурашками и пробирая до самых костей. Оливер стоял на балконе, опираясь на перила локтями, в руке дымилась зажженная, точно свеча, сигарета. Над головой, удаленные на сотни тысяч лет, мерцали бесчисленные звезды, а под балконом, в свете красных бумажных фонарей, шатались гуляки…       — Боже как красиво! — Она обвила пальцами руку Оливера и прильнула к нему, источая жар своего тела. — Звезда упала, — пояснила она тут же, сообразив, что он мог не заметить мгновенный искрящийся след в темноте. Впрочем она была права.       С Оливером рядом стояла не Мираджейн, а Майра, для которой он представился Ромеро. Майра еще никогда так не смеялась, называя себя «чертовой Джульеттой», раскрывая перед ним свои объятья в первый раз.       — Нет, Ро-ме-ро, — повторял Оливер ей на ухо в момент второго к ней визита, и, оплачивая ее время, уходил ведомый ею будь то на ночь или на несколько часов в любую, приготовленную для любовных утех комнату.       Здесь в районе Красных фонарей, он появлялся чаще, чем в любом другом месте страны, и Майра всякий раз встречала его с улыбкой, изгибающей ее ярко-красные губы.       — Загадала желание? — Оливер положил ладонь ей на поясницу, поверх тугой шнуровки кожаного корсета.       — Мне незачем… — Майра положила голову на плечо Оливера, устремив на него яркие, точно сапфиры, глаза, обрамленные густыми ресницами. Ее щеки горели свежими румянами. — Я реалистка, и не верю в желания, загаданные на звезду. Иначе кто-то уже давным давно выкупил меня из этого ада…       Майра поняла, что сболтнула лишнего, и слишком поздно поджала губы. Если хозяйка узнает о ее словах, ее накажут материально, а допустить рост своего долга — равно самоубийству.       — Тем не менее ты способна наслаждаться красотой ночного мира… — Он улыбнулся ей, погладив по щеке пальцами — задетая серьга в ее ухе, приятно звякнула, покачиваясь. От Оливера пахло сигаретами и спиртным, влитым за несколько часов до прихода к Майре, и горький, но до одури соблазнительный запах его тела, исходил от него.       Майра с неохотой отпустила мысль о том, что Ромеро может рассказать кому-то о ее жалобе на то положение, в котором она… существовала, но что-то подсказывало: он здесь не только, чтобы трахать ее. Он часто говорил с ней о пустяках, из-за чего она позволила себе вольность в слух сказать о падении звезды. С ним она вспоминала о том, что является женщиной, которая может и должна наслаждаться близостью с мужчиной. Он делал для нее то же, что и для Мираджейн, за исключением одного: не пытался целовать ее в губы. Это было недопустимо для самой Майры, и могло причинить ей душевную боль…       — Я могу сказать кое-что?.. — Она всматривалась в лицо Ромеро, заросшее бородой, за которой Оливер скрывался около восьми месяцев, и которая делала его старше своих лет. — Ты обаятельный.       — Я старик, — преувеличил Оливер, будто одергивая Майру от намерения его полюбить.       — У тебя есть жена?..       — Есть.       — А дети?       — Есть. — Оливер конечно врал, но стоило создать образ Ромеро в глазах Майры.       — Всегда было интересно: что заставляет мужчину приходить сюда при наличии семьи — жены и детей.?       Ромеро крепко обхватил Майру за талию (стянутая корсетом, она казалась еще тоньше, чем была на самом деле), и у нее перехватило дыхание от неожиданности и той силы в его ладони.       — Мужчина по своей природе так устроен. — Ромеро чуть приподнял Майру, чтобы прикоснуться губами к мягким полусферам ее груди, красиво приподнятым чашечками корсета. — Он пытается, — он перешел на хриплый шепот, — посеять как можно больше… своего семени…       Майра чудесно пахла, и всегда аккуратно уложена, накрашена и украшена, словно была подарком, что нужно поэтапно распаковывать, наслаждаясь его оформлением. Ее одежда, пусть и соответствовала месту, где она жила, но выглядела красиво и интересно.       Оливер знал много шлюх, но Майра являлась для него лучшей из них. Он обожал ее…                     В скромном убранстве ателье, где работала Джувия, появилась невысокая женщина со смешной прядью, торчащей точно антенна на ее макушке. Строгий наряд незнакомки, выдержанный в светлых тонах, недвусмысленно давал понять, что она сделает заказ и не поскупится за скорость его выполнения.       Саафа, а это была она, заложив руки за спину, прогулочным шагом направилась к выставочным витринам с фурнитурой. Джувия, поднялась со своего рабочего места и, взглянув на циферблат настенных часов, нервно сцепила свои пальцы: она задержалась, чтобы закончить работу, но не ожидала увидеть клиентку так поздно. Однако…       — Могу ли я чем-то помочь вам? — Джувия решила, что хуже не будет, если она потратит еще час личного времени для того, чтобы, выслушав пожелания заказчицы, вероятно, неплохо заработать. И, признаюсь вам, она стопроцентно выиграет от своего решения…