Освобожденное из бумажного конверта, обручальное кольцо мягко скользнуло на шероховатую древесную поверхность полки, служившей Лиону постелью, и холодно блеснуло при свете свечей. Маленькое аккуратное — символ бесконечности в золотом воплощение — оно принадлежало Джувии, о чем и свидетельствовала гравировка:
В каждой из жизней… В груди сжалось, и Лион с радостью понял, что не разучился чувствовать. В конверте лежал еще и шнурок, заботливо скрученный в симпатичный узелок — чувствовалась женская рука.
Отправляя ему свое кольцо, Джувия знала, что он поймет все правильно: чтобы не произошло «в каждой из жизней»…
Окошечко, расположенное в двери камеры, отворилось. Вместе с искусственным светом в темницу проник свежий воздух, а к ногам Лиона упал, шурша целлофаном, пакет с одеждой. Лион успел увидеть физиономию скупого на эмоции, опухшего ото сна стражника, когда тот бросил: «Принарядись для смерти», — и в камере снова стало мрачно, точно в погребе или подвале, где едва-едва мерцает тусклый свет… Лион взял принесенные вещи, и на контрасте с ними с изумлением отметил какие у него грязные пальцы на руке: будто грязь въелась в каждую клеточку его кожи; словно эту грязь невозможно отмыть никогда и ничем…
Белый — их цвет, цвет — ледяных созидателей… Лион подумал о Грее, и о дне его похорон, и если его план все-таки не сработает, то… Какими будут его собственные похороны? Об этом он, увы, не узнает. Хотя, почему же «увы»? Вероятно, к счастью. Точно — к счастью.
Сообщать о казни арестантам запрещалось, но Саафа ничего не утаила от Лиона, надеясь вселить в него трепет и ужас, и это ей удалось, лишь отчасти. Лион испытывал беспокойство, не мог спать и в последние дни заключения не мог есть, пусть и кормили плохо — кусок не лез в горло. Он в самом деле боялся, но не смерти, а подводить итоги жизни, в которой вот-вот появится смысл… Впрочем, не скажи Саафа Лиону о дне его казни, он сам догадался бы обо всем: хотя бы в тот момент, когда ему передали одежду…
Джувия обрела веру — встреча с Лионом помогла ей, — а потому она, полная решимости, по возвращении домой уселась за письмо. Джувия писала о том, что приходило в её голову; рука сама бродила по бумаге с тихим шорохом, и мысли переплетались с ее чувствами, воплощаясь в словах, выводимых острием пера. Утаивать о положении дел — бессмысленно, и это значило: все — начисто.
Джувия рассказала Брише-баасаме, как если бы та была единственным в мире человеком, способным понять ее, как на исповеди — обо всем, облегчая душу с каждой точкой в тексте. Эмоции — уйма, и все через край вперемешку с улыбкой и слезами, казалось бы, позабыв о неприятностях, тяготивших прежде; отбросив страхи оказаться непонятой. Бриша раскроет объятия, она любит Джувию; она примет ее слова, они коснутся ее сердца, пропитав собой ее мысли, вне сомнений! Потому что те, кто ценит человеческие отношения, сами идут навстречу будучи без вины. Потому что просящие о прощении всегда получают его…
Джувия подумает о Лионе, тактильная память вызовет ощущение его прикосновения, и Джувия с удивлением заметит, как написанное ею на бумаге расплывется перед глазами:
он будет казнен в любом случае…, и присутствие духа улетучивается. Это так нелегко — мирится с мыслями, что в любой момент что-то закончится — оборвется жизнь дорого и любимого человека. Ты все так же смотришь на него, слышишь голос, можешь дотронутся до него, но чей-то гаденький голосок на задворках сознания — быть может, твой собственный внутренний голос — хрипловато, с издевкой нашептывает известные тебе факты о его грядущем будущем: Лион будет казнен, а ты можешь и дальше делать вид, что принимаешь это; что миришься с этим. Ты продолжишь жить в мире, который отнимает у тебя мужа, вынуждая становится молодой вдовой. Ты будешь жить в мире, которому подаришь своего ребенка, и кто знает, как этот мир встретит его; как обойдется с ним в будущем; когда он попытается отнять его у тебя?
Джувия размышляла о Саре, прислушиваясь к своим ощущениям, как советовал Лион, и уверялась в твердости своего решения не выдавать ее Совету. Она думала о том домике в саду и обо всем, что пережила в его стенах, взаимодействуя с его обитателями. Джувия уважала умения Сары, считала ее своим другом и старшей сестрой. Потому что только родной по духу человек способен безвозмездно помогать беспомощным и больным людям, какими были они с Лионом тем летом; человек с призванием и желанием помочь. Человек, который понимает что такое ничего… Но у Джувии все еще было что терять, и только эта маленькая причина вводила ее в глубокие рассуждения, вынуждая сомневаться…
Сара не знала о дилемме Джувии, навещая ее однажды вечером, и не помышляла о том, что та стоит перед непростым выбором: сохранить теперь ее свободу или позволить ей погибнуть. Сара не догадывалась, что по плану Джувия должна была пригласить ее в свой дом, напоить чаем, как свойственно гостеприимной хозяйке, угостить сладким, заболтать, отвлекая от мыслей о подозрительности происходящего, и тайком опоить снотворным. Потом придут Рунные Рыцари под предводительством Юичи, поблагодарят Джувию за мудрость действий и просто заберут девушку с рыжими волосами — волоком ли, любезно взяв на руки, закинув на плечо, - бог весть как, но все произойдет быстро, и Сара даже не вспомнит, что накануне была у Джувии…
Сара видела бледность лица Джувии, и это вызывало тревогу в ее сердце, но она не могла понять, что именно так сильно беспокоило ее в ней. Она поднесла ко рту чашку с зеленым чаем, сдула пар, и заглянула в нее, колеблясь: сделать глоток или нет…
Джувию подмывало рассказать обо всем Саре, но она боялась… Боялась, что та посчитает ее предательницей, боялась неизвестного в ее судьбе после того, как она покинет ее дом, а в обществе слуг Совета безоблачности в том будущем не могло быть; боялась, что Саафа не сдержит своего слова в отношении ее нерожденного ребёнка, а потому до сих пор колебалась…
— В гильдии все точно на иголках. Думаю, что что-то затевается… — Сара обняла чашку обеими ладонями, но взгляда от нее не оторвала. — Я вижу, как феи напряжены. Я чувствую это… Полагаю, что это как-то касается меня…
Джувия вздрогнула от неожиданности встречи взглядами с Сарой, и замерла.
— Ты тоже обеспокоена… Что с тобой?
Джувия не может открыть рта, ни звука — слова точно застряли в горле. Она делает усилие, выдавливает улыбку, смаргивая слезы, врет, что ее слегка тошнит, но она знает причину ухудшения самочувствия, и говорит о стойкости претерпевания мелких неприятностей. Сара тоже улыбается, кажется, верит, но интуиция её не покидает: что-то вот-вот должно произойти. Отставив чашку, она предлагает Джувии свою терапию. Сара использует эфир — магическую субстанцию, позволяющую ей колдовать — и тот осторожно пронизывает тело Джувии, та чувствует тепло, точно поток света, через микропорезы проникает в нее. Боль, если таковая была, отступает, и Бастия явно ощущает силу в своих руках.
— Сара-сан?.. — Она смотрит на нее, черные веки опущены, рыжие волосы спадают тонкими прядями вдоль лица. Джувия отвлеченно рассматривает заколку-невидимку в виде трех, находящих друг на друга волн, украшенных фианитами — красиво, и вдруг ловит образ крылышек бабочек перед мысленным своим взором — странно.
— Я научилась управлению эфиром много лет назад, — произнесла Сара; разрез платья, оформленный кружевом обнажал правое бедро. — Я могу очищать его — исцелять от магии воздействующей на него из вне. Я могу останавливать его. Я умею его «открывать»… и «закрывать».
Сара и Джувия смотрели друг другу в глаза, и взгляд последней показывал недоумение своей обладательницы.
— Я могу управлять водой в организме человека, потому что я — дочь воды. Я не знаю, откуда появилась, но я знаю, что я росла в воде. — Она улыбнулась. — Моя мама — вода… Твоему ребёнку повезло больше: его мама ты.
— Да, наверно, — Джувия кивнула.
— Наверно?.. Нет ничего лучше материнства. Скоро ты сама это поймешь, когда возьмешь ребеночка на руки. — Она медленно убрала ладони от Джувии. — Мы ведь друзья?.. Прости, что спрашиваю, но мне важно знать, что мое чувство взаимно.
Джувия рассеянно кивнула, ее встревоженность нельзя было не заметить, и Сара конечно видела это, и думала, что дело в Лионе.
Сара подняла свою чашку и, сдула повисший над ней пар. Она коснулась губами жидкости, и тут Джувия выбила посуду из ее пальцев. Сара с изумлением уставилась на хозяйку дома, ожидая объяснений, но та, бледная и напуганная, вскочив с места, вдруг приказала:
— Пусть Сара-сан уйдет!.. — Она ждала ответа, но застывшая в недоумении девушка смотрела на нее с тревогой. Джувия боязливо осмотрелась и, взяв Сару за запястье, попыталась ее увести из комнаты, но удалось только вынудить гостью подняться с места.
— Что происходит? Зачем.?
— Саафа угрожала убить малыша Джувии, — затараторила та, — требуя выдать ей Оливера-сан! Саафа арестовала мужа Джувии, чтобы казнить его! Джувия испугалась, что потеряет еще и своего сына, как и мужа!.. Уходи, Сара-сан, Джувия не сможет жить с чувством, что предала своего друга!
— Джувия-сан, что будет с тобой, если я уйду?! — Сара протянула ей руку. — Пошли вместе, раз так! Твой ребенок не виноват ни в чем! Нельзя рисковать им.
Джувия растерялась, испуганно уставившись на ладонь Сары и, помедлив отступила, отрицательно качая головой. Тогда Сара сжала ее запястье, совершив неожиданный выпад вперед.
— Разве не ради встречи с нами ты вернулась в Магнолию? Я здесь, возьми мою руку, и уходим! — Она вытащила из-за пазухи цепочку, а на нем кольцо, пояснила: — Это кольцо принадлежит мне, я обещала Мире не использовать его, не покидать ее, но на кону жизни! И не одна!
— Сара-сан, может, попросить помощи у «Хвоста феи»?
— Для них нет никаких оснований защищать нас! Мы не состоим в их гильдии, да и вряд ли мастер Эрза пойдет против Совета. У «Хвоста феи» достаточно неприятностей, останься мы, или нет — все одно.
Сара аккуратно надела кольцо на палец, камень сиюминутно приобрел насыщенный голубой цвет, и Джувия подумала, что когда-то видела нечто подобное…
Потребуется достаточно времени, чтобы Джувия смогла переварить услышанное, а пока совершенно на автомате, она подскочила к настенному шкафчику, выудила оттуда папку с документами и мешочек своих сбережений, накопленных за то время, что жила на доходы швеи, и вернулась к Саре.
— Прости Джувию, Сара-сан, она правда виновата, что согласилась, но… — Джувия обняла тряпичную сумку, куда закинула вещи из шкафчика.
— Я буду называть тебя миссис Sorry, — хихикнула рыжеволосая, сжав ладонь Джувии. — Столько извинения ни от кого в своей жизни за один раз я не слышала! Ты мой друг, и я не сомневалась в тебе.
— Спасибо, — она смутилась, прижав ладонь к своим губам, — Гажилу-куну, тоже не нравится, что Джувия часто извиняется!..
До рассвета Лион зашел в баню, снял пропитавшуюся соленым потом и кровью робу с покрытого шрамами тела и, точно она могла пригодиться ему в будущем, аккуратно сложил на лавке в предбаннике. Голые жилистые стопы с отросшими твердыми, точно кости, ногтями ступили на мрамор холодного пола и донесли до бочонка с водой, над которым парил густой пар. Лион оглядел обычные банные предметы долгим безразличным взглядом, будто не помнил как пользоваться ими, и наконец набрал ковшик водой…
Редкое удовольствие — мыться, не говоря уже о подобающей для этого температуре воды. И пусть в помещении было свежо, из-за чего пар клубился над бочкой, будто дым над котлом, зато под потолком располагалась фрамуга, через матовое стекло которой Лион рассмотрел дремавшее небо…
Конечно, не было там никакого намека на то, чтобы увидеть зарево рассвета, даже теней на облаках там быть не могло! Все это воображение человека помнящего о том, что над ним где-то высоко есть что-то бесконечное, нежели потолок здания тюрьмы…
Лион опустил взгляд на свою ладонь, погруженную в ковшик; скованная блокиратором, она казалось, утонула под его тяжестью, покрытая мелкими пузырьками, будто в самом деле испустила последний вздох…
Обручальное кольцо оттолкнулось от грудных мышц Лиона и принялось медленно раскачиваться, придерживаемое шнурком, пока потоки воды, струящиеся с серо-седых волос, не намочили шнур, который прилип к коже…
«Сегодняшний день станет для тебя днем прощения. Твои грехи исчезнут в тот миг, когда ты сделаешь последний выдох и испустишь дух…» — Внутренний голос Лиона цитировал ему слова священника сказанные в смиренном умиротворении, тихим, успокаивающим голосом. И от неожиданности каждый раз его существо содрогалось от неожиданности звучащих в нем слов: «Господь милостив к тем, кто обращается к нему с просьбой о прощении. Он встретит тебя в своем раю и примет в объятия…»
Нет, это не то, что я должен слушать, — перебивая резкостью, Лиона встряхивает его внутренний голос каждый раз. —
Рано сдаваться. Рано! Никакого смирения и покорности. Никакой готовности и принятия! И разве может быть судьбой добровольное согласие на смерть?!
Исповедь очистила его душу от грязи и тяготы, от тяжести греха убийства, и помогла воспарить. Его тело омыла вода, избавив от нечистот, и облачила в белое, точно в саван его же рука. Еще немного и душа с телом расстанутся навсегда, и ничего не останется. И пусть какая-то часть готовилась к неизбежному, другая — выжидала, пребывая в напряжённой тревоге…
Лион не проронил ни слова, когда его провожали к залу суда, где его ожидала пыточная камера. Так удачно, но карательный отряд имел все необходимые для осуществления своей деятельности предметы и условия. Удачно, конечно, для служителей закона, но не для заключенного, в роли которого Лиону пришлось выступать. Не требовалось перевозки, дополнительной охраны и требуемых условий, все произошло в соседнем корпусе.
Здесь прозрачный купол без каких-либо приспособлений для убийства называли именно так — «тихая смерть», реже — «виселица», и всякий осужденный, встретивший здесь свою гибель, не умирал, а «засыпал». Надзиратели шутили, что заключенный просто не выдерживал долговременного слушания по своему делу, смыкал веки и больше никогда не просыпался. На деле же все обстояло иначе — он погибал в муках: выжатый до капли эфир истощал тело изнутри, а вне его он наносил урон, поглощая кислород из-под купола. И если арестант не умирал от эфирного истощения, то он медленно и ужасно погибал от асфиксии. К слову, происходило это далеко не тихо, просто из-за толщи стекла присутствующие в зале на казни не слышали криков и хрипов приговоренного.
— Если ты не заснешь во время чтения приговора, то будешь жить, — обнадежил Лиона конвоир, и Юичи бросил на солдата укоряющий взгляд: было ясно, Лиону не жить…
Полукруглый зал, оформленный в белом, взлетающие кверху трибуны (точно на спортивном стадионе) в цветах темного дерева, флаг Совета Магов и страны Фиор, украшающие стену над головой заседателей суда, и самые лучшие представители мировой элиты волшебного мира. Кроме них приглашенные на казнь гости: представители крупных городов Фиора, члены торговых гильдий, союзных магическому Совету, и ведь нашлись люди, желающие увидеть казнь! На Лиона смотрели десятки глаз, когда он, лишенный наконец блокираторов, цепей и кандалов, оказался под стеклом, и огляделся с холодным равнодушием в глазах… Судья зачитывал приговор, словно на аукционе объявляя его, Лиона Бастии, жизнь, в качестве лота, ценой смерти и других преступлений, откупаемых в миг его последних минут…
Лион оглядел присутствующих богоизбранных магов и, встретившись глазами с Джурой, тяжело выдохнул — пыточная, где он находился, оказалась душной камерой, но пока еще не представляла угрозы его жизни. Что касается Джуры, то он выдержал взгляд Лиона, и отвернувшись от него, больше не посмотрел в его сторону. Уз как не бывало, и Лион это понимал. Впрочем, его это не особо заботило. Он не сожалел о том, что присоединился к Оливеру, пусть идя этим путем лишился спокойствия в жизни…
Саафа выглядела довольной, считая последние минуты до своей абсолютной победы, а сшитая Джувией блузка из красного атласа отлично смотрелась на ней, выделяясь необычностью дизайна, и явной дороговизной. Особенно в сочетании с белыми фирменными одеждами Совета Магов.
Капитан даже не вслушивалась в текст приговора — сколько таких она уже слышала, и отличались они только именами приговоренных. С маниакальной озабоченностью она следила за Лионом взглядом, и в тот миг, когда он вдруг дернулся как от удара, изумленно замерла: началось! Невооруженному глазу стало заметно, как заключенный шокирован внезапной нехватки кислорода под куполом, и беспомощно хватаясь за воздух руками, рефлекторно дергается, в попытке вдохнуть.
Забавно так, нелепо!
Эфир, не сдерживаемый никакими приборами, выделяясь из пор созидателя, стал приобретать бирюзовый цвет, становясь видимым собравшимся, и Саафа невольно восхитилась холодному зеленовато-голубому цвету, что понравился не только ей.
Лион рухнул на колени, едва повалился на левый бок из-за отсутствия опоры в виде левой руки. Перед глазами вращался бирюзовый водоворот, такой тяжелый, что буквально давил на голову своему обладателю, вынуждая наклоняться все ниже и ниже к полу в надежде проглотить и задержать кислород в легких…
Лион подумал о камне в магическом кольце, где маленьким торнадо вращался его эфир, тот самый эфир, который был необходим для использования телепортационного волшебного атрибута, и вообразил купол над собой тем камнем, до краев наполненным концентрированным эфиром, который можно использовать…
Ты думаешь о том месте, куда хочешь переместиться, — произнесла Куро, присев на пуфик у трельяжа, — и кольцо выполняет твое желание…
Обручальное кольцо Джувии выскользнуло из-под рубашки Лиона и качнулось вперед-назад, придерживаемое шнурком. Это было самое обычное кольцо из золота, не имевшее никаких магических способностей, и все знали об этом, а потому Лион все-таки получил его в тот вечер в конверте от своей жены…
— Гильдии больше нет, но я дарю тебе это кольцо, — сказал Оливер, протянув руку для пожатия, и Лион охотно впечатал свою ладонь в его и потряс их. — Думаю, оно не раз спасет твою жизнь. Еще увидимся, Лион…
Но о том кольце, что Лион с утра держал во рту, никто даже не догадывался, и именно оно обладало магией перемещения. С одним условием: если впитает в себя эфир…
Лион поднял взгляд на Саафу, та смотрела свысока, ухмыляясь; она полагала, что это взгляд, молящий о прощении, как будто он достоин этого, и упивалась победой… Внезапно заключенный вторил ее высокомерной гримасе, и опустив веки, поддел указательным пальцем кольцо и испарился из-под купола…
Саафа не сразу осознала произошедшее и, зная наверняка, что нечто подобное не в порядке вещей, испуганно обвела взглядом стеклянную камеру, где лениво завиваясь, расплывался бирюзовый дым…
В зале стали шептаться, кто-то испуганно вскрикнул, подскочив с места; конвоиры засуетились, будто муравьи…
Саафа не верила своим глазам, усиленно вглядываясь за стекло, полагая, что не заметила Орландо в бирюзовом пару, и он уже лежит на полу бездыханным, но… Саафа окаменела от неожиданности произошедшего и онемела, позабыв с досады как дышать — клубы исчезли, а камера оказалась пустой. В отчаянии, она сбежала со своего ряда на ватных ногах, где совсем недавно сидела победительницей, растолкала солдат, будто во сне, и вбежала под толщу стекла, шаря кругом глазами.
Тщетно. Лиона здесь не было. Вообще.
Лион ничком упал в траву и притих, вслушиваясь: совсем рядом жужжал шмель, ворчливо так, по-стариковски; откуда-то с высоты отрывисто и неподкупно кукушка отсчитывала чьи-то годы. Свистел ветер и шелестела листва… Лион зажмурился и все-таки открыл глаза: перед самым его носом по травинке ползла божья коровка с двумя пятнышками на спинке, мечась в неопределенности. Здесь же на земле лежала сухая ветка, покрытая мхом. Лион с трудом сел — последствие удушения еще не оставили его, шея саднила так, словно кто-то сжимал на ней свои пальцы, причиняя боль при каждом сглатывании. Лион продрал глаза, наконец увидев раскинувшуюся перед ним зеленую долину у подножья обрыва на котором сидел; долину, тело которой пронизывали венами реки, сияющие в солнечном свете. У него перехватило дух, что он на мгновение позабыл о боли, страхах и усталости, и как завороженный смотрел в ослепительный свет, отраженный от воды… Лион поднял глаза к небу — лазурь, поддернутая перистыми облаками, а желтый диск солнца придавал им золотисто-розовый цвет, а прямо над головой шумели от ветра кроны деревьев, осыпая начавшую желтеть листву.
Он не верил в правдивость происходящего, несмотря на то, что от влажной земли — вероятно, накануне шел ливень — у него на коленях намокли штаны, потемнев. Да и от травы исходила свежая прохлада…
Лион вспомнил
заброшенную хижину в Восточном лесу, куда телепортационный атрибут, применив накопленный эфир, выбросил его на влажный пол. Он был ранен в плечо медной пулей, которая застряла в теле, причиняя боль, а рана кровоточила. Ледяное предплечье исчезло, а тщетные попытки восстановить его, дали понять, что цель пули была не убийство, а отравление его эфира. Кольцо со звоном упало на пол и откатилось в сторону, Лион бросился за ним, стараясь отыскать его в полумраке весеннего вечера, пропитавшегося запахом сырого дерева. В этот момент о пол домика стукнулись чьи-то тяжелые ботинки, и тут же послышался приближающийся стук и шорох одежды на новоприбывшем. Ворон схватил Лиона что называется «за шкирку» и придавил к полу, тот, успев взять кольцо губами, чтобы надеть на палец другой руки, от внезапного толчка просто проглотил его… И эта неслучайная случайность не позволила ни Ворону, ни людям из Совета Магов завладеть ценнейшим атрибутом, а в недалеком будущем — спасло Лиону жизнь…
При первом обыске в тюрьме у Лиона ничего ценного не обнаружили, а значит изъять желанный атрибут, что в одночасье выдал бы всех до одного владельцев оставшихся действующих колец, в том числе и Ворона, солдаты карательного отряда не смогли. А в дальнейшем в обыске не было необходимости — все знали, что у него ничего нет. Лион не знал, как ему воспользоваться кольцом: еще заряженное, оно было бесполезным в использовании банально без шанса оказаться на его руке. Из-за блокиратора, сковывающего его пальцы. Пришлось ждать, пройдя через полгода немыслимой каторги, надеясь уличить момент, но… Спустя пару месяцев эфир покинул камень, а крохотная надежда на благополучный исход — Лиона…
Он часто с тоской думал о тех кольцах, что скрывало в себе лакированное нутро черной шкатулки. Те кольца потеряли своих владельцев, и теперь очередь за тем кольцом, что находилось у Лиона. Его владельцем был Саймон, но он отдал его своей сестре, как ее там звали (?), а уже от нее оно попало к Куро, и…
Куро убила Блюбель и забрала ее кольцо, но будучи столь сильной волшебницей, Куро не смогла зарядить кольцо своим эфиром.
Что если у Куро в теле нет эфира?..
Лион пошатываясь побрел по лесной тропе, ускоряя шаг, помня о связи четырех действующих колец между собой. Это значило, что кто-то мог прийти к нему, но кто знает, у кого теперь те кольца? Да и Ворон уже однажды добрался до него, и ничего не мешало ему сделать это снова.
Голоса птиц разливались по округе, и листва шумела над головой.
Да чтобы еще так рисковать?! Ну уж нет!
Это день твоего прощения, твое покаяние освободит душу, и ты обретешь умиротворение. В конце пути ты увидишь свет, что очистит тебя. Не бойся уйти. Иди, теперь ты свободен…
