Мое сокровище

      Нацу встал, как вкопанный; он был поражен собственной рассеянностью, что сразу не заметил Люси, что не почувствовал ее запаха. В его голове мгновенно пронеслась мысль, что надо скорее уходить, но чем дольше он медлил, тем невероятнее казался план побега. Несмотря на напряжение, волной охватившее его тело, парень с радостью заметил, что его сердце спокойно, а это значит, что блондинка больше не волновала его своим существованием; по крайней мере он так предполагал. Справившись с легкой паникой, парень, тронулся с места и, придерживая сумку, прошел мимо Люси.       Девушка тут же обернулась ему вслед; чуть ли не теряя сознание от волнения, крикнула:       — Нацу!       Саламандр обернулся; он сделал это чтобы убедиться, что любовь к девушке выжжена из него. Спокойным, казалось бы, теплым взором вглядываясь в обеспокоенное лицо заклинательницы, он произнес:       — Ты че ночью блудишь одна?       — Я н-не одна, – поспешила с ответом Хартфилия. — Я с... – Люси обернулась в поисках Девы, но той и след простыл. — Я с тобой же...       Почему-то от этих слов у Нацу приятно сжалось сердце, в чем он не хотел признаваться себе. Глоток свежего воздуха не утолил жажду его легких, а только оставил тяжесть в груди; а еще какая-то дрожь в теле, словно страх...       — Иди домой, – отчеканил парень, и намеренно опустил взгляд, чтобы не встретиться с устремленным на него взглядом больших карих глаз. — Нечего лазить по ночам.       — Я не лажу, я тебя искала, – понизив голос, призналась блондинка, сделав шаг к парню.       Побоявшись, что девушка кинется ему на шею, Драгнил отступил, о чем пожалел позже. Ритм его дыхания сбился, а ладони вспотели – это опровергало его нелюбовь. Однако упрямство рождало в голове Саламандра мысли, что все, что он чувствует, возникло от переутомления, но ни как не по вине Люси!       — Я хочу сказать тебе о чем-то важном, Нацу, – произнесла заклинательница. — Я не задержу тебя надолго... И не сдвинусь с места, только послушай, – добавила она, огорченная отстраненностью Драгнила, которая не ускользнула от ее внимания.       Луна скрылась за зданиями, но ее бледный свет все еще уныло скользил по верхним этажам домов, отражаясь от темно-синих стекол.       Привыкшие к темноте глаза Люси, отчетливо различали черты лица волшебника, стоящего всего в метре. Может, из-за света ночи, или от того, что девушка всегда хранила его образ в мыслях с теплотой, Нацу казался ей еще красивее; но полюбила она его отнюдь не за внешность...       — Я не знаю почему тогда ты ушел, но очень надеюсь, что в этом нет моей вины, – произнесла Люси, сжав край своей футболки. — Не то, чтобы я боялась быть виноватой. Просто то, что я буду говорить дальше, ни будет тогда иметь смысла... То, что было так любимо мне, легко не забывается, и, наверное, поэтому я хватаюсь за свое прошлое. Я боюсь быть без тебя. Мне не хватает тебя. – Девушка не решалась поднять взгляда, боясь встретить холодный взор молчаливого собеседника. — Я прошу только об одном: будь мне другом, как прежде. Давай начнем все сначала - нашу дружбу, с нуля. Это слишком обидно, когда ты игнорируешь мое присутствие, это больно, когда ты холоден ко мне. Я обещаю, что никогда больше не напомню о прошлом, если ты опять станешь частью моей жизни.       Последние слова стоили много усилий, но сказаны были обдуманно, так как Люси около часа проигрывала в мыслях то, что будет говорить и ничего не забыла. Осталась малость: как Саламандр воспримет ее монолог и поймет ли он его вообще.       — Люси, – произнес Нацу, — ты слишком много себе придумала. Я не холоден, просто я теперь такой. Я привык быть один, и поэтому мне никто ни нужен.       Драгнил покосился на зеркальную водную поверхность реки, черную из-за ночи, размышляя, как бы посильнее обидеть девушку, чтобы та ненавидела его. Сердце парня совсем стихло, будто не хотело верить в то, что он говорил.       Саламандр тихо произнес:       — Я не хочу разговаривать с тобой.       Да, врать оказалось невыносимо тяжело, да и кусок мяса в груди, размером с кулак, вновь сжался.       Блондинка поджала губы, все-таки, как же хорошо, что сейчас ночь - не видно ее слез...       — Ну, знаешь ли, – воскликнула девушка, сжав свои ладони. — Пусть ты не говорил, но я чувствовала, что ты меня любишь! В каждом твоем слове, прикосновении - во всем! Уж лучше быть никем, расставшись с миром, чем с грязной руганью! Зачем ты портишь мои воспоминания, перевирая их!?       — Не надо кричать, – холодно произнес Саламандр, крепко сжав ремешок сумки. — Я не виноват, что ты придумала себе море иллюзий, в которых живешь! Я хотел быть никем, как ты сказала, но ты сама ходишь за мной по пятам!.. У тебя гордость есть, а, Люси?       — Ах, вот она причина твоей привычки быть одиноким – гордость! Ты считаешь, что эта твоя гордость обнимет тебя, когда ты загрустишь!? – Вспылила Хартфилия, не двигаясь с места, поддалась вперед грудью.       — Завались, – не обдуманно, бросил парень. — Мне не нужна твоя забота! Такой дуре меня все равно никогда не понять!       Громкий хлопок – единственный звук в ночи – эхом прокатился по пустынной улице.       — Не смей грубить, — сотрясаясь от нервозности, тяжело дыша, произнесла блондинка. — Уж не знаю, где ты набрался этого хамства, но таким ты не был! Прекрати вести себя высокомерно! Я не верю, что ты такой!..       — Успокоила свои нервы? – хмыкнув, спросил парень, не решаясь приложить ладонь к, пылающей от пощечины, щеке. — Я пошел...       — Нет! – Решительная Люси схватила Нацу под руку и дернула к себе, тот тут же, поспешно высвободился.       — Прекрати меня держать! Это раздражает, понимаешь? – прошипел Саламандр.       — Потерпишь, – возмутилась девушка, взяв его за руку, сжала. Она слишком далеко зашла, как ей казалось, и отступать было бы глупо. — Я не разрывала отношений с тобой...       — Я разорвал! Все! Ищи другого... – Саламандр обвил запястье девушки, не решаясь отнять ее руку от своей. — Не зли меня, Люси, ведь я сожгу тебя к чертовой матери!       — Вот как? Самому не смешно?       — Я не шучу!       Девушка отпустила руку Нацу, но на ее душе стало легче.       — Чего ты только не скажешь, что бы я не донимала тебя своим присутствием, – с обидой, произнесла Люси.       — Иди домой уже, – шикнул Саламандр, стиснув в кулак ту ладонь, которой касалась заклинательница.       — А если я, правда, сейчас возьму и уйду! Только уйду не просто домой, а навсегда. Ты будешь счастлив? – Понизив голос, внезапно, даже для самой себя, спросила блондинка.       К такому вопросу волшебник готов не был; его широко распахнутые глаза выдали смятение в нем.       Хартфилия продолжила:       — Ни говори ничего. Я боюсь, что ты снова будешь врать...       — Я не могу...       — Ни говори, если хочешь снова попытаться обмануть меня.       Тонкие пальцы девушки осторожно скользнули к шее Саламандра и сомкнулись в замок. Блондинка грустно улыбнулась, вглядевшись в лицо парня, произнесла:       — А ты стал еще выше, чем был... И взгляд у тебя изменился, – произнесла Хартфилия, как можно мягче. "Интересно, - подумала она, прижимая ладони к шее волшебника, - что будет, если я его поцелую?.. Нет, я и так делаю то, как никогда бы не сделала".       — Люси, – протянул волшебник, опустив обе руки на бедра девушки, — я...       "Наконец-то, успокоился", – подумала заклинательница, позволив своим губам дрогнуть в улыбке. Но парень не нашелся, что добавить к скромному началу своего рассуждения – он мягко тронул губы Люси поцелуем.       — ... не могу я быть твоим другом, – произнес волшебник над ухом изумленной Люси. — Понимаешь?       — Не понимаю. Почему?       — Я не тот, кого ты полюбила, я...       — Тот, – произнесла девушка, обхватив его голову. — Ты – тот...       Поспорить с блондинкой Нацу не решился: слишком сильное влияние на него оказала эта долгая ночь. Оказали влияние и слова заклинательницы, да, и не возможно было думать о чем-то кроме нее. Люси стоит рядом, смотрит на него с иронией во взгляде, однако губы сжимаются, кажется, от боли в душе. И он, Саламандр, позволил ей плакать из-за него!? А ведь она действительно плакала, несомненно!       "Лучше бы я умер, – в который раз мысленно произносит Драгнил, и он не может теперь уйти. Хватит и трех месяцев безумия по семье и любимым. – "Пока верю", – говорит Скарлетт, а после кладет руку на его плечо и образ тает в памяти. — Они прощают меня?.."       Не встретив сопротивления, Люси прижимается щекой к виску Нацу, когда тот покорно наклонился к ней, чтобы потом самому крепко стиснуть ее в объятиях.       — Я не отпущу тебя, никогда, никуда, ни отдам никому, – тихо говорит блондинка. — Запомни эти слова, сто раз я повторять их не буду.       "Они прощают меня? Нет, – думает парень, усталым взглядом вперившись в одну точку, — они дают мне шанс, потому что, они меня любят."       — Идем домой, Нацу?       — Прости меня...       — Начнешь снова отпираться? – Вновь во взгляде блеснул этот тревожный огонек.       — Нет, – ответил Драгнил, только сейчас ощутив усталость во всем теле; Хартфилия хмыкнула, пытаясь скрыть тоску. — Нет, Лю, не буду я счастлив... Прости меня за то, что сбежал тогда, что бросил тебя одну, что бросил семью, бросил всех.       Парень высвободился из объятий блондинки; такой душевной боли он еще никогда не ощущал. Это не то, когда товарища обижают. Это новое, невыносимое ощущение - угрызение совести, тревожные мысли, необъяснимое чувство тоски и вины перед ними.       Заклинательница улыбнулась, кажется, ее обещание исполнено.       — Идем домой, – произнесла девушка, взяла Нацу за руку. — Уже поздно очень.       Вспомнив опрометчивую затею, которую он так спешно хотел выполнить, Саламандр произнес:       — Люси, разреши мне уйти ненадолго? – Этот вопрос Драгнил задал осторожно, не нарочно, но внушил сомнение.       Не то, чтобы девушка испугалась, но ей стало не по себе: неужели он все-таки хочет ее бросить.       — Кхн... а, ладно. – Хартфилия кивнула, поспешно изобразила улыбку.       — Я вернусь через час, подожди еще немножко, ладно? Я приду и отдамся твоей воле...       — Ч-че? – обомлела заклинательница, только теперь обратив внимание, что Саламандр отпустил ее руку.       Колеблясь еще мгновение, Нацу удалился прочь по залитой лунным светом дороге.       — Что он имел в виду, говоря такое? Неужели... Нет! – Девушка мерила сумрачную комнату шагами, стиснув свои белые пальцы. — Что значит "отдамся"? Что значит "моей воле"? Вот блин! – Хартфилия села на кровать, панически вытаращившись в одну точку, но рук не разжала. — Господи, о чем я думаю!? Он же придет! Он, наконец, будет опять со мной! Разве это ли не радость!? Я сдержала свое слово, и теперь и я, и Хэппи, наконец-то, не будем волноваться за Нацу. Его душа успокоится - ему не надо будет врать нам, ему не надо убегать от нас. Он расскажет о своих тревогах мне... Расскажет же... Мне? Нет, я не буду сомневаться в нем, никогда! Я буду верить в него, что бы ни случилось ...Люси сидела на постели в одиночестве, но уже не в темноте; на улице начинало светать, но солнце еще не взошло. В комнату проскользнул сумеречный, утренний свет. Не хотелось верить, что ночь уже уходила.       Девушка терпеливо сжимала свои ладони друг с другом, страшась думать о том, что Нацу ее обманул. "Нет! Этого быть не может! Он сказал, значит придет, нужно лишь подождать, еще немного. Совсем чуть-чуть".       Голова идет кругом, веки сами опускаются – ужасно хочется спать, но... Вдруг он придет, а она пропустит это! Нет, так нельзя. К тому же она прождала его достаточно, что бы потерпеть еще минуту, еще две, три... Пять?.. Не важно! Главное не думать плохо о нем, поскольку он придет...       Неслышно, словно тень, блондинка прогуливается по прихожей: если не окно, так дверь!..       На кухне стынет крепкий чай, она идет за ним...       Время пять утра. Сердце сжимается, но не от предвкушения встречи, а от тоски. Глаза режет, но не от усталости, а от слез. Теперь дождаться его – дело принципа! Дождаться и отлупить его, как следует. Нет! Лучше утром, если он не убежал от своей семьи снова, при всех его отчитать! Ребята поймут и поддержат. А зачем ждать рассвета? Надо прямо сейчас же идти к нему домой и там его придушить по-тихому...       Сквозь сон, сама не помня, как задремала, Люси слышит как окно распахнулось, и кто-то тихонько шепнул:       — Спасибо, Хэппи.       — Я к нам домой, – ответил шелестящим шепотом котейка.       — Уверен? Оставайся с нами...       Девушка рывком села в постели, обернулась: Саламандр сидел на подоконнике, свесив одну ногу на пол, он говорил с крылатым другом, который парил за окном.       — Нацу, побудь с Люси, я уверен, что вам надо много обсудить. – Поведал Хэппи, чуть-чуть повысив голос.       Волшебник понимающе кивнул, и улыбка возникла на его лице.       Прежде чем улететь, кошак указал лапой за спину Саламандра, тот обернулся.       — Лю?.. Я думал, ты спишь.       Блондинка отвернулась; она горько усмехнулась, аккуратно опустила ноги на пол.       — Ты... ты, в-все-таки, пришел, - произнесла девушка.       Может быть от усталости и бессонной ночи, а может, от счастья, что все же дождалась, она прижала ладони к лицу и заплакала.       — Но, но почему так с-сильно за-адержался?.. - с трудом спросила заклинательница.       Даже крепко прижатые к лицу ладони, не могли успокоить в ней тоску, и слез скрыть не смогли тем более. Нацу сел на пол перед заклинательницей и, обняв ее ноги, склонил голову к ее коленям.       — Если хочешь, можешь дать мне в глаз. – Выдохнув, произнес Саламандр. — Лю, я виноват перед тобой, как никогда. Если ты не простишь меня, – он провел ладонью от ямочки под коленом до щиколотки, — я снова начну за тобой бегать, как пес.       Хартфилия убрала ладони от лица, смутившись влажного касания губ Нацу к ее колену.       — Я и так наворотил дел, что не хватит жизни все исправить, – сказал Саламандр, крепче, но аккуратно, сжимая голени Люси. — Я не хотел, чтобы ты плакала. Я не подумал об этом. Теперь я жалею. Я не достоин тебя! И виноват! Я ступил, я... – Драгнил вновь поцеловал колено заклинательницы и, не дожидаясь пока поцелуй остынет, целовал снова. — Ударь меня, накричи на меня, сделай хоть что-нибудь, не молчи.       — Нацу, – позвала блондинка, положив ладонь на его голову, — я не злюсь на тебя. Все хорошо, слышишь?       — Люси, только не уходи. Прости меня... Я не буду без тебя счастлив, я просто хотел потянуть время. Я хотел все сделать сам... Я слишком заигрался и одичал. Все по моей вине, прости...       Девушка приподнялась с места, чтобы опуститься на пол перед волшебником, обняла его:       — Все хорошо, я не ухожу, Нацу. Я с тобой.       — Ты не дура, это я - идиот, – произнес парень, более сдержанно, как только попал в объятия заклинательницы. - Ты меня понимаешь, и я все сделаю, чтобы найти лекарство. Я не сдамся, найду его.       Хартфилия понятия не имела, о каком лекарстве идет речь, но не хотела сейчас выяснять это. Она стояла на коленях перед сидящим на полу парнем, крепко обхватив его плечи. От него исходил жар, ощутимый даже сквозь одежду, а его поцелуи казались Люси солеными из-за слез.       "Все-таки я был прав, – подумал Хэппи, зажмуривая глаза от слепящих лучей восходящего солнца. Иксид парил над Магнолией; его крылья обволакивало леденящим ветром, а под ним, стремительно неслось темно-синее пятно – его тень. — Я же говорил, что жизнь – это поединок, и Нацу никогда не проиграет, тем более, если дело касается Люси. Свой путь выбираем мы сами, а неудачники полагаются на судьбу и бога. Что ж, в этом своя правда".       —Какой прекрасный рассвет, – произнес котейка, устало оттолкнувшись от, застывшего под ним, воздуха. — День будет прекрасный, потому что я сделаю так, чтобы он стал прекрасным.