***
Йорктаун. Северная Верджиния. 1781 год. Шла война за независимость США. Воинам соединенных штатов, несомненно, было тяжело сдерживать армию Великобритании, хоть на их стороне были и многие преимущества, и сила. По всей Верджинии шли кровопролитные бои, в которых гибли тысячи. Но были и те, кто погибнуть не мог, те, кто просто напросто обречены на вечную жизнь. Они вместе со всеми сражались за то, чему хранят верность, не привлекая внимания к своей сущности, хоть это удавалось непросто. На обширных полях Йорктауна раскинулось сражение, что шло уже не первые сутки. Неподалеку от битвы обосновался госпиталь Соединенного Королевства, который представлял из себя большой белый шатер. Через каждые десять минут туда доставляли ещё одного раненого, а потом ещё одного и еще. Врачи были в дефиците, их осталось всего трое, так как остальных забрали на оборону. Доктора работали без сна и отдыха, об этом можно было забыть. В одном из отделений шатра спасалась чья-то жизнь. Доктор, на вид молодой, светловолосый, уже второй час оперировал какого-то юного бойца, который, похоже, отключился, скорее из-за шока, нежели от боли. Ассистентка, что стояла рядом и в случае чего помогала врачу, уже устала поражаться его необычайному профессионализму, ведь он был так молод. Но внешность порою обманчива. Женщина была в возрасте и многое уже повидала, но этот экземпляр довольно-таки странный. Доктор Каллен, как его тут звали, свыкся с взглядами Джины и ее разными вопросами. Она была открытая и простодушная, но уж очень ей всё надобно знать. Правда, в голове сейчас была совсем не она и даже не тот бедолага, что лежал на операционном столе. За последние несколько суток таких было столько, что не сосчитать. Все смешалось в одно, и казалось, что голова разорвется от перенапряжения. Эта ночь точно не последняя в этом бою, и работы было очень-очень много. Доктор Каллен справлялся, конечно, но единственное, что его не радовало, так это отсутствие таких нужных сейчас лекарств. Из медикаментов был только коньяк, которым дезинфицировали раны, а также давали пациентам для храбрости. И вот во всей сумбурности мыслей появились мысли о недавнем знакомстве с некой личностью. Этот военный, кажется, Гаррет, был таким же, как и Карлайл Каллен. Врач буквально несколько часов назад спасал его ненаглядную сестру-смертную и вёл дискуссии на вечную тему предпочтений в образе жизни. За свои сто сорок с лишним лет доктору часто приходилось выслушивать в свой адрес речи о господстве его сущности в природе и о предназначении людей относительно таких, как он. Но Карлайл стоял на своём, не принимая сторону большинства. Вот и Гаррет сначала был очень удивлён рационом Каллена. Но мужчина не пытался оспорить его отречение от людской плоти, а просто спросил, как ему удаётся жить среди потенциальной еды, постоянно испытывать искушение, но не срываться, тем более, что Карлайл каждый день видит кровь человека, ведь работает в сфере медицины. Карлайлу, однозначно, понравился Гаррет как личность, хоть они и знали друг друга несколько минут, но, кто знает, возможно, это начало долгой дружбы, возможно, и нет. На мгновение мужчиной завладела тоска. Тоска одиночества. Конечно, во время войны он постоянно был в обществе, которое иногда даже надоедало, но на самом деле он был одинок. До сражений на материке одиночество тоже было. Это чувство было ни больше, ни меньше, оно было абсолютно таким же. И оно так осточертело Карлайлу, что временами даже работа не спасала. Он каждый день проводил в госпитале, в своей родной Англии, и каждый раз возвращался домой. Каждый раз он знал, что там никто его не ждет, и так на протяжении почти двух веков. Плюс-минус пятьдесят лет. Разве они что-то значили для него? Отнюдь. А как иногда было велико желание быть в окружении любящей семьи. Работать и знать, что дома тебя ждут. Стараться управиться с делами пораньше и вернуться в уютное гнездышко, где раздавались бы счастливые возгласы детей. Но Карлайл понимал, что этого никогда не будет, и даже смирился. Но сейчас чувство одиночества настолько обострилось, что терпеть его было уже невозможно. Бессмертная душа изнывала, брошенная в холод одиночества. И хоть тело боялось солнца, душа нуждалась в нем как ни в чем другом. Доктор и сам не заметил, как закончил с пациентом, наложив последний шов на рану. Молодой воин спал, поэтому другие солдаты перенесли его в шатер, где восстанавливались другие раненные. Карлайл вымыл руки от крови пациента и принялся за оформление необходимых справок на этого солдата. — Доктор Каллен, — в шатер вошел важного вида командир, оглядывая все пространство, — У меня к Вам дело. Очень личного характера. Об этом никто не должен знать. — Я весь во внимании, — произнес белокурый мужчина, заканчивая свою работу подписью. Пришедший с намеком посмотрел на Джину, после чего та, грациозно закатив глаза и что-то бурча себе под нос, ушла в другую часть шатра, занавешенную плотными тканями, где отдыхали двое измученных врачей. После этого командир обратил внимание на Каллена, немного содрогаясь от пронзительности его взгляда. — Доктор Каллен, Вы прекрасно знаете лорда Норта. Сейчас он в Великобритании, быть здесь он не может, поэтому... Понимаете, эта информация очень секретная, и она должна остаться только между нами и некоторыми людьми. — Можно ближе к делу? Я понял всю конфиденциальность нашего разговора, — Карлайл терпеливо наполнил легкие воздухом. — Если ближе к делу и без подробностей, у лорда Норта есть дочь. И она, — мужчина подошел ближе к врачу и шепотом продолжил, — американка. Наполовину, конечно же. Лорд Норт держал это в тайне, и она жила с матерью в США, но, когда началась война, все вскрылось. Ее мать убили, а девочку вовремя успели взять наши, по распоряжению лорда Норта. Так вот, она находится под нашей защитой, но на нее направлена не малая часть войск Вашингтона... — Генерал Клинтон, что Вам требуется лично от меня? Скоро здесь будет лорд Корнуоллис, пусть он разбирается с этим. Или он не знает...? — Нет, он в курсе. Но сейчас дочка лорда Норта не должна находится с такими людьми. Это слишком опасно для нее и для лорда Корнуоллиса. Я, от лица всех, кто знает, осмелюсь просить Вас о помощи. Мы можем спрятать ее здесь, у Вас? Обещаю, это никак не повлияет на Вашу работу. Единственное, мы не знаем, когда минует опасность, преимущества пока не на нашей стороне. Карлайл на минуту задумался, анализируя в голове слова генерала, после чего вздохнул и проговорил: — Если, как Вы говорите, это не помешает моей работе... Сейчас очень много раненных, генерал Клинтон. Но, я надеюсь, все будет нормально... — Вот и хорошо! Все отлично! Ждите, доктор Каллен, ждите, я скоро, — на радостях, спешно произнес мужчина и покинул медпункт. Каллен снова ушел в свои мысли, отвлекаясь от проблем генерала Клинтона, которые скоро, видимо, взгромоздятся на его плечи. Почему-то в голове не было дум по поводу этой загадочной дочери лорда Норта. Мужчину несильно интересовали их семейные страсти и все те разборки, которые просто окутали их чету с головы до ног. Он, встряхнув головой, принялся за другую стопку документов. Через четверть часа в шатер вернулся генерал Клинтон с некой особой, скрывающейся за его широкой спиной. — Доктор Каллен? — белокурый мужчина обернулся, услышав свою фамилию, и встал со стула, подходя ближе к пришедшему. — Это Эрлин Норт. Не обнаружив рядом с собой девушку, генерал немного отступил в сторону, открывая Каллену вид на то создание, что нерешительно молча стояло с несколькими темными чемоданами, лежащими у ее ног. Это была молодая девушка, на вид ей было не больше двадцати пяти. В глаза Каллену сразу бросился контраст бледной кожи и рыжих волос, что местами кучерявились. И этот пронзительный взгляд изумрудно-зеленых глаз навсегда запал в его душу, ибо никто еще так на него не смотрел. Ее горчичное платье до колена было хорошо выглажено — девушка была настоящей леди. Она с подозрением оглядывала белокурого мужчину, и на мгновение, всего лишь на мгновение, Карлайлу показалось, что взгляд ее смягчился. Девушка от напряжения заламывала пальцы рук, сцепив их в замок сзади, и все время поджимала губы, отчего они постоянно наливались краской. Она, конечно же, знала всю суть ситуации, поэтому ей было жутко неудобно перед всеми людьми, которые так старались и рисковали ради ее скромной персоны. — Я рад нашему знакомству, мисс Норт. Я доктор Каллен, — наконец произнес мужчина, стараясь не смущать девушку. — Спасибо, доктор Каллен, за то, что помогаете нам... То есть мне, — она постаралась выразить в своих словах как можно больше уважения к стоящему перед ней молодому человеку, но голос был подавленным и уставшим. — Спасибо Вам, спасибо, доктор Каллен, что согласились спрятать ее здесь, — на чувствах произнес генерал, безудержно тряся его руку с мыслями, что его воинское звание только укрепилось, и он будет уважаем самим лордом Корнуоллисом. — Вы, я надеюсь, поняли всю секретность ее пребывания здесь? — тихо спросил Клинтон, приблизившись к врачу. — Да, я понял, генерал, — покорно ответил Карлайл, все не отрывая взгляда от рыжеволосой девушки. — Это славно. Мисс Норт, во всем слушайтесь доктора Каллена, он здесь главный. Меня ждут. Еще раз спасибо Вам! Каллен кивнул, и генерал быстро покинул шатер. — Не переживайте, мисс Норт. Я уверен, что вскоре у Вас все будет хорошо, — блондин ободряюще улыбнулся девушке. — Спасибо. Я надеюсь на это, — ее губ тоже коснулась улыбка. — Я постараюсь не доставить Вам каких-либо проблем, и... — Что Вы! Не волнуйтесь на этот счет. Мне сложно доставить проблемы, поверьте. Вы, верно, устали с дороги. Я помогу Вам с вещами. Уже через несколько минут вещи девушки стояли в ее апартаментах, что, собственно, представляли из себя кровать в комнате, где отдыхали все обыватели этого медпункта. — Располагайтесь, мисс Норт. Если что, Вам известно, где меня искать, — произнеся это, мужчина оставил молодую особу. Не прошло и получаса, как в шатер снова доставили тяжело раненного. Увечий было, действительно, не мало, поэтому операция длилась долго и проходила в ассистировании Джины. Спустя несколько часов глаза женщины закрывались от изнуренности, и Карлайл отпустил ее, заверив, что справится сам. Голову мужчины по-прежнему не покидала его новая знакомая. Он был потрясен, он не понимал, что с ним происходит, почему она вызывает в нем такую бурю чувств. Что в ней было такого? Но что-то однозначно было, раз девушка так резко завладела всеми мыслями доктора, который никогда прежде не ощущал ничего подобного. Благо, при ней он держал себя в руках. Была уже глубокая ночь, когда в одно пространство с Карлайлом ворвался ее тонкий запах. Та свеча, что девушка несла в руках, немного добавила света. — Не спится, мисс Норт? — тихо спросил белокурый мужчина, покрепче сжав в руке скальпель. — Да, доктор Каллен. Мне всегда было тяжело уснуть на новом месте, — с какой-то необъяснимой тоской молвила девушка, присаживаясь на стул, что был напротив операционного стола, если его можно было так назвать, и самого Карлайла. — Вы не против, если я побуду здесь? — Конечно, нет. Вы ведь не мешаете мне. Рыжеволосая облокотилась на стол, стоящий рядом, и внимательно наблюдала за действиями доктора. Вид крови ее уже давно не пугал, так что обморок ей не грозил. Прошло несколько минут, прежде чем она заговорила. — Вы так молодо выглядите, мистер Каллен. А хирург Вы преотличнейший. Думаю, я не первая, кто удивляется Вашему профессионализму. — Спасибо, мисс Норт. Вы угадали. Я часто слышу лестные комментарии в свой адрес. — Вам, верно, тяжело находиться в одной комнате с врагом, — чуть помолчав, подавленно произнесла девушка. Карлайл слегка нахмурился, подняв глаза на нее и снова опустив на пациента. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, кого имеет в виду эта особа. Тут же мужчина поспешил опровергнуть ее слова. — Что Вы, мисс Норт. Я даже не задумывался над этим. Но я думал, что Вы уже на нашей стороне, ведь Ваш отец... — Я тоже, конечно, об этом думала. Доктор Каллен, я, естественно, не имею злых помыслов по отношению к армии Соединенного Королевства, духовно я давно приняла вашу сторону, но официально, — рыжеволосая помедлила, предаваясь воспоминаниям, — официально я все еще гражданка Соединенных штатов. — Мисс Норт, это не имеет значения лично для меня. В этой ситуации главное — состояние Вашей души, а никак не документы. — Вы правы, мистер Каллен. Как бы мне хотелось верить в это. Я считала себя патриоткой — я была патриоткой своей страны. Но верность моя сразу же сошла на нет, когда я и моя мать были объявлены врагами народа, когда нас разыскивали. Потом они убили ее, а меня... До меня они добраться не успели. Вот чем обернулась моя преданность. Девушка притихла, успокаивая свой пыл. Она снова взглянула на доктора, который тут же уловил взгляд ее прелестных глаз. В их глубине плескался океан боли, готовый с грохотом выплеснуться и затопить все вокруг. Каллен словно почувствовал, как она нуждалась в том, кто выслушает и поймет. Скажет, что делать дальше. — Как после этого считать мир справедливым? Как я могу быть уверенной в том, что завтра меня не предадут? Как я могу быть уверенной, что завтра не придут за моей головой? — в отчаянии воскликнула девушка, ловя на себе сочувственный взгляд доктора. — Человек не может жить без веры. Вера, она всегда есть: вера в мать, отца, Бога — она всегда будет с Вами, мисс Норт. Верьте в то, что не сможет предать. — Разве есть то, что не сможет предать? Доктор Каллен? Разве Всевышний предать не может? — серьезно спросила она, но дрожь голос ее не покидала. — Я и сам стал в этом сомневаться, — скорее для себя проговорил мужчина. — Верьте в свою мать, мисс Норт. Она Вас никогда не оставит. — Спасибо, — шепотом произнесла рыжеволосая, тронутая словами собеседника, который тепло ей улыбнулся, зарождая в душе девушки веру в лучшее.***
Время настолько потеряло смысл, что его просто перестали считать. Они перестали ждать чего-то, думать о возможном исходе войны, считать дни. Они утонули в своих чувствах, и все, что кроме, стало абсолютно не важным. Все, что происходило между Карлайлом и Эрлин, было настоящим порывом души. Они с детской и наивной радостью отдались новому чувству, что опаляло влюбленных страстью. Их отношения, такие противоречивые и невозможные, стали тайной, что была самой сокровенной и трепетно оберегаемой. Они были по-настоящему счастливы, и говорить друг о друге, как о самостоятельных существах, стало невозможным, ибо они уже были одним целым и не в силах были представить жизнь друг без друга. Это было бы более, чем жестоко. Это было бы губительно. Каждую секунду, каждую минуту они раскрывались друг для друга с новой, совершенно неизведанной стороны. Каждым мгновением, проведенным рядом с дорогим сердцу человеком, они упивались и все не могли насытиться до конца — это казалось невозможным. Незнамо, что обоих так сближало, так притягивало, будто бы неведомая сила сплетала две измученные жизнью души. Но чувство того, что в свирепствующем мире ты теперь не один, просто переполняло влюбленных, давая смысл жить дальше. Не все еще было потеряно, они были друг у друга. С каждым днем стало все труднее и труднее держаться в обществе, чтобы не прикоснуться к руке любимого, с лаской и нежностью не прильнуть к груди. В связи с этим, все больше и больше ночей они не спали, а проводили вместе, подальше от войн, больных и суеты. Ситуация с осадой настолько ухудшилась, что на них не обращали ровно никакого внимания, поэтому все побеги в леса оставались незамеченными. Они были счастливы вдвоем, когда лежали под Луной, укрывшись теплым пледом. Ночи стояли довольно-таки теплые, несмотря на время года, погода не ставила преграды влюбленным. Карлайл и Эрлин позволяли себе многое, что было не принято в отношениях людей, не связанных узами брака. Но их чувства затмили все правила и законы, и, нарушая одно за другим, они перестали придавать им значение. Во Вселенной существовала лишь их любовь. Влюбленные не могли сражаться со своими чувствами и желаниями — это было выше них. И даже Карлайл, вопреки своему духовному возрасту, просто терял голову от тех чувств, что наполняли его. Мужчина уже не представлял мир без нее, без своей Эрлин, ибо без нее он потеряет все краски. Он словно жил за счет той энергии, которая питала его возрождающуюся душу. Она излучала эту энергию, Эрлин. А девушка просто была поражена этим мужчиной, и ее чувство любви к нему затмило все на свете. Значение для нее теперь имел только доктор Каллен. И сегодняшний день был очередным днем, когда влюбленные под покровом ночи оставались наедине, забравшись поглубже в лес. На расстеленном покрывале они снова лежали в объятиях друг друга, а мысли витали где-то в облаках. Но чарующую тишину прервал голос Эрлин, что перевернулась на живот и приподнялась на локтях, чтобы видеть лицо любимого. — Карлайл, это ведь не закончится, правда? — тихо спросила девушка так, что громкость голоса ее сравнялась с дуновением ветра, что беспрестанно колыхал верхушки могучих сосен. Но она знала, что будет услышана. — Конечно, нет, любовь моя, — с теплой улыбкой на устах произнес Карлайл, обратив свой взгляд на нее. — Ничто уже не в силах разлучить нас. Даже смерть. — Правда? Ты обещаешь мне, что я стану такой же, как ты? Серьезно? — Я не смогу жить без тебя. Если это твой выбор... — Да, я не вижу другого выхода. Я уже не представляю себя кем-то другим. Карлайл, я люблю тебя, и это мой выбор, — девушка погладила щеку белокурого мужчины, упиваясь ее нежностью. Карлайл чуть повернул голову и уткнулся в теплую ладошку. — Не сейчас, Эрлин. Нужно подождать, сама понимаешь... — Понимаю, — печально пробормотала девушка, опустив голову. — Тебе всего лишь двадцать семь, о чем ты так тревожишься? — спросил мужчина, приподнимая пальцами ее подбородок. — А тебе двадцать три, — Карлайл тихо засмеялся после слов рыжеволосой. — Но я не об этом. Я не хочу потерять ни единого момента, что мы вместе. Мне кажется, что нас что-то может разлучить. — Ну, что, глупышка? Все будет прекрасно. Я тебя, безусловно, понимаю; сейчас война, но она когда-нибудь закончится. Мы уедем куда-нибудь далеко-далеко, где нас никто не найдет, и будем счастливы. — Я и сейчас счастлива, — Эйрин улыбнулась, прильнув к плечу любимого и положив руку на крепкую грудь. — Я знаю. Я тоже. Карлайл обвил хрупкие плечи девушки рукой, притягивая ее ближе. — Главное, чтобы никто не узнал о нашей любви, иначе они сделают все, только бы разорвать наш союз, — в страхе проговорила Эйрин, прижимаясь к мужчине. — Я думаю, мы в любом случае найдем выход. Я так люблю тебя и никому не отдам. Ты часть моей души. Ты моя душа. Девушка улыбнулась и слегка натянула на грудь любимого плед, прикрывая глаза. — У меня больше никого не осталось в мире, кроме тебя, — прошептала Эйрин. — У тебя есть отец. — Карлайл, ты ведь знаешь, что он до сих пор в Англии, откуда его не отпускают дела. И они, видимо, важнее меня. Меня хотят изничтожить, но его это мало волнует... — Не говори глупостей. Он заботится о твоей безопасности, раз ты под такой охраной. — Это ты себя имеешь в виду? — она усмехнулась, а губы расплылись в улыбке. — Не только, — Карлайл тоже прыснул со смеха. — Ты под полной защитой лорда Корнуоллиса. — Если бы он действительно боялся за мою жизнь, приехал бы. Это тоже предательство. — Хватит гложить себя такими мыслями. Вот увидишь, ты не права, моя хорошая. — Очень надеюсь, — девушка вздохнула, устремив взгляд куда-то высоко в небо. — Спи, родная, не мучай себя пустыми догадками, — после слов Карлайла, сказанных спокойным тоном, рыжеволосая перебралась на него, накрывая его губы своими, с трепетом сливаясь с ним в поцелуе. Губы Эйрин — такие мягкие — манили к себе, захватывая в водоворот чувств. Ее запах — такой родной и греющий душу — заполнял легкие, даря чувство покоя и умиротворения. Большего Карлайлу и не требовалось. Он, как и девушка, прикрыл глаза и с нежностью ответил на поцелуй, углубляя его. Сильными руками он обнял ее, ласково поглаживая по спине. Сердце Эйрин ускорило ритм, когда поцелуй стремительно стал переходить из нежного и трепетного в страстный и неудержимый до такой степени, что голова начинала кружиться. Тонкие ручки намертво вцепились в плечи блондина, а голову резко покинули все мысли. — Эйрин, малышка, ты уже засыпаешь, — ласковый голос, любимый голос вывел ее из состояния эйфории, и она поняла, что поцелуй прервался. — Ты должна поспать... — Не хочу отрываться от тебя, — с долей каприза, сонно произнесла девушка, понимая, что открыть глаза уже трудновато. — Я же рядом. Я никуда не денусь. Мужчина переложил сонное тельце на покрывало, переворачиваясь на бок и заключая возлюбленную в объятия, с нежностью прижимая к груди. Девушка пробормотала что-то невнятное, уткнувшись в плечо Карлайла, который улыбнулся и погладил Эйрин по распущенным рыжим волосам. «Как ты несравненна, девочка моя. Только бы ты всегда была рядом», — подумал белокурый мужчина, с любовью прижавшись губами к горячему лбу его Эйрин.***
Горячие слезы градом катились по щекам рыжеволосой девушки, которая ощущала скорый конец. Конец всей ее жизни, всем ее чувствам. Но она точно знала, что до конца будет любить своего единственного, подарившего ей столько незабываемых моментов, от и до наполненных нежностью и любовью. Какой печальный, однако, исход. Эйрин еще раз убедилась, каким несправедливым был мир вокруг нее. Соединенные Штаты одержали победу, а Великобритания с крахом проиграла. Тысячи воинов канули в лету. Какими же сумбурными были ее последние минуты, проведенные с Карлайлом. Тогда они были вынуждены расстаться — их разлучали люди и обстоятельства. Доктор Каллен должен был остаться, а она — в срочном порядке уехать вместе с лордом Корнуоллисом в Англию, к отцу, иначе было бы поздно. Карлайл уверял, что найдет ее, что заберет, как только будет малейшая возможность. Но она не хотела бежать с континента без любимого, она не могла представить себе и дня, проведенного без него — она умерла бы со страху. Доктор Каллен для нее был словно маяк в темном омуте океана. Он был светом для нее, он был всем, а его так бездушно отняли у нее. Девушка навсегда запомнила его глаза, в которых она видела отражение своей боли. И она бы все отдала, только бы в этих чарующих глазах никогда не было тех ужасных чувств, что она наблюдала в их последний день. И Эйрин думала, что сойдет с ума, когда перестанет видеть лицо родного мужчины, взойдя на борт корабля. Это был их конец. Она вернулась в Англию поникшая и изнутри убитая. Лорд Норт, ее отец, позаботился о безопасности жизни дочери, спрятав ее в своем загородном поместье. Сам же он снова угряз в делах, разъезжая по миру и, ради сохранности своего чада, он не появлялся в этом городе. Шел месяц, другой, но Карлайла не было. Он не приезжал за ней. Эйрин терялась в догадках, съедала себя изнутри и каждый раз вспоминала его голос, родной бархатистый баритон. Она так боялась забыть. Спустя три месяца девушка поняла, что носит под сердцем его ребенка. Это стало для нее настоящим потрясением, страх обуял ее душу, она просто не знала, что делать. И только лишь успокоившись, она смогла ощутить на себе тот груз ответственности, что свалился на ее хрупкие плечи. Ведь это был не только ее ребенок, но и Карлайла. Шло время, и в голову медленно приходило осознание того, как же сильно Эйрин любила их малыша. Его и ее. Он был общим, родным и, несомненно, желанным, хоть влюбленные никогда и не разговаривали на эту тему — Карлайл всегда избегал ее. И девушка представляла его лицо, когда она сообщила бы любимому эту новость. Он был бы счастлив, в этом Эйрин была уверена как ни в чем другом. Но все девять месяцев в поместье она провела без него. Доктор Каллен не приезжал, ее любимый, ее душа. С ним было невесть что. Оставалось только надеяться, что он жив. Когда время уже подходило к концу, страх Эйрин вырос в разы. Ей было так страшно, так одиноко, хоть дом и был полон слуг. Рядом не было той поддержки, которую дал бы ей Карлайл. Он был бы рядом, и все было бы хорошо. Но ее белокурый ангел был в сотнях миль от девушки, и единственное, что осталось у нее, так это воспоминания и его малыш, чью жизнь она с трепетом берегла, как их любовь. И Эйрин знала, что жизнь их малыша будет такой же вечной, как и любовь его родителей. Волна нестерпимой боли вновь накрыла ее, но она не кричала — не видела в этом смысла. Роды длились уже не первые сутки, девушка прекрасно знала, что не выберется из этого живой, и повитухи ничего не смогут для нее сделать, ибо только один врач способен помочь ей — ее доктор. Но, превозмогая боль, она старалась, терпела ради их дитя. И сейчас, из спешно сказанных фраз повитух, что суетились вокруг нее, Эйрин поняла, что дело сдвинулось с мертвой точки. Девушка была сильной, несомненно сильной. Ее сердце колотилось, готовое остановиться, но она боролась, потому что у нее был смысл. Все мысли в голове смешались в невообразимую кашу, девушка словно сквозь что-то слышала голос любимого, но это были всего лишь ее воспоминания. Ей было настолько плохо, что хотелось сдаться, но только мысли о Карлайле не позволяли ей этого сделать. Эйрин понимала, чувствовала, еще несколько потуг — и ее малыш появится на свет. Их малыш. Наконец, в комнате раздался громкий плач совсем крохотного чуда, что пришло в этот мир любимым и самым прекрасным существом. — Это девочка, — устало проговорила повитуха, заворачивая в одеяло розовое тельце, поглядывая в окно, за которым царила непроглядная ночь. Женщина осторожно передала малышку матери, которой помогли сесть, дабы было удобнее держать ребенка. Эйрин протянула дрожащие руки к новоявленной дочери, игнорируя нестерпимую боль во всем теле. Улыбка озарила ее измученное, изнеможенное лицо, когда ее дочь оказалась на ее руках. Такая маленькая и такая родная — воплощение их с Карлайлом любви, самое ценное сокровище во Вселенной. Головка была усыпана короткими светленькими волосиками, а глаза светились сине-зеленым огнем и, несомненно, были самыми очаровательными глазками в мире. Плач малышки немного стих, и она устремила свой неосознанный взгляд куда-то в пространство. — Девочка моя, маленькая... Прости меня, что не в силах остаться с тобой, милая, — заливаясь слезами, шептала девушка, прижимая к груди притихшую малышку. — Я тебя очень сильно люблю. И папа тебя любит... Он не знает, но я так надеюсь, что он найдет тебя, что ему расскажут. Если он будет знать, он никогда не бросит свою кроху... Солнышко мое, я обещаю, вы будете вместе... В глазах Эйрин стало темнеть, отчего она начала часто моргать, прикладывая руку к голове. — Заберите у нее ребенка, — приказала какой-то служанке повитуха, увидев состояние девушки. Секунда — и уже холодеющие руки Эйрин перестали ощущать тепло маленького тельца, их малышки. — Сообщите ему, прошу вас! — взмолилась девушка, ощущая, как ее тело все слабеет и слабеет, а слезы оставляют на разгоряченных щеках влажные дорожки. — Пожалуйста... — Кому сообщить? Мисс? Она потеряла слишком много крови, — мрачно проговорила последнюю фразу повитуха, бросив свои попытки докричаться до нее. Накатило отчаяние, девушка все плакала и плакала, пока ее не покинули силы. Она закрывала глаза с мыслями о докторе Каллене, которые закрылись навсегда. Ребенок на руках служанки снова разразился плачем. Все силы были брошены на то, чтобы успокоить его, но ничего не выходило. Повитухи суетились, занятые малышкой, даже не подозревая, какая кровавая расправа ждала их в ближайшие минуты. Сумрак распростерся по комнате — погасли свечи. Бешеные крики служанок и мольбы о спасении были недолгими. Всех настигла смерть в лице правителей и судей, коими они провозгласили себя. В пространство размеренной походкой вошел некто в черной мантии, сверкнув кровавыми глазами. Он оглядел нескольких своих приспешников, что не могли отдышаться от так скоро полученной живительной влаги. Один из его слуг — миловидная Джейн — держала на руках новорожденную малышку, что уже разрывалась от криков и слез. Сзади к мужчине в мантии подошел подобный ему, чьи белесые волосы спадали на плечи. — Я Вам еще тогда говорил, повелитель, — произнес он на итальянском, — надо было покончить с Калленом, хотя бы из-за его предпочтений и отчуждения людской крови. — Мы все сделали правильно, брат мой, — так же чисто и без акцента произнес мужчина. — Можно только гадать, насколько это существо будет могущественно. — Господин, со свидетелями покончено, — напомнила Джейн могильным голосом. — В поместье не осталось и живой души. — Кроме той, что ты держишь на своих руках, Джейн, — мужчина в мантии скрепил руки сзади, устремив взгляд на ребенка. — Мы уходим. Правитель грациозно развернулся и направился прочь из этого дома. Вслед за ним последовали его верные слуги, оставляя туманную Англию раз и навсегда.