Заветы Ильича

Весенний вечер гудел зелеными хрущами. Ваня с самого утра следил за перемещениями старушки-матери по дому, чтобы свистнуть одеколон и десяток рублей, и вот, наконец, к вечеру она ушла беседовать с подругами в центр. Привычным шагом он входит в её комнату, берет оставшийся от папы (который мать хранила чисто из любви к покойному) одеколон и переливает треть в пластиковую бутылку. Жидкости осталось совсем на дне, мать заметит. Можно, конечно, было обратиться к Сашке, но она же целый день с книгой сидит в своей комнате, не прокрадешься никак. Надев парадную адидасовскую олимпийку и уверенно нащупав в ней пластинку Баклофена, он пошел в комнату к сестре. — Сашка, на дискач идешь? Обычно из глубины комнаты, уютно обставленной и залитой теплым светом, всегда раздавалось неизменное «Нет», но сегодня с кровати, после короткой паузы, послышалось: — Потом подойду. — Доросла до поисков мужика? — съехидничал Ваня уже с порога, надел солнечные очки и легко вышел в свет, потому даже не слышал гневный ответ, брошенный вслед. Пусть позлится. Вечера в Заветах всегда были удивительными. Ради здешних дискотек съезжались с соседних сёл и ПГТшек, потому, идя по улицам сумеречного поселка, Ваня то и дело оглядывался на банды незнакомых мужиков, слоняющихся возле ларьков с шаурмой и пивных, высматривая конкретную компанию, надеясь сегодня её не встретить. В то же время он засматривался на откровенно одевшихся ярких девок, поэтому, конечно по закону подлости, залетел прямо в гущу давних знакомых. — Фаллос эмси! — прозвучало справа, и настроение, поднятое вкусно пахнущими цветущими деревьями и красивыми девками, упало. — Это почему он Фаллос эмси? — почти игриво прозвучало слева. Они повторяли эту несмешную шутку раз за разом. — Потому что хуй диджею сосал! — победно звучит справа, и пятерка голосов заливается пьяным гоготом. Хапнуть уже успели, суки. — Ну что, — снова раздается справа, — очки опять новые? Не дашь поносить? Ваня наконец находит в себе силы развернуться в сторону главного голоса и смотрит ему в глаза. Матовые стекла скрывают легкий нервный тик, поэтому внешне он казался спокойным. — На твою голову маленькие будут. Как и в прошлый раз. «Гидроцефал», чуть не добавляет он, но сдерживается, так как с ростом в метр семьдесят не стоит выебонить на тех, кто на двадцать сантиметров выше и шире тебя. На собственной территории щучат, гады. — А таблеточек не найдется? — главный подходит вплотную и кладет руки на карманы Ваниной олимпийки. Тот замирает. Ладони потеют. Кенты главного готовятся класть под язык кругляши. — Эу! — звучит вдруг откуда-то сзади. И свист. Компания оборачивается, а Ваня выглядывает из-за главного, словно трусливая собака. К ним приближался длинный парень в коричневой куртке и белой футболке с надписью «Ленина Завет». Он выглядел настолько уверенно, что в его возможности развязать любой конфликт не было сомнений. — Эу! — повторил он и снова свистнул, — Дети солнца, вы не охуели? Что за пидорство посреди белого дня? Мужик, до сих пор державший руки на карманах (бедрах) Вани быстро убрал их и даже стушевался. Быковато спросил: — Ты ещё откуда вылез, петух? Длинный подошел вплотную и поравнялся с главным. Они были одного роста, только незнакомец будто бы менее накачанным, расхлябанным, нет, грациозно расслабленным. Он презрительно обвел голубыми глазами банду и сплюнул под ноги: — Из мамкиной пизды. От парня-то отойди, ему ещё дела делать. Главный сверлит новоприбывшего глазами, кенты смиренно наблюдают. Ваня таит дыхание. — А то что? Парень просто дергает Ваню за руку, оттесняя себе за спину. Теперь он стоит за чужой спиной, как за спасительной крепостью, чуть ли не прижавшись к ставшей за секунду родной бежевой куртке. — Ничего, — спокойно звучит в ответ, незнакомец разворачивается, всё ещё крепко держа Ваню за рукав парадной олимпийки, а отойдя на пару метров, кидает: — Хорошего вечера! И они быстро уходят в сторону центра, оставляя напряженно-растерянную компанию позади. Чуть погодя, Ваня оборачивается и обнаруживает, что те мирно побрели в сторону одной из шаурмечной, видимо, закусить после выпивки. Неизвестный всё ещё вышагивал рядом, за ним было сложно поспевать, да и шли они не по той улице, потому Ваня решил начать диалог: — Мэн, спасибо тебе искренне, эти пидоры у меня каждый раз таблетки отжимают и очки бьют, ебаклаки такие. Кстати, как ты узнал, что они из Солнечного? Сам-то откуда, может, оттуда же? Может, для Солнечного ещё не всё потеряно? Ты их знаешь? Я тебя тут раньше не видел. А вообще мы не в ту сторону идем. Длинный затормозил: — А мы разве куда-то конкретно направляемся? Ваня недоуменно (что было непонятно сквозь очки) воззрился на него: — Ты же на дискач приехал? Клуб на Советско-Гаванской, это на прошлом переулке вправо, а затем прямо до сельпо. — Дискач… — задумчиво протянул парень, смотря куда-то поверх спасенного им Вани, — это можно. Я вообще в магазин шел, хуй знает, где у вас тут магазины, но оттянуться — тоже хорошо. — Здорово! — просиял Ванька, — Я с тобой Баклофеном в благодарность поделюсь и одеколоном тоже! — Пес с тобой, мелкий, у меня спиды в кармане, а ты мне какую-то дичь сельскую втюхиваешь. Одеколон ещё какой-то, это у вас вместо водки? В общем, так, давай я с тобой разделю кошерный стафф, а ты меня на дискотеку проводишь, да поселок потом покажешь. Я из Хабаровска сам приехал, дом мне тут от дедушки достался, мать говорит, съезди, Славка, съезди, прибери к рукам хозяйство, всё равно на работе пока отгул. Я, кстати, Слава. Слава Карелин. — Ваня Светло, — он тянет ладонь для рукопожатия. Ладонь Славы узкая и уверенная, теплая и твердая. — Веди на свою сельскую дискотеку.

***

Они пришли уже к темноте. В клубе, как и каждую последнюю субботу весны, было невероятно людно. Молодые парни и девушки из Корфовского, Солнечного, Некрасовки, Березового и, конечно же, сами заветинцы собрались под одной крышей ради вечеринки с хитами на заказ в самом обширном помещении Хабаровского края. Слава зашел и из многолюдной толпы сразу выхватил самую красивую, как ему казалось, девушку. — Это кто? — дернул он Ваню за рукав, бесцеремонно указывая пальцем на стройную шатенку с чистым, приятно круглым кукольным личиком, стоявшую у единственной, непонятно для чего выстроенной, колонны. Синеву её глаз и белизну шеи можно было увидеть даже сквозь мерцающую подсветку клуба. Светло снял очки на секунду, чтобы небрежно бросить: — Сестра моя, Сашка, в кои-то веки на свет вылезла. Слушай, я сейчас отойду, там диджей Колбасёр — дружбан давний — обещал по моему заказу пих-пох заебатый поставить, подожди здесь, ладно? — Ладно, — кивнул Карелин, не отрывая глаз от Саши, но потом снова дернул Ваню за рукав, — Погоди. — Чего? — А ты правда ему отсосал? — Кому? — опешил Ванька. — Диджею. Тот лишь обиженно кидает «Иди нахуй, Карелин» и, высвободив рукав, идет к диджейской будке. Когда он возвращается, Слава стоит у колонны, опершись об неё локтем, и очень живо что-то заливает Сашке, на что та молча заинтересованно кивает. — Он скорость проглотил, — были первые её слова Ване, когда он подошел, — прямо перед моими глазами. И мне предлагал. А теперь несет чепуху всякую. Это друг твой? Ваня смотрит на Славу, Слава смотрит на него расширенными до невозможности зрачками и скалится во все тридцать два. — Ага, друг. Дай таблетку. Саша демонстративно цыкнула языком, но брату было плевать, он просто хотел нормально отдохнуть так, чтобы потом башка не трещала и горло не жгло. Поэтому, когда новоприобретенный друг положил ему на язык белый кругляшок, жизнь внезапно стала хороша. И не было мыслей о том, что мужики из Солнечного, скорее всего, подстерегут его после дискотеки, или о том, что ему нельзя оставлять сестру без присмотра, хоть ей и полных двадцать, был лишь бесконечный заряд кайфа. А ДЕВОЧКА ТАНЦУЕТ, ДЕВОЧКА СМЕЕТСЯ, вдруг несется на полную мощь из колонок, и Ваня морщится: он же просил Тупака, но Саша начинает скромно двигаться, а Хабаровский знакомый и вовсе пустился в пляс. — А ДЕВОЧКА ТАНЦУЕТ, ДЕВОЧКА СМЕЕТСЯ, — орет Славка, прыгая и чуть ли не доставая длинными руками до потолка, маша ими, будто сумасшедший. Его футболка задирается, под ногами скрипит старый пол. Ваня пялится на него в недоумении, тот скалится улыбкой и подмигивает, мол, давай со мной. Толпа пульсирует одним организмом, разноцветные круги света выхватывают то его экзальтированную рожу, то довольную мордашку Саши, которая ритмично вертит платьем, женский голос очень заразительно поет про танцы, и тогда он сдается. Внутри растворяется разведенная дешевым стиральным порошком таблетка, бит увлекает за собой, Ваня скачет в унисон со всеми, не думая ни о чем плохом, не думая о том, что будет завтра. А ДЕВОЧКА ТАНЦУЕТ, КОРОЛЕВА НОЧИ, ОНА ТЕБЯ НЕ ЛЮБИТ, ОНА ТЕБЯ НЕ ХОЧЕТ.