Чужая игрушка

Рик Стен неимоверно много спал. Порой я приходил к нему в спальню, и прислушивался, ожидая, что не услышу равномерного дыхания. Плохо обработанные раны и дорога измотали ждущего, начался жар. Мы с Марком дежурили у его постели посменно. Хозяин таверны, в которой мы остановились, поддерживал мятежников, и обладал недюжей смекалкой и выдержкой. Чтобы не привлекать к нам внимания, он, узнав, что мы прячемся от королевской гвардии, не только поселил нас в личных комнатах, но и еду для нас готовил самолично, опасаясь, что на кухне заметят — хозяин ест за троих. Когда Стену стало совсем плохо, хозяин послал служанку за врачом, а после, до самого прихода лекаря, сидел, закутавшись в кучу одеял перед камином. Красный, потный, с явным жаром, хозяин таверны тут же получил рецепт на жаропонижающий настой, но лекарь этим не ограничился, и прибег к кровопусканию. Ослабленный после этой процедуры, хозяин, по-доброму улыбаясь, лежал на узкой кушетке. Но нам было не до него. Настой почти не помогал Стену. Лишь ненадолго сбивал температуру. Ждущего почти невозможно было покормить, его тут же тошнило. Видя его состояние, хозяин продолжал «болеть», каждый раз прося у врача все более и более сильные средства. Мы с Марком почти каждый день ссорились. Напряжение нарастало. Находиться в одном помещении стало практически непереносимым испытанием. Я зашел в комнату на рассвете, сидя в кресле, рядом со Стеном, Марк спал. Грубо встряхнул его за плечи: — Убирайся, слышишь? Если не мог подежурить нормально — разбудил бы меня. Ты хоть лекарство ему дал? Марк проснулся мгновенно, и, чуть нахмурившись, отрицательно махнул головой. Марк Я едва успел отклониться от удара. Попытался перехватить его руку, но Рик не позволил. — Вы оба — выйдите в гостиную, разберитесь. Я пока посижу с больным, — слова трактирщика чуть отрезвили. Мы молча вышли из комнаты, но едва дверь за нами закрылась, Рик вновь напал. Я почти пропустил удар. Мы кружили по комнате, не задевая предметов, и не предпринимая ничего. Любой пропущенный удар — стал бы проигрышем. Я подавил в себе злость. И даже не пытался прикоснуться к ножам. Нарочито медленные движения противника вызывали обманчивое ощущение превосходства. Но седые волосы противника напоминали, что он способен на гораздо большее, если смог до них дожить. Что-то теплое уткнулось мне в ногу, и, боясь наступить на Амста, я остановился. И в этот же момент почувствовал сильный удар, чуть пошатнувшись, я, пытаясь удержать равновесие, сделал небольшой шаг в сторону. Истошный крик кота отрезвил нас обоих. Пока я осматривал животное, пытаясь понять, не пострадал ли Амст, Рик стоял чуть в стороне. Когда кот, наконец, получил желанную свободу, безликий подошел ко мне и куском смоченной в чем-то ткани принялся оттирать кровь с моей разбитой губы. Точные, скупые движения, выверенные до миллиметра, сосредоточенное лицо, и пальцы, слегка задевающие мою нижнюю губу. Я попытался отстраниться от этой неожиданно приятной близости. Но левая рука Рика тут же легла мне на затылок, ткань была забыта, и ярким красно-белым пятном упала на пол. Его пальцы неспешно путешествовали по моим губам, почти не прикасаясь. Рик Он подчинялся мне, покорно позволяя прикасаться к своему лицу. Замерев, как хищник перед прыжком, все мышцы напряжены, и, казалось, готов был напасть в ответ на любое неосторожное движение. Я чуть наклонился, приблизил свое лицо так близко, что мои пальцы касались теперь и моих губ, и остановился, давая время молодому хищнику привыкнуть к близости. Марк дернулся, пытаясь вновь отстраниться, но я не позволил. Его руки уперлись в мою грудь, не отталкивая, просто не позволяя приблизиться. Теплые карие глаза были настолько близко, что я видел небольшие желтые вкрапления в них. Неожиданно он подался вперед, впиваясь в губы требовательным грубым поцелуем, я уступил лидерство, и тут же движения чужого языка у меня во рту стали плавными, ласкающими. Мягко перехватив мое запястье, он отвел мою руку от своего лица, и застыл, как будто не зная, что делать дальше. Мягко освободив руку из захвата, я запустил ладонь к нему под рубашку, гладя по рельефному животу. Марк тут же напрягся, схватив за края моей рубашки, потянул, разрывая ткань. Его пальцы больно впились в мою спину, с силой вжимаясь в кожу, оставляя синяки. Он нетерпеливо, быстро и грубо принялся меня раздевать, под его напором я невольно отступал, пока не оказался прижатым к стене. Это чуть успокоило Марка, и его руки уже ласкали мою спину, он прервал поцелуй, и чуть отстранился, губы моего соперника скривились в зверином оскале. Казалось, еще мгновение, и он зарычит. Потянувшись, я начал расстегивать его рубашку, неспешно, не делая резких движений. Но он оттолкнул мои руки, и принялся поспешно раздеваться сам. Когда одежда оказалась на полу, Марк приблизился вновь, сильнее вжимая меня в стену, и потянулся за поцелуем, я наклонился, позволяя сопернику грубо впиться в мои губы. Марк успокаивался, моя покорность заставляла его действовать мягче. Руки гладили, разминали мои мышцы, теплые губы ласково терзали мой рот. Спустя несколько минут мне было позволено изучать его тело. Постепенно он расслабился, потерял контроль над собой, карие глаза затуманились. Он даже не заметил, как я подхватил пальцами ноги пузырек с мазью, которой мы обрабатывали ожоги Стена. Даже не заметил, как емкость оказалось у меня в ладони, сейчас я мог легко убить его, мой соперник был также беззащитен, как любой внешний. Марк Неожиданно оказался в воздухе, и через мгновение, уже я был крепко прижат к стене. Инстинктивно вцепился в его плечи, ища опоры. Рик с легкостью удерживал меня в воздухе, мои ноги оказались широко разведенными, я попытался вырваться. Но чужие руки держали крепко, сжимая мои бедра до синяков, Рик внезапно сильно укусил меня за губу, кровь мгновенно заполнила мой рот. Прежде чем я смог предпринять хоть что-нибудь, чужая плоть оказалось внутри меня, причиняя боль. Я замер, заставляя себя расслабиться. Рик — Я тебе все в следующий раз припомню, — Марк говорит спокойно, отвернув свое безразлично-красивое лицо, только неглубокое слишком частое дыхание и резко спавшая эрекция говорят мне насколько ему сейчас больно. Я замираю, и остаюсь неподвижным, позволяя своему любовнику расслабиться и устроиться поудобнее. Марк кивает, показывая, что готов. Начинаю двигаться в невозможно узком теле, стараясь не делать резких движений. Его руки до боли сжимают мои плечи, он поворачивается ко мне лицом, и, откинув голову назад, позволяет покрывать поцелуями беззащитную шею. В какой-то момент его дыхание сбивается, но даже стона мне добиться не удается. Теплые карие глаза закрываются, капелька пота стекает по безразличному лицу. Я замираю, и он неожиданно тихо рычит, вызывая у меня улыбку. Я вновь начинаю двигаться, стараясь каждым толчком доставлять ему удовольствие. Нарушив молчание, Марк больше не пытается притворяться безучастным, и, периодически, я слышу тихие скупые стоны. Он кончает с поистине звериным рычанием, и его мышцы начинают интенсивно сокращаться, заставляя меня кончить следом. Каким-то чудом мне удается не уронить его, осторожно опускаюсь на пол, все еще крепко обнимая своего любовника. Мне хочется посидеть так несколько минут, но тело в моих руках тут же напрягается, он отпускает мои плечи, и выбирается из объятий. Принимается искать свою одежду в куче одинаково черных тряпок. — Ты чего? — Я хочу зайти к Стену. Я встаю следом. Марк Что-то неуловимо изменилось во мне. Как я не пытался, ненависть к Рику исчезла. И как бы я не пытался убедить себя, что хочу повторения этого безумия только для того, чтобы в этот раз подчинить его себе, у меня не получилось. Через неделю жар отпустил Стена, и наш ждущий начал необычайно быстро поправляться. Трактирщик притворно-сердито ворчал, что он его разорит, если продолжит есть за троих. Первое время Стен вглядывался в наши лица, пытаясь уловить отвращение. Но я по-прежнему запускал пальцы в его волосы и целовал его при малейшей возможности, да и отношение Рика к ждущему стало непривычно нежным. Но в Стене как будто что-то сломалось, он практически не улыбался, и явно боялся оставаться в одиночестве. Ему постоянно снились кошмары, о которых он нам не рассказывал. Только когда мы с Риком обнимали его с двух сторон, прижимаясь очень близко, едва вмещаясь на узкой кровати, и Амст, мурлыча, устраивался в ногах, Стен спал спокойно. Ни я, ни Рик больше не напоминали ждущему про необходимость выбирать. Это стало запретной темой. Спустя месяц мы попрощались с трактирщиком, и уехали. Хорошо отдохнувших лошадей, только покинувших конюшню, приходилось сдерживать. До границы где-то неделя пути, и мы, наконец, покинем эту, раздираемую гражданской войной, враждебную страну.