будни

— Лапы убери, сука! — Истошный крик сквозь приоткрытую дверь комнаты оглашает коридор. Следом оттуда выбегает высокий парень, в котором легко узнается самый главный ебантяй ВУЗа, Славка Карелин, подгоняемый летящими в спину учебниками. Он пару минут стоит, упершись спиной о хлопнувшую за его спиной дверь, а потом снова заглядывает в комнату.       Он стоит, засунув голову в проём, и у него перехватывает дыхание. В голове щелкает, будто счетчик на игровом автомате «7 7 7»: его сосед по комнате, a.k.a самое невинное существо во всей общаге, рыщет под кроватью, стоя на коленях, а его передняя часть скрыта за покрывалом.       Слава хищно улыбается и почти бесшумно подкрадывается к нему. Парень испуганно вскрикивает, когда ему по заднице прилетает звонкий шлепок. — СЛАВА! — Орёт он, поднимая голову и больно ударяясь затылком об каркас. — Ген, сама Вселенная хочет тебя, ой, то есть, — Слава не находится, что сказать, и поэтому замолкает, по-товарищески помогая ему подняться. Парень с жалостью смотрит на скорчившегося от боли Гену и слегка касается сцепленных на затылке ладоней. — Сильно болит? — Гена поднимает на него взгляд, и Славе становится почти стыдно: — Принести лёд? — В жопу себе его засунь, — сдавленно шипит Гена, сдерживая слезы. Губы Славы разъезжаются в ехидной улыбочке, и он вдохновенно начинает: — Могу тебе засунуть, охладишь свою горящую жопу, — Слава не заканчивает, получая неслабый удар в плечо, — а могу и не лёд… — продолжает он.       Гена целится уже в скулу, но Слава перехватывает его руки и опрокидывает на пол, оказываясь сверху. Если бы Гена был слабой телочкой, возможно, у Славы что-нибудь получилось, но Гена, к сожалению, был взрослым здоровым парнем, и поэтому почти легко сбрасывает Славу с себя, спешно покидая комнату. — Бля, Ден, — выдыхает в трубку Слава, как только дверь за Геной громко хлопает, — я хочу нажраться. — Без б, — тут же соглашается друг, и Слава радуется тому, как Дениска легок на подъем.       Гена лежит на кровати, отвернувшись от двери. Он пытается отвлечься высшей математикой для предстоящего экзамена, но из головы не лезет его тупой сосед.       Слава, конечно, мудачила та ещё, да и чувство такта у него отбито напрочь, совести также не наблюдается, но он неплохой парень. Думает, правда, одним только членом и думает почему-то в Генином направлении, но это пока что легко пресечь.       Время давно переваливает за полночь, а Славы в комнате до сих пор не наблюдается. Гена отмахивается от покалывающего чувства беспокойства и утыкается в учебник. В голове болтается шальная мысль набрать ему и поинтересоваться, где он шляется, но это, если переводить на петушиный (Славин) язык, получится «я признал, что мне не все равно на тебя, мудак», и поэтому Гена упорно отгоняет её.       Наконец, дверь распахивается, и упомянутый выше Слава, вместе со своим органом познания мира, вваливается в комнату, чуть не снеся дверь с петель. Он, шатаясь, подходит к кровати и валится на неё рядом с Геной, задевая его ноги. Гена вскакивает, сдергивая с себя наушники, и таращится на Славу. Тот приподнимает голову от матраса и внимательно смотрит мутным взглядом на Гену. — Ну ты и свинья, — наконец, выносит вердикт Гена, а Слава начинает глупо ржать, да так заразительно, что Гена не может сдержать улыбки.       Слава пользуется его молчанием, чтобы протянуть руку и крепко ухватиться за край футболки. Гена по инерции делает шаг к нему навстречу, а Слава обнимает его уже двумя руками, затаскивая к себе в постель. — Лапы убери, сука! — Гена пытается вырваться (он не спал почти сутки, да и вымотался сильно, поэтому попытки были совсем не убедительными), но Слава хихикает и снова растягивает слова, обдавая шею Гены мощным перегаром: — Расслабься и получай удовольствие.       Гена выдает Славе такую непечатную фразу, что тот на секунду выпадает из реальности, тем не менее, продолжая сжимать Гену, чтобы тот не сбежал. — И тебе спокойной ночи, — невпопад отвечает Слава и отключается. Этот сукин сын просто отключается, не давая Гене ни единого шанса выбраться. Гена готов забрать все свои слова назад. Особенно те, где он причислял Карелина к «неплохим парням». В таком положении, когда вся и так не очень большая кровать занята слишком высоким и слишком пьяным Славой, невозможно не то что думать, а в принципе нормально функционировать.       Даже во сне Слава не ослабляет своей хватки, и Фарафонов, предприняв две или три бесплодные попытки выбраться, наконец, сдаётся.       Он слишком вымотан учебой и своим чудесным соседством, поэтому сил ни на что не остаётся, и парень проваливается в сон.       Последней мыслью, мелькнувшей в голове Гены, оказывается «надеюсь, дверь закрыта, и никто не увидит меня с этим мудаком».       Слава просыпается с гудящей от похмелья головой и чем-то теплым под боком.       Это «что-то» оказывается его горячо любимым Геной Фарафоновым, и Слава готов плакать от счастья, но только прижимает его к себе поближе, не упустив возможность облапать его десятибалльный зад. Гена мычит во сне, а потом вскакивает, сонно оглядываясь по сторонам. На его голове творится полный атас, и Слава не выдерживает, начиная тихо ржать и тут же хватаясь за вмиг заболевшую голову. Гена в мятой футболке, с блестящей в уголке рта слюной и неосознанным взглядом — зрелище настолько впечатляющее, что Слава даже не знает, как описать. Нет, он-то знает, просто не хочет, чтобы его голова разболелась с новой силой. Вскользь думая о том, в чем же причина такой паники у соседа, Слава вспоминает про зачет по математике и мысленно отмахивается: он уже на втором курсе, а значит, зачёт не его. — Зачет! Математика! Полчаса! — Бессвязно выкрикивает он, запихивая конспекты в сумку и в спешке даже не назвав Славу мудаком. Спотыкается об ножку стола, матерится, роняет рюкзак, поднимает рюкзак, застегивает ремень и, наконец, сбегает.       Слава протяжно стонет от головной боли, даже не собираясь вставать, и только морщится от громкого звука захлопнувшейся двери. Он ищет глазами бутылку воды, а потом в голове щелкает такая простая, но прекрасная мысль. Гена с ним спал.       Конечно, Славе хотелось большего, признаемся, но даже такая вот ночка была неплохим началом.