Сезон дождей

Дожди зарядили с такой частотой, словно небо вознамерилось отрезать Айланорте от остального мира – заливать до тех пор, пока вокруг не образуется бесконечное водное пространство, пока город не останется возвышаться в гордом одиночестве, словно на спине кита. Стена дождей не станет монолитной и непроходимой, и останется городу и жителям только бесконечное забвение. Низкие тучи давили на крыши и головы ворочались, сменяя друг друга, сталкивались боками и издавали громогласное ворчание уже вторую неделю подряд. Мысли были не самые позитивные, и хотя Юджин четко осознавал, что причина его настроения кроется не в погодных условиях, между сидением на подоконнике в солнечном ореоле и сидением на подоконнике в темнице из ледяных капель была существенная разница. Даже подоконник умудрялся промокать. – Юдж? – от грубоватого короткого оклика по телу Юджина словно пробежала теплая волна. Улыбнувшись против своей воли, он обернулся на голос. Гаяш стоял, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди. Бежевая вязаная кофта сидела широко на плечах, открывая смуглую кожу ключиц и груди. Улыбка Юджина стала шире, когда он увидел на шее у Гаяша полустершиеся отметки от своих ногтей. – Волк. – Что с тобой? – спросил Гаяш, смотря исподлобья. – Всё в порядке. Я пишу, – Юджин поднял с колен тетрадь и продемонстрировал ее Гаяшу. Гаяш фыркнул, и Юджину в очередной раз пришло на ум сравнение с большим псом. Отодвинувшись от двери, он подошел ближе. – Что? Я правда пишу. Тебе же понравилось про экспедицию. Игнорируя его, Гаяш поднял руку, запустил руку в светлые волосы, сжал, потянул назад, заставляя Юджину запрокинуть голову, смотря на Гаяша снизу вверх. – Тебя только неделю назад отпустили из больницы, а ты сидишь на мокром подоконнике у окна на сквозняке. – У тебя странные представления о заботе, серый волк, – Юджин попробовал засмеяться, но рука вдруг потянула сильнее, и смех выбился из горла, полоснув перьями, привычная боль прошлась по телу дрожью и скрутилась в низу живота. Перед глазами вдруг возникла картина – Гаяш трахает его прямо здесь, на подоконнике, он откидывается к окну, прижимаясь к стеклу лопатками, Гаяш упирается ладонью, и любой человек с улицы… – Нормальные у меня представления, – проворчал Гаяш, запуская вторую руку Юджину под ноги, и тот едва не ахнул от неожиданности, когда амарго легко взял его на руки и понес от окна. – Эй, поставь меня! – забившись в руках без особого энтузиазма, Юджин задел ногой какие-то документы на столе, листы красиво разлетелись белыми лоскутами по полу офиса. – Скажи спасибо, что не через плечо перекинул, – не сбавляя шага, Гаяш вышел в коридор. – Что ты… куда ты… – Сильное тело было таким горячим, словно Гаяш был единственным источником тепла в промозглых комнатах, куда более эффективным, чем затопленный Петером камин. Сам показавшийся в конце коридора Петер с невозмутимым лицом профланировал в кухню, как будто вид хозяина в кимоно, целующего грудь через кофту другому хозяину, который несет первого хозяина на руках – самое обычное, естественное и не вызывающее никаких вопросов зрелище в его жизни. Принеся Юджина в их комнату, Гаяш, не особо церемонясь, кинул его на незастеленную кровать и потянул с себя рубашку, не удосужившись прикрыть дверь. – Я знаю, ты предпочел бы на подоконнике, – Юджин удивленно поднял взгляд и напоролся на темную усмешку оставшегося без рубашки Гаяша, – я читаю по твоему телу, ангел, не думай, что ты для меня такая уж загадка. – Отыгранная загадка – ты меня давно разгадал, – покачал головой Юджин, но тут Гаяш одним плавным движением большого хищника оказался на нем сверху, касаясь кожей, но не придавливая, и Юджин осекся от болезненного укуса в шею. Даже если бы он захотел, он не смог бы спорить с амарго – тот в три секунды стянул с Юджина кимоно (с каким-то подозрительным треском), и стал творить с обнаженным телом такое, что вставлять ремарки относительно того, что кимоно снимается НЕ ТАК, было уже как-то не к месту. Обхватив его возбужденный член ладонью, Гаяш кусал его в шею, в плечи, в грудь, прихватывая кожу зубами и оттягивая ее – так, чтобы боль напоминала о себе при каждом движении, – следом целовал, пошло зализывал, заставляя Юджина стонать, извиваться, дрожать от ощущения горячего мокрого языка, и подаваться бедрами вверх, в обжигающую ладонь. Плывущим от желания и удовольствия взглядом он видел, как ходят мышцы под смуглой кожей – он обнимал Гаяша, и пальцы непроизвольно сжимались, оставляя на упругой спине царапины. Он чувствовал возбужденный член Гаяша через его штаны, и потянулся рукой, пытаясь освободить его от ненужной ткани между ними. Как и всегда, ему до боли, до сумасшествия захотелось почувствовать его в себе, быть пригвожденным им к кровати, ощущая каждый толчок и каждое движение. С сожалением отстранившись, Гаяш стянул штаны, выпустив наружу большой, твердый член с истекающей смазкой головкой, и легко поднырнул обратно под руки Юджина. Тот с готовностью раздвинул ноги и прогнулся навстречу, уже предвкушая ни с чем не сравнимое ощущение смешанного с болью удовольствия, но амарго вдруг замер, смотря на него сверху вниз. Юджин протестующе застонал. Гаяш отстранился и лег на спину на кровать. – Сам. – Что?.. – захлопал глазами Юджин, стучащая в висках кровь мешала сосредоточиться. – Сам, – с усмешкой повторил Гаяш, закидывая руки за голову. – Я в норме, – запротестовал Юджин, но амарго только опасно сверкнул глазами и подтянул его к себе, так что ему оставалось только оседлать Гаяша. Тот подался навстречу, с усилием скользнув членом вдоль впадины между ягодицами норта, и Юджин низко застонал, вцепившись в плечи Гаяша. Терпение обоих было на исходе. Юджин приподнялся и начал опускаться на чужой член, закусив губу почти до крови, но Гаяш, зарычав, вдруг подался наверх, одновременно прижав руками ноги Юджина, лишая его возможности отстраниться. От боли все внутри словно свело, дыхание выбилось из груди, и Юджин судорожно всхлипнул, роняя голову на грудь. Светлые пряди закрыли лицо, позвонки выступили, натянув кожу. Оставаясь глубоко внутри, Гаяш гладил его ладонями по бедрам и шептал что-то успокаивающее – Юджин никогда не мог расслышать или запомнить, но его голос словно вел его нитью через темно-красный лабиринт боли и удовольствия. Юджин не понял, кто из них двигался сильнее, хотел большего – они какое-то время просто пытались получить как можно больше, словно томимые от жажды, которые дорвались до источника. Потом тела словно услышали друг друга – и стали двигаться синхронно, подаваясь навстречу, как будто были специально заточены друг под друга. Юджин стонал, чувствуя Гаяша внутри себя, и с каждым движением жалел, что нельзя почувствовать его еще глубже. Кожа словно горела, изнутри все скручивалось в узел. Когда Гаяш обхватил ладонью его член, двигая ей в такт их движений, Юджин перестал сдерживаться и стал стонать в голос, хотя эти стоны были больше похожи на крики. В какой-то момент Юджин почувствовал щекой прикосновение и понял, что Гаяш больше не подается бедрами. Кое-как прорвавшись сквозь пелену жара, Юджин открыл глаза – ведя пальцем ему по щеке, Гаяш смотрел на него странно, внимательно, пробирающим до костей взглядом. Юджин попытался спросить, в чем дело, но из пересохшего горла вырвался только хриплый стон. Он дернулся, чувствуя, как тело прошивает волна удовольствия от члена внутри, а Гаяш вдруг подался вперед и коснулся губами щеки, провел ими по коже, а потом – поцеловал в губы, настойчиво и глубоко. Только почувствовав соленый привкус – мягче, чем привычный железный вкус крови – Юджин понял, что плачет. Не останавливаясь ни на секунду, Гаяш убрал руку с его члена, толкался снова и снова. Перехватив Юджина за затылок, он целовал его сильно и отчаянно, и от удовольствия и желания Юджин проваливался в тягучее болото желания и похоти, сам двигал бедрами, раз за разом насаживаясь на горячий член. Он держался за плечи Гаяша, как за спасательный круг, словно тугие мышцы под кожей было единственным, что спасало его на границе безумия. А потом не помогло и это – Гаяш глухо зарычал, вбиваясь сильнее, кончая в него, и Юджина скрутило сладкой судорогой. Он кончил без рук, впиваясь пальцами в плечи амарго, пятная его живот белым, и низкий грудной стон отозвался вибрацией по всему телу. Свалившись без сил на мокрого от пота Гаяша, Юджин какое-то время пытался отдышаться, чувствуя, как поднимается и опускается на широкой груди в такт тяжелому дыханию амарго. Не сразу он нашел в себе силы приподняться, чтобы слезть с чужого члена, и улечься рядом, под бок, касаясь ребер Гаяша головой. – Это ты… меня… так лечишь?.. – переводя дух, усмехнулся Юджин. По телу разливалась усталость и тепло. – Я тебя так грею, дурак. И чиню тоже. Тьфу… лечу. – Чинишь, – кивнул головой, посерьезнев, Юджин, смотря в потолок. – Ты меня чинишь. Каждый день – словно собираешь заново разобранную, разломанную игрушку. – Прекрати. – Но это правда. Ты каждый день возвращаешь меня к жизни. Вместо ответа Гаяш повернулся к нему и прижал к себе, обняв тяжелой рукой. Юджин закрыл глаза – ему, уставшему, ослабевшему, использованному по высшему разряду, в такие моменты казалось, словно он сам растворяется в воздухе, рассыпается на частицы и полностью перемешивается с частицами Гаяша. Они становились ближе друг к другу, чем когда-либо, они словно были единым организмом с одним сердцем на двоих, оставаясь при этом сами собой, и в такие минуты Юджин как никогда ясно понимал, что он принадлежит Гаяшу так же, как тот принадлежит ему, и им двоим плевать на весь оставшийся мир. – Светлеет, – донеслось до него как сквозь пелену – ангел сам не заметил, как от теплоты и всепоглощающего ощущения принадлежности и безопасности провалился в полусон. – М? – Юджин сонно приподнял голову, обнаружив при этом, что его успели прикрыть одеялом. – Смотри, ангел. Солнце. Кусок неба за окном действительно посветлел – словно тучи наконец выдохлись и решили оставить город в покое. Робкий, неуверенный солнечный луч золотил светлые облака, а на противоположной стене комнаты отпечаталась неверная тень оконной рамы. Рука прижала его крепче, буквально подтаскивая под горячее тело. – Когда подсохнет, вытащу тебя гулять. Есть у меня один коварный план… – Ммм? – В плане фигурируем мы и кусты. – Кусты?.. – Не бойся. Тебе понравится.