Постулат Фемиды

Лукавый Маг — Катя, тетя Юля звонила, — Наталья разговаривала с дочерью, одновременно готовя обед. — Ясно, — девушка перечитывала свой ежедневник, пытаясь уложить все свои планы в голове. — Не хочешь узнать, как она поживает? — Ну, — Екатерина протянула, — как всегда хорошо? Наталья с недовольным видом положила тарелку супа на стол. Она скрестила руки, надеясь привлечь внимание молчанием. Катя же не отрывалась от страниц дневника, не замечая тарелки возле руки. — Она предложила тебе приехать к ним на выходные. Наконец-то Катерина очнулась. Она хмуро взглянула на мать. Видимо, ей не по нраву идея тёти. — Мам, у меня практика. Я не могу бросить все дела и поехать неизвестно куда. — Вообще-то в Подольск. — О, отлично! — девушка взмахнула руками, — за несколько километров от Москвы? Мне делать нечего? — Нет, давай лучше смотреть на трупы. Екатерина изменилась в лице. И вновь этот разговор об одно и том же. — Это моя работа. — Твоя работа мешает тебе жить. — Это ты так считаешь. Поклонская демонстративно поднялась и покинула кухню. Через несколько минут дверь квартиры захлопнулась с грохотом. Наталья впала в бессилие. Она не в силах что-либо предпринять против своей дочери. Ей трудно видеть, как дочь хоронит себя, а она не может допустить этого! А что ей делать? Смириться? Принять вещи, не постижимые укрощению? Наталья присела. Она держала в руках мобильный телефон и долго не решалась набрать нужный номер. ****** — Что там с этой девочкой? — Сергей Борисович выложил на стол дело об убийстве. Екатерина скрестила пальцы и грозно посмотрела на куратора, а затем на вложенные в папку фотографии. Ей больно смотреть на истязаемое тело бедной Полины, но она травила себя, чтобы привыкнуть видеть смерть. — Свидетели нашли повешенное тело Полины. Ничего о ней не знают: впервые видят. Родители понятия не имели, как она оказалась на другом конце города, причём одетая в школьную форму. — То есть никто ничего не видел? Екатерина кивнула. Она сглотнула застрявший комок в горле. — Вы правы. Полагаю, что убийца действовал по принципу угадайки: жертва без улик. Максимум, что я поняла, так это то, что будут ещё жертвы. — Все это очень странно, — Ежов скрутил губы в трубочку, стараясь вникнуть в ситуацию, — и это надпись "АнеЙВ"... — Согласна. Это единственное, что меня тормозит. Мужчина поёжился. Первое дело, которое не даёт прояснения даже неделю спустя: никаких зацепок, никаких улик, никаких подозрительных предметов, указывающие бы на личность преступника, — толком ничего. Они не брались за это дело, ибо факты указывали на недостаточность доказательств для начала уголовного расследования. Рвалась только Екатерина: она божилась, что доведёт дело до конца, но её неопытность и красноречивость могли завести девушку в бескрайнюю западню. — Боюсь, дело придётся передать прокуратуре. Это не наш профиль... — Сергей Борисович легонько ударил ладонями по листам папки. — Как это не наш? Мы полиция! Мы обязаны помочь людям! — Я понимаю, но это дело – очень важное! Этим преступлением займётся прокуратура. — Я это так не оставлю, — Катя указала пальцем на дело, — если никто не возьмётся это разрешить, то это сделаю я. — Исключено. — Нет! Сергей Борисович ощущал нарастающий гнев. Он уже на грани срыва. Он еле сдерживался, чтобы не вылить злость на девушку. Иногда её выходки раздражали до посинения. — Так, все, — Сергей Борисович хлопнул кулаком по столу, — мне это надоело. Я знаю, как тебя усмирить. Тон куратора Катю вовсе не испугал. Она рисковая девчонка, поэтому на угрозы не ведётся. — И как же? — девушка уставилась на Ежова. — Поедешь в другой город. Там начальник найдёт тебе применение. ****** Утренний ветер обернулся предательской смесью дождя с холодом, а очистителей на улицах не было и в помине. Катя осторожно вела машину по Таганской, колеса шуршали, а дворники отчаянно скребли по чуть замершей корке на ветровом стекле. Это был первый громовой ливень в нынешнем сезоне, и автомобилисты еще не приноровились к сложным погодным условиям. По дороге ей уже встретилось несколько аварий, и сейчас она как раз проезжала мимо мигающей огнями патрульной машины, а чуть поодаль полицейский и водитель разглядывали съехавший в кювет грузовик. Колеса «лексуса» заскользили в сторону, и автомобиль начало заносить на полосу встречного движения. В панике Катя ударила по тормозам и почувствовала, что, предотвращая занос, сработала автоматика. Машина вернулась на свою полосу. «К черту все это, – подумала Екатерина, стараясь унять сердцебиение. – Пора снова вернуться в режим». Она сбавила скорость и почти ползла по дороге, не обращая внимания на злобные сигналы плетущихся позади автомобилей. «Обгоняйте меня, идиоты! Немало я повидала вас, лихачей, на своем рабочем столе». Дорога вывела ее на тихий двор с роскошными старинными особняками, широкими лужайками, спокойными парками и набережными. В летнее время это идеальное убежище от московского шума и жары, но сегодня под унылыми небесами и свирепыми ветрами, буйствующими на опустевших лужайках, здесь было холодно и неуютно. Дом, который она разыскивала, оказался самым непривлекательным местом – здание пряталось за высоким каменным забором, опутанным зарослями плюща. «Баррикада от внешнего мира», – подумала девушка. С улицы ей удалось разглядеть лишь готические пики шиферной крыши и единственное окошко на фронтоне, смотревшее на нее своим темным глазом. Патрульная машина, припаркованная у ворот, подсказала ей, что адресом она не ошиблась. Пока к месту происшествия съехалось не так много машин – это были ударные части, предупреждавшие появление армии криминалистов всех мастей. Катя припарковалась на противоположной стороне улицы и приготовилась сопротивляться порывам ветра. Когда она вышла из машины, ее ботинки заскользили по тротуару, и она едва удержалась на ногах, уцепившись за открытую дверцу. Восстановив равновесие, она почувствовала, как по икрам ног струится ледяная вода с куртки, успевшей промокнуть в слякоти. Какое-то время она не могла двинуться с места и стояла, подставив лицо каплям дождям и удивляясь столь внезапному приходу ненастной погоды. Она перевела взгляд на полицейского, сидевшего за рулем патрульной машины, и увидела, что тот наблюдает за ней, – похоже, он был свидетелем ее неуклюжести. В ней взыграла гордость, и она, схватив с переднего сиденья свой чемоданчик, резко захлопнула дверцу и величаво, насколько это было возможно, двинулась через дорогу. Дом, который она разыскивала, оказался самым непривлекательным местом – здание пряталось за высоким каменным забором, опутанным зарослями плюща. «Баррикада от внешнего мира», – подумала Екатерина. С улицы ей удалось разглядеть лишь готические пики шиферной крыши и единственное окошко на фронтоне, смотревшее на нее своим темным глазом. Патрульная машина, припаркованная у ворот, подсказала ей, что адресом она не ошиблась. Пока к месту происшествия съехалось не так много машин – это были ударные части, предупреждавшие появление армии криминалистов всех мастей. Она припарковалась на противоположной стороне улицы и приготовилась сопротивляться порывам ветра. Когда она вышла из машины, ее ботинки заскользили по тротуару, и она едва удержалась на ногах, уцепившись за открытую дверцу. Восстановив равновесие, Катя почувствовала, как по икрам ног струится ледяная вода с подола пальто, успевшего промокнуть в слякоти. Какое-то время она не могла двинуться с места и стояла, подставив лицо мокрому снегу и удивляясь столь внезапному приходу зимы. Она перевела взгляд на полицейского, сидевшего за рулем патрульной машины, и увидела, что тот наблюдает за ней, – похоже, он был свидетелем ее неуклюжести. В ней взыграла гордость, и она, схватив с переднего сиденья свой чемоданчик, резко захлопнула дверцу и величаво, насколько это было возможно, двинулась через дорогу. – Все в порядке? – крикнул из окна полицейский с беспокойством, которое она вовсе не приветствовала. – Лучше не бывает. – Советую смотреть под ноги. Во дворе очень скользко. – Где судмедэксперт Волкова? – Они все в часовне. – А где это? – Найти очень легко. Дверь с большим крестом. Следователь проследовала к воротам, но обнаружила, что они заперты. На стене висел железный колокол; она потянула за веревку – раздался глухой звон, постепенно растворившийся в шуршании ледяного дождя. Прямо под колоколом висела бронзовая табличка, надпись на которой была трудноразличима под зарослями бурого плюща: Сестринская община Пресвятой Богородицы «Жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою». За воротами внезапно возникла женская фигура в черном одеянии. Она появилась так бесшумно, что Поклонская опешила, увидев лицо женщины, которая наблюдала за ней сквозь решетку ворот. Это было лицо древней старухи, изрезанное глубокими морщинами, но глаза были яркими, а взгляд цепким, как у птицы. В глазах монахини читался немой вопрос. – Я следователь Екатерина Поклонская, – сказала девушка. – Меня вызвали сюда. Ворота распахнулись. Девушка вошла в монастырский двор. – Я ищу эксперта Волкову. По-видимому, она в часовне. Монахиня жестом указала ей дорогу через двор. После чего отвернулась и медленно прошествовала к ближайшему порталу, оставив Катю в одиночестве. Капли, словно хлысты, били по крыльцу. К часовне можно было пройти прямо через двор, но булыжник блестел, как стекло, а ботинки на гладкой подошве уже доказали свою полную непригодность для ходьбы по такой поверхности. Поэтому Катерина предпочла оказаться под навесом и двинулась в обход по тропинке, проложенной по периметру двора. Хотя теперь она была защищена от лившегося сверху водопада , ветер все равно пронизывал насквозь, напоминая о том, каким свирепым может быть ливень в Москве. Проходя мимо темных окон, она жалась к стенам здания, куталась в пальто. Где-то вдалеке шумела Таганская. Но здесь, во дворе, ее окружала полная тишина. Монастырь казался безлюдным, если не считать той старухи-монашки, что впустила ее. Поэтому следователь даже немного испугалась, заметив в одном из окон три женских лица. Монахини застыли в скорбном молчании, словно привидения в черных одеждах, наблюдая за тем, как незваная гостья пробирается все дальше в их святую обитель. Глаза всех трех женщин следили за ней. Вход в часовню был перекрыт желтой лентой полицейского оцепления, уже провисшей под тяжестью мокрого снега. Поклонская приподняла ленту и, шагнув под нее, толкнула входную дверь. Ее буквально ослепила вспышка фотокамеры, и она застыла на месте, моргая в попытке нейтрализовать действие вспышки; тем временем дверь за ее спиной со скрипом захлопнулась. Когда в глазах прояснилось, она увидела ряды деревянных скамей, беленые стены и огромных размеров распятие над алтарем. Это была аскетически суровая молельня с тусклыми оконцами, которые едва пропускали свет. – Стойте, где стоите. И смотрите под ноги, – сказал фотограф. Катя перевела взгляд на каменный пол и увидела кровь. Отпечатки множества подошв; пустые шприцы и надорванные стерильные упаковки – медицинский мусор, оставленный бригадой «скорой помощи». Но трупа не было. Она огляделась по сторонам и в проходе между рядами увидела кусок белой ткани, брызги крови на скамьях. И даже пар, вырывавшийся у нее изо рта. В этом помещении, больше похожем на морозильную камеру, было еще холоднее, чем на улице, и озноб усилился, когда она вгляделась в кровавые пятна на скамьях и представила себе картину произошедшего. Фотограф снова защелкал камерой, и с каждым новым снимком вспышка все безжалостней била по глазам Кати. – Эй, следователь! – В глубине часовни всплыла копна темных волос – это судмедэксперт Дарья Волкова поднялась на ноги и помахала Кате рукой. – Жертва здесь. – А у двери что за кровь? – Это кровь другой жертвы, сестры храма. Ребята из «скорой помощи» забрали ее в больницу 59. В центральном проходе тоже кровь и отпечатки подошв, которые мы стараемся сохранить, так что вам лучше обойти слева. Держитесь ближе к стене. Следователь надела бумажные бахилы и двинулась по периметру часовни, прижимаясь к стене. Только обогнув первый ряд скамей, она увидела тело монахини, лежавшее лицом вверх, ее черное одеяние утопало в большой кроваво-красной луже. Обе руки уже были обернуты пакетами с целью сохранения улик. Молодость жертвы поразила девушку. Монахиня, впустившая ее за ворота, и те, которых она видела в окне, были пожилыми. Эта женщина выглядела совсем молодой. У нее было утонченное лицо, а в бледно-голубых глазах застыло выражение странного покоя. Она лежала с непокрытой головой, обрамленной коротким ежиком светлых волос. Каждый нанесенный удар оставил след на верхней части черепа, превратив его в уродливую корону. – Ее звали Камилла. Сестра Камилла. Место рождения – Рязань, – произнес второй следователь холодно и деловито, незаметно подойдя к обеим девушкам. – Она была здесь первой послушницей за последние пятнадцать лет. В мае ее планировали постричь в монахини. – Он сделала паузу и добавила: – Ей было всего двадцать! – Злость наконец прорвалась сквозь завесу невозмутимости. – Так молода… – Да. Похоже, он избил ее до смерти. Катя надела перчатки и присела на корточки возле трупа. Она не была особо брезгливой, поэтому она без труда опустилась на корточки, чтобы поближе рассмотреть жертву. Запах смерти дунул из-под открытого рта монахини. Орудие убийства оставило на черепе множество рваных ран. Из поврежденной кожи торчали фрагменты костей, виднелся вытекший сгусток серого вещества. Хотя кожа на лице была практически не повреждена, она приобрела темно-пурпурный оттенок. – Она умерла лицом вниз, – заметила Волкова. – Кто перевернул ее на спину? – Сестры, которые ее нашли, – пояснила Екатерина. – Они пытались нащупать пульс. – В котором часу жертвы были обнаружены? – Сегодня около восьми утра. – Поклонская взглянула на часы. – Примерно два часа назад. – Уже известно, что здесь произошло? Что рассказали сестры? – Из них трудно было вытянуть что-либо полезное. В монастыре сейчас всего четырнадцать монахинь, и все они в состоянии глубокого шока. Они ведь думают, что здесь безопасно. Под защитой Господа. И вот какой-то безумец врывается в их тихую обитель. Девушка коснулась холодной плоти, и у нее перехватило дыхание, когда она представила себе молодую монахиню, коленопреклоненную, с опущенной головой, на которую сыплются страшной силы удары. – Что же это за ублюдок, избивающий монашек? – сказала Волкова. – Что же, черт возьми, происходит в этом мире? Катя поморщилась. Хотя она и не помнила, когда в последний раз переступала порог церкви, тем более что веровать перестала много лет назад, ей было неловко слышать такие слова в священном месте. Но Дарья была слишком взволнована, чтобы обращать внимание на такие тонкости. Взъерошенные сильнее обычного, ее волосы топорщились непослушной черной гривой и, намокшие под дожде , отливали стальным блеском. Под бледной кожей лица еще резче обозначились острые скулы. В полумраке часовни ее глаза казались раскаленными угольками, сияющими от ярости. Справедливый гнев был для Екатерины лучшим катализатором в погоне за преступником. Хотя сегодня его было, пожалуй, многовато, и ее буквально лихорадило. Лицо заострилось, – казалось, огонь пожирал ее изнутри. Кате вовсе не хотелось подбрасывать поленья в этот костер. Она старалась сохранять спокойствие и невозмутимость, вопросы задавала исключительно деловые. Этакий ученый, привыкший иметь дело с фактами, а не с эмоциями. Дарья подняла руку сестры Камиллы и осмотрела локтевой сустав: – Мышцы дряблые. Трупного окоченения нет. – Выходит, с момента смерти прошло меньше пяти-шести часов? – Надо учитывать еще и то, что здесь холодно. Екатерина фыркнула, выпустив пар изо рта: – Еще как. – Я бы сказала, температура чуть выше точки замерзания. Поэтому трупное окоченение может наступить позже. – Насколько позже? – Трудно сказать. – А что с ее лицом? А этот застывший синяк? – Синее пятно могло появиться в течение получаса после смерти. Но точно установить время наступления смерти оно нам не поможет. Волкова открыла свой чемоданчик и достала химический термометр для измерения температуры внешней среды. Оглядев многослойное одеяние жертвы, она решила не измерять здесь ректальную температуру, а сделать это уже в морге, куда будет доставлен труп. Тускло освещенная молельня была совсем неподходящим местом для столь интимной процедуры. К тому же, приподнимая одежду, она могла уничтожить сохранившиеся на ней улики. Поэтому она достала шприцы, чтобы взять пробу стекловидного тела для последующего анализа на содержание калия. Это поможет рассчитать время смерти. – Расскажите мне про другую жертву, – попросила Дарья, прокалывая левый глаз трупа и медленно закачивая в шприц стекловидную жидкость. Екатерина издала стон отвращения и, дабы избежать неприятного зрелища, отвернулась. Дарья смахнула назойливую прядь волос, щекочущую её нос, и обратилась к следователю: – Расскажите мне про другую жертву. – Жертва, обнаруженная у двери, – сестра Зинаида , шестидесяти восьми лет. Крепкая старушонка, судя по всему. Говорят, она двигала руками, когда ее грузили в карету «скорой помощи». – Насколько серьезны у нее травмы? – Я ее не видела. По последним данным, полученным из больницы, она находится в хирургическом отделении. У нее множественные травмы черепа и кровоизлияние в мозг. – Как и у этой жертвы. – Да. Как у Камиллы. – В голосе Кати вновь зазвучала злость. Девушка поднялась, дрожа от холода. Брюки пропитались студеной водой, и теперь ее икры словно были закованы в ледяной панцирь. По телефону ей сообщили, что место преступления находится в помещении, поэтому шарф и теплые перчатки она оставила в машине. Но в этом неотапливаемом зале было едва ли теплее, чем на стылом монастырском дворе. Она сунула руки в карманы пальто, удивляясь тому, как Дарья, тоже без шарфа и теплых перчаток, умудрилась так долго проторчать в этой холодной часовне. Казалось, Поклонскую согревает ярость, и, хотя ее губы уже посинели, она явно не торопилась перебраться в тепло. – Почему здесь так холодно? – спросила Катя. – Не представляю, как можно служить здесь мессу. – А ее здесь и не служат. Эта часть здания никогда не используется зимой – обогревать слишком дорого. К тому же монахинь осталось совсем мало. На службу они ходят в маленькую приходскую церковь. Катерина вспомнила трех пожилых монахинь, которых видела в окне. Они, как слабые язычки пламени, готовились угаснуть одна за другой. – Если эта церковь не используется, – сказала она, – тогда что здесь делали жертвы? Дарья тяжело вздохнула, и вырвавшееся из ее рта облако пара придало ей сходство с огнедышащим драконом. – Никто не знает. Мать настоятельница говорит, что в последний раз видела Зинаиду и Камиллу на молитве накануне вечером, около девяти. Когда они не появились на утренней молитве, сестры пошли их искать. Они не ожидали найти их здесь. Ледяной холод сковал ее спину. Катерина выпрямилась и, дрожа, уставилась на распятие. – Мне холодно, – сказала она. – Нельзя ли где-нибудь погреться, выпить чашку кофе? – Вы закончили работу? – Дарья заинтересованно взглянула на своего партнёра. – Я увидела все, что мне нужно. Остальное покажет вскрытие. Они вышли из часовни, переступая через ленту оцепления, которая к этому времени уже сорвалась с дверного проема и оказалась в лужах. Ветер трепал их куртки и хлестал по лицу, пока они шли по двору, щурясь под порывами ливня. Когда они ступили в мрачный вестибюль главного входа, Екатерина ощутила легкое прикосновение тепла к своему онемевшему лицу. Звон фарфоровой посуды увлек их в тусклый коридор, откуда они попали в комнату, освещенную флуоресцентными лампами, которые казались слишком модерновыми в монастырском интерьере. Яркий свет падал на морщинистые лица монахинь, сидевших вокруг побитого временем стола. Их было тринадцать – несчастливое число. Жестокие последствия апоплексического удара. Тем не менее именно она первой заметила гостей и издала стон. Остальные сестры оторвались от работы и обернулись к Дарье и Катерине. Вглядываясь в сморщенные лица, Екатерина поразилась хрупкости и незащищенности, которые проглядывали в них. Это были совсем не те суровые образы, которые она помнила с детства. Во взглядах монахинь сквозил немой вопрос, обращенный к ней, призыв разобраться в случившейся трагедии. Ей было неуютно в новом статусе, как бывает, когда повзрослевший ребенок впервые осознает, что он и родители поменялись ролями. К тому же ей не хотелось раскрывать страшную правду о том, что она очень хорошо представляет себе картину преступления. Неизвестный напал на девушку в часовне. Он гнался за ней, а она в ужасе спасалась бегством, срывая на ходу белое покрывало послушницы. Когда удары обрушились на ее голову и кровь хлынула на скамью, несчастная продолжала по инерции двигаться вперед, пока наконец, покоренная, не пала на колени к его ногам. Но даже тогда убийца не остановился. Нет, он продолжал наносить удары, крошил ее череп, словно скорлупу. Как всегда, Екатерина была сама деловитость, сосредоточенная только на том, что необходимо для следствия. ****** Екатерине было грустно расставаться с этим захватывающим делом. Она так хотела разобраться в этом круговороте, но это "не в её компетенции". Вернувшись в кабинет куратора, она равнодушно бросила папку на стол Ежова. Она не заметила его пристального взгляда. – Подожди, – Сергей Борисович остановил шаги девушки. Поклонская облокотилась на стену и с безразличием наблюдала за действиями куратора. Что он ей скажет на этот раз? – Твоя мама звонила. О Боже, началось. Ну почему она лезет туда, куда ей не надо?! Это не её дело! – Очень переживает за тебя... – Я знаю. Это все? – обида так и проскальзывала в словах Кати. – Нет. Мы тут посовещались и порешили на том, чтобы тебя на время отстранить от дел. Катя впала в ступор. Нет! Этого нельзя так просто оставить! – Вы шутите? Я отсюда ни ногой. – Придётся. Я бессилен. Твоя мама настаивает на переводе. – Да она не знает ничего обо мне. Сергей Борисович усмехнулся. Когда-то он говорил точно так же. – Родители знают о своих детях больше, чем они сами. – Давайте вы не будете мне мораль читать? – Согласен, – Сергей Борисович махнул рукой, – теперь ты будешь помощником куратора хоккейной команды. Это более лояльная работа. Екатерина предавалась большому удивлению. Какой-то детский сад. – Я следователь, а не спортсменка. Что мне там делать? Я туда не поеду. – Поедешь. Оказывается, у тебя там тётя, которую ты давно не видела, вот и увидишься. – Ну пожалуйста, оставьте меня здесь. Я не собираюсь ехать далече своего города. – Это не обсуждается. Поезжай домой. Катя проклинала этот мир. Мать испортила ей всю карьеру. Это ещё один повод не заводить семью.