Sex and Candy

"...and he said, I love you baby like a miner loves gold, and this will never grow old"

      Резвый, но вместе с тем мягкий и привычный шум мотора был главным другом, без которого не заканчивался ни один рабочий день. Кай сидел за рулем мустанга, флегматично провожая взглядами огни большого города, проплывающие мимо в отражении стекол. Где-то справа приглушенно шумело радио, по которому диктор весело вещал про бравую пятницу, день вечеринок и долгожданного отдыха. Пожалуй, он был даже в чем-то прав, отдохнуть Каю хотелось, редко он баловал себя походами в какие-нибудь клубы или бары. В первых было слишком шумно, со вторыми не всегда везло, но сегодня он решил попытать удачу и найти какой-нибудь простенький тихий бар дабы опрокинуть в себя стопку другую виски. На словах-то все было легко, но на деле…       Мустанг послушно свернул с трассы в малознакомый квартал, густонаселенный низкими несуразными домами. Кай не особо следил за дорогой, ведя верного коня куда глаза глядят, а сам размышлял над всем происходящим. Усталость, пресыщенность тяготили его, душа требовала сбросить эту непосильную ношу с плеч, но как этого добиться мужчина не знал, находя маломальское утешение в своих играх с воображением, но и те не всегда помогали. Все чаще он ловил себя на мысли, что сам перестал понимать, чего хотел, привыкнув к опостылевшей рутине, и лишь душа все еще, пусть и с каждым годом все реже, пыталась бастовать против такой жизни.       Район, по которому неспешно ехал мустанг, явно был бедным. Частенько Кая заносило в подобные места, которые являлись основной частью его ментальных игр. Можно было назвать это извращением, мерзостью, можно было обвинить Кая в снобизме и высокомерии, в безразличии к судьбам несчастных и обездоленных, но что-то он находил для себя в наблюдении за людьми, оказавшимися на дне жизни. Они внушали ему чувство отвращения, но он не мог отказать себе в фантазиях о том, что было бы, если навести на них лоск? Отмыть, накормить, одеть в приличную солидную одежду и привести в должный вид? Кай был страшным педантом, страдающим от обсессивно-компульсивного расстройства, которое диктовало ему желание взять этих павших, отвратительных людей и собственноручно отдраить от грязи. Много раз он хотел это попробовать и всегда давал попятную, осознавая, что его желания попахивают безумством.       По иронии судьбы, эстетом он никогда не был, поэтому не брезговал простыми заведениями, магазинами и вещами, несмотря на увесистую тяжесть в кошельке. Несмотря на отвращение, он искал покоя и утешения среди толпы именно простых людей, которые бы никогда не поняли подобных мыслей и желаний одного странного толстосума. Аналогично, правда, его бы не поняли и в кругу своих — богатенькие снобы вечно задирали кверху носы, не видя ничего далее. Общество подобных высокомерных эгоистов вечно утомляло мужчину, навевая скуку, но иногда от него было не отвертеться.       По воле судьбы он родился с серебряной ложкой во рту. Можно даже сказать, что у него было счастливое детство: он мог ни в чем себе не отказывать, у него были все желаемые игрушки, ему дарили дорогие подарки в баснословных количествах, образованию, что он получил мог позавидовать любой служащий в бизнес-сфере. Он жил в достатке, не зная дискомфорта. Однако у всего на свете есть свои минусы, как и здесь был свой недостаток — родителей своих он почти не видел. Его воспитывал омега-гувернант, которого Кай всегда ласково в уме звал «нянечкой». Если бы его спросили, кого он хочет обнять, «нянечку» или папу, Кай без раздумий обнял бы первого, потому что на протяжении всей жизни именно с ним у него сложились отношения "папа-сын". Редкие случаи, когда родители все же вспоминали о сыне, назывались самим Каем «выставками», где его преподносили словно предмет искусства на аукционные торги. Им хвастались, его ставили в пример, возлагая большие надежды на будущее, и с самого детства Кай соответствовал желаниям своим родителей, блистая умом и воспитанием на светских вечерах и прочих праздниках, которые были сопровождением важных выгодных сделок. С самого детства Кай пропитался неприязнью к высшему светскому обществу, в котором ему была отведена роль роскошного аксессуара для родителей. Ну а в повседневной реалии… родители в его жизни были простым сухим фактом, лишенным всяческого эмоционального спектра. От них в наследство он получил управление крупной фармакологической компанией, в которую были поглощены несколько обширных сетей аптек.       Медицинского образования у мужчины не было, зато он превосходно разбирался в бизнесе и управлении, в делопроизводстве и маркетинге, что позволило ему по пришествии в директорское кресло вместо отца, поднять компанию на уровень выше, увеличить доходы и распространить название за пределы страны — и всего за пару лет. Он был умен и не гнушался самообразования, поэтому хорошо разбирался в предмете своей работы, тщательно следя за тем, чтобы вся продукция, выпускаемая из-под его имени, была должного качества — дурной славы он не искал.       Кай считал, что лучше добиться успеха в том, что у тебя получается лучше всего, даже если это непреодолимая скука и рутина офисного планктона, чем барахтаться на дне в беспросветных попытках быть тем, кем просто не дано. Это было его мировоззрение, которое не в силах был пошатнуть никто из живых или мертвых. Часто раньше в его голове возникали мысли попробовать себя в творчестве, в спорте или инженерии, но каждый раз он мягко пресекал эти мысли, напоминая себе, кто он такой, и в чем заключались его сильные стороны. В этом, наверное, и был его секрет успеха.       При этом сорить деньгами он не любил. Часть своих сбережений он отчислял в созданный им же благотворительный фонд в поддержку больных малоимущих семей, которым не хватало денег на дорогие лекарства и лечение. Другая часть продолжала копиться, вырастая в нешуточный счет в банке, и на что их тратить Кай не знал, приберегая на черный день. Скорее, он бы предположил, что лучше всего было потратить эти средства на омегу, но с последними ему как-то не особо везло.       Кай был молод и недурен собой. Острые черты, не лишенные мрачной таинственной харизмы, холодное выражение лица — все это притягивало к нему взгляды особей прекрасного пола, которых он, несомненно, любил, как и всякий другой альфа. Однако истинной любви к омеге ему так и не посчастливилось испытать, а потом, ко всему прочему, к его отношению примешалось разочарование. Он сам сделался высокомерным снобом, который прочно уяснил одно правило — миром действительно правят деньги.       Больше внешности омег привлекали в нем его кошелек и статус. Любой флирт подразумевал за собой денежную доплату, хотя никто даже словом не заикался о проституции, но по факту все так и было — стоило Каю помахать купюрами и любые ноги раздвигались перед ним, словно двери Сезама. Он был и не против дарить дорогие подарки, но скуку подобные любовники развеять у него не могли, поэтому долгими отношениями подобные случаи никогда не заканчивались.       Затем он просто нашел удовольствие в наблюдении за тем, как далеко распространялась алчность людей. Не только омеги, но и многие альфы стелились перед ним, пытаясь умаслить, и это вызывало у мужчины лишь усмешку — насколько же далеко люди готовы были зайти ради денег. Забавно было осознавать, что многие знакомые и не очень омеги и альфы готовы были лечь с ним в постель за «вознаграждение», только вот на поводу Кай никогда не шел, отчего секс в его жизни был явлением пусть и желанным, но крайне редким.       Иногда ему что-то ударяло в голову и он подходил к простым омегам, прямо в лоб заявляя о своем желании, но подобное всегда заканчивалось ничем. А ведь стоило этим простым парнишкам узнать, что склеить их попытался всамделишный богатенький папик, ситуация бы изменилась тотчас. И это все страшно его удручало, хотя он и лез к тем из праздного любопытства – спать со случайным встречным Кай не собирался.       На глаза попалась тусклая бордовая вывеска какого-то серенького на вид бара, ничего особенного, но это было в самый раз. Альфа давно привык расслабляться в одиночестве, приложившись к алкоголю, но не напиваясь в хлам. Выйдя из машины, он поставил ее на сигнализацию, не переживая на тему угона – подобное уже случалось, поэтому основательно протюнингованый мустанг был оснащен всевозможными антиугонными устройствами, что позволяло без проблем ее отыскать в любой точке мира. Все-таки машину свою он горячо любил, и покупать другую взамен угнанной не собирался.       В баре стоял приятный полумрак. Немногочисленные посетители совершенно не отвлекали, беседуя так тихо, что казалось, в зале стояла полная тишина. Кай довольно кивнул, понимая, что это именно то, что было нужно. Богатством бар не блистал, но опять же мужчина не брезговал подобными заведениями, пытаясь найти хоть какую-то отдушину от своей работы и жизни. Конечно, он любил их, и в любой другой ситуации выбрал бы именно эту жизнь, но иногда усталость брала свое.       Заказав у подошедшего официанта стопку двойного виски, мужчина откинулся на диванчики с высокими спинками с отделкой из зеленой кожи. Над головой слабо рассеивался свет настенного бра, и Кай поймал себя на мысли, что эти желтовато-зеленые оттенки бара лишь напоминали о той грязи, зловонной плесени и отчаянии, на котором пребывали многие падшие на дно люди. Даже в этом баре, стоило только поймать выражения лиц некоторых посетителей, были представители этого звена общества, и снова Кай испытывал непреодолимое чувство отвращения, поделенное поровну с желанием навести нужный лоск.       Затем его внимание привлек щуплой наружности омега, вышедший на крохотную худо-бедную сценку, на которой стояла деревянная тренога. Он тесно прижимал к себе черную небольшую электрогитару, подключая ее к усилителю. Мужчина заинтересованно наблюдал за ним, найдя себе наконец развлечение.       Севший на стульчик омега явно был не высоких моральных принципов, о чем говорили слишком короткие шортики из темной джинсы, открывающие на всеобщее обозрение стройные бедра. В шортики была заправлена невзрачная поношенная футболка, не придающая ему ни грамма привлекательности. Волосы его имели весьма неряшливый вид, словно их давно не расчесывали. И наконец довершали этот небрежный видок сбитые до отпугивающих синяков и ссадин худые коленки.       Неизвестно почему, но именно на них Кай задержал свой взгляд, когда омега закинул одну ногу на другую, а в зале раздался плавный тихий перебор струн. Кай не удержался и задумался, а каким бы стал этот мальчик, по-другому его было просто не назвать, слишком молодо он выглядел, если его отмыть, причесать и одеть в дорогое платье от кутюр? Фантазия мужчины, получив разрешение, понеслась во весь опор, одевая и переодевая омегу в различные образы. В моде Кай не разбирался от слова совсем, но представление о хорошем вкусе в одежде у него все же имелось, и то, что подкидывало воображение весьма нравилось альфе. Вот только если бы не этот потухший обреченный взгляд…       Омега явно был уже потасканный, сдавшийся и принявший свою жизнь такой, какая она есть. Если вспомнить мировоззрение, которого придерживался Кай, все было правильно, да вот только нашлась здесь одна несостыковка. Пел мальчишка довольно приятно, его голос очаровывал и гипнотизировал, хотя казалось бы — он просто сидел да бренькал на своей гитарке, без всякого изыска владением данным инструментом. Но голос… да, голос был основным в его песнях, которые погрузили без того сумрачный бар в более вязкую угнетающую атмосферу.       Он пел о любви, но вряд ли он ее испытывал. Да и любовь в песне была "худшей". Кай поймал себя на мысли, что текст ему нравился, ибо как нельзя кстати подходил этому парнишке, словно вторая одежка. Наверняка тот сам же ее и сочинил, альфа особо музыкой не увлекался, так что ему было невдомек. Как и невдомек было то, что этот маленький самородок забыл в этом темном баре на отшибе городских развалин.       У Кая не было сомнений и каких-то иллюзий по поводу сферы деятельности парнишки; уже не раз он встречал по дороге точно таких же, непостижимых для ума альфы, ночных бабочек с мертвыми глазами и раскрытыми навстречу незнакомцам телами. У таких и выбора-то не было, как зарабатывать на жизнь таким способом, но этот парнишка мог избрать другой путь. Его голос умел очаровывать даже таких, как Кай, не особо интересующихся музыкой, он мог попробовать зарабатывать на хлеб песнями, наверняка кто-нибудь, как и Кай, только уже из продюсерской сферы заметили бы его и жизнь бы пошла у того, как по маслу. И одежка бы стала приличнее, и внешний облик обрел бы черты ухоженности, и снова Кая понесло в фантазии о том, как бы он выглядел.       Маленькое выступление продолжалось где-то полчаса, может больше, может меньше. Закончив играть, омежка убрал пальцы с гитары и безмолвно, словно мышка, слез с треноги, быстро скрываясь в служебных помещениях бара. Теперь Кай наслаждался тишиной, пригубив виски, и сильным послевкусием от музыки. В баре стояло потрясающее безмолвие, те немногие слушатели, что разделили с альфой этот концерт, кажется, были поражены не менее, и сейчас дрейфовали убаюканные в вязкой и чарующей рефлексии, в которой эхом все еще разносился этот гипнотизирующий голос.       Угнетенный тихой грустной музыкой, альфа продолжал фантазировать, и среди этих фантазий вдруг оборвал себя на мысли, а что если действительно попробовать? Впервые в жизни дать послабление своей воле и исполнить маленькое странное желание? Кажется, от лишних денег парень точно не откажется, а Кай сможет наконец-то сделать то, что давно хотел — отмыть, привести в порядок и нарядить в дорогую одежду. И в таком потрясающем виде провести тихий изысканный ужин при свечах, в слабой надежде, что собеседником омега окажется не худшим. Но даже если и окажется, это не совсем важно. Суть заключалась в этом принятии изысканной пищи и распивании дорогого алкоголя в полутемной атмосфере с красивым, ухоженным омегой, по которому не скажешь, что еще полчаса назад это было маленькое чудовище, вытащенное из помойного ведра. Странное желание, да?       Хмыкнув, Кай положил на стол деньги с щедрыми чаевыми, и поднялся со своего места, подходя к бармену. Этот мелкий омежка как раз проскочил мимо, что-то взяв у старика-бармена со шрамом на лице. Встретили расспросы Кая довольно неприветливо, кажется, бармен знал об истинной работе своего маленького музыканта, к которому явно относился по-матерински тепло. Весьма похвальное отношение, учитывая обстановку, в которой те жили, но Кая это не интересовало. Поблагодарив, он вышел из бара, жадно вдыхая свежий воздух ночных полупустынных улиц.       Машина стояла на том же месте. Кай облокотился о дверцу, принявшись выжидать — из уклончивых слов бармена, который явно хотел отвадить подозрительного альфу от несчастного омеги, тот понял, что мальчишка в бар еще вернется, значит следовало подождать. Мимо него сновали редкие одиночки и парочки, о чем-то хихикающие и лобызающиеся прямо по пути. Альфа снова ощутил привкус отвращения, подозревая, что и парочками те были не в полном понимании этого слова — так, случайные любовники на раз, нашедшие утешение на сегодняшнюю ночь в друг друге и алкоголе.       Спустя минут пятнадцать его ожидание подошло к концу, вдали появился этот щупленький низенький омега со своими короткими шортами и разбитыми коленками. Он медленно семенил, прижимая к груди какой-то бумажный пакет, и упрямо смотрел себе под ноги. Так бы и прошел мимо, ничего не замечая вокруг, если бы Кай не привлек его внимание свистом.       — Эй, «разбитые коленки». Заработать не хочешь?