Жестокое хобби

Он расслабленно откинулся на спинку родного кресла, напротив своей роскошной кровати, внимательно наблюдая, как «новая игрушка» избавлялась от одежды. А ведь правда было на что посмотреть! Лерментисы, особенно белые, действительно завораживают… Впрочем, кто эту расу шлюшек, сотворенную невесть когда, называет по-научному? Они — птахи, птенцы или, на худой конец, «эй ты, сколько за ночь». Они как идеальные человекоподобные куклы, к которым, насмешки ради, приделали небольшие крылышки (совершенно бесполезные, оперенные, ангельские), что лишь для эстетического наслаждения клиентов годятся. Да, именно «куклы» — самое подходящее определение для этих созданий, на чьей коже нет ни единого изъяна, ни одной крошечной родинки, и чьи лица настолько симметричны, что кажутся масками, над которыми трудились лучшие мастера. — Ты скован. Первый день работаешь? — поинтересовался господин Ноэн, закинув ногу на ногу и ни на секунду не прекращая пожирать взглядом крылатого гостя. — Да… Я… Недавно на улице… Я в хорошем месте работал, — тихий монолог сегодняшней жертвы оборвался, не начавшись толком. Силь, скинув последний элемент своего нехитрого гардероба, бережно положил его на стул, стоявший рядом с кроватью. Теперь на теле паренька не осталось ни потертой рубахи, ни безразмерных самых дешёвых штанов, ни даже носочков. До чего же этот безвкусный мусор портил мальчика! Хотя, скорее уж, молодого юношу. Стройный, хрупкий, худой, но точно взрослый, сформировавшийся, светлый, как фарфоровая фигурка, гладкий… Все это он — уличный лерментис с очаровательными белоснежными крылышками, что кокетливо вздрагивали за его спиной при каждом движении. Но стоит ему оглянуться через плечо — настоящее дитя с испуганными огромными глазами без зрачков, бесконечно голубыми, как лазурное небо в самый ясный день. В этом взгляде можно не то что утонуть, а по-настоящему безвозвратно сгинуть, как в бездне. А ведь формально все искусственные расы королевства Орен считаются монстрами. Только конкретно этот «монстр» непростительно невинен, особенно в те моменты, когда, чуть смутившись, облизывает пухлые губы острым язычком. — Волнуешься? — Немного… Я не очень хорош в этом. Я же в лавке помогал. Убирался там, товары раскладывал, — Силь склонил голову на секунду, а потом выпрямился, даже слегка прогнулся в спине, расправляя шелковистые недокрылья, словно хотел покрасоваться перед клиентом. — Давайте начнем! — Мы начнем, когда я этого захочу. — Простите, — юноша сник, его оперенные «огрызочки» тоже опустились, ведь еще немного, и он расстроит благородного господина, а это значит, что никакой обещанной награды (денег, конечно же) не будет. — Я слышал, что именно белые лерментисы кардинально отличаются от бурых и пегих, ну, кроме окраса, разумеется. И чем же именно? На самом деле Ноэн прекрасно знал ответ на свой же вопрос, но ему безумно хотелось посмотреть на растерянно хлопающие крылья, на стыдливо отведенный взгляд, на фарфоровое личико, которое опутало смущение. — Ну… Мы более изящные. Всегда выглядим моложе… Вот. — А еще? — хозяин дома снисходительно улыбнулся и после драматичной паузы добавил: — Скажи это вслух, Силь. — Мы… Когда возбуждаемся… Можем… Выделять смазку, — запинаясь, пробормотал и окончательно спрятал свое волнение под волосами. Они каскадом, сияя в свете магического светильника, упали на его личико. Абсолютно белые, прямые, длинные волосы, которые Ноэн весь вечер мечтал осторожно пропустить между пальцев, а затем грубо намотать на кулак, наслаждаясь криками. — Вы просто течные сучки, ты это хотел сказать? — Нас такими создали! Я не выбирал кем рождаться! — вспылил птах, оглядываясь на покупателя, но тут же усмирил свой гнев и покорно опустил глаза. — Простите, я волнуюсь просто… Наверно… Вы хотите на это посмотреть, да? Безумная шутка древних магов, пожелавших поиграть в богов — вот кто такие белые лерментисы, которых зачем-то сделали и самыми невинными, и самыми порочными одновременно. Господин медленно поднялся, зашуршав парчовым халатом, расшитым золотыми узорами. Мужчина средних лет, явно небедный, типичный самодовольный чиновник, которому и не нужно быть красавчиком, чтобы получить именно то, что хочется и как хочется — вот кем был этот щедрый клиент, купивший одного мальчонку из трущоб на всю ночь. — Как удобно, не нужно тратиться на разные средства, — заметил хозяин дома, подходя к жертве. Он уже насытился созерцанием идеальной живой игрушки, теперь его распалившееся сердце жаждало большего: жаркой кожи, прикосновений, тихих вздохов… И боли. Стоило только погладить паренька вдоль спины и замереть на его округлых ягодицах, как он жалобно всхлипнул, но дергаться не посмел, покорно подставляясь под ласку, слегка дрожа. — Разведи ноги пошире. Мне интересно, как это работает. — Д-да… — «Да, господин Ноэн». Не забывай, что ты искусственный выблядок и должен обращаться к человеку с почтением. К любому человеку, а не только к первому писарю бургомистра. — Простите! Простите, господин Ноэн! — спохватившись, заверещал юноша, моментально разводя бедра. Стоило только напомнить крылатому о колоссальной разнице между уличным лерментисом и представителем высшей расы, сотворенной самими богами, как он тотчас остервенело взялся за исполнение приказов, всхлипывая при этом, сжимая в кулачках дорогущую простынь и захлебываясь собственным смущением, смешанным с отвращением ко всему происходящему. Мужчина изучал, не торопясь и довольно осторожно, как эстет. Он едва коснулся совершенно девственного входа и скользнул ниже, дабы уделить внимание небольшому аккуратному члену и подразнить его. — Пожалуйста… Н-не смотрите, — жалобно пробормотал Силь, зажмурившись. Он дрожал, тихонько постанывая от жгучего стыда, очевидно. Но мучитель неумолимо продолжал играться с его плотью до того момента, как с головки не закапала смазка. Очень много. И в этот же миг невинный образ, достойный кисти художника, стал порочным, грязным и даже пошлым, ведь мальчик и правда потек. Тонкий, прозрачный ручеек устремился вниз по бедру, и господин мог рассматривать эти поблескивающие капельки своим искушенным взглядом, упиваться позором жалкого ангела. Ноэн прижал пальцы к влажному входу и бесцеремонно погрузил их внутрь с чавкающим звуком, заставив лерментиса вскрикнуть и дернуться от неожиданности. Горячий, нежный и сочный, еще и лихорадочно сжимался, чуть не рыдая… Безумно тесный. Этот юнец явно стоит дороже тех жалких трех серебряных монет, что запросил. Он бесценен. — Что ты чувствуешь? — Я… Не заставляйте меня это говорить… Пожалуйста… Просто сделайте с моим телом что х-хотите, но не заставляйте… Говорить, — взмолился Силь, уткнувшись лицом в простынь. — Если ты не подчинишься — я скажу, что ты вор. Кому поверят стражи: чиновнику-человеку или течной сучке, которую вывели для досуга и которой нечем платить за ночлежку? — пугающе спокойным голосом пригрозил мужчина, начиная потрахивать невинное нутро, осторожно и неспешно в первые минуты, а потом все жестче и громче. От его движений становилось только хуже, будто терзаемое тельце готовилось к жаркой оргии, выделяя все больше соков. — Про-простите, господин Ноэн! Я просто… Я не работал на панели раньше, простите. Не губите меня… Я не хочу в тюрьму! — сбивчиво тараторил, прилагая не дюжие усилия, чтобы не забиться в истерике под неумолимым изучающим взглядом покупателя. — Я чувствую… Что вы там. Ваши пальцы. Они приятные. Но мне очень стыдно! Из-за смазки… Ее так много. Я ничего не могу с этим сделать. А еще вы на это смотрите! И это… Это невыносимо! — И вижу маленькую, жалкую тварь, но с безумно привлекательным телом, созданным исключительно для постельных игр. — Не правда! Я не выбирал! Я не хотел… Этого мерзкого тела, слышите?! Не хотел! И крыльев дурацких — тоже! Я просто хочу жить! Достойно… Но меня выгнали… И…— возмутился альбинос во весь голос, позабавив легкими трепыханиями своего властного и неумолимого мучителя, что слушал пламенную сбивчивую речь с легкой усмешкой на губах. Он не дал закончить Силю, подло развел пальцы, растягивая вход, отчего новая порция прозрачной жидкости незамедлительно скользнула по коже. Обескураженному, уничтоженному лерментису пришлось прикусить язычок. Ведь о какой «достойной жизни» может идти речь, когда ты… — Ты — просто сучка с влажными дырками и регенерацией. Забавная живая вещичка, которая стоит всего три серебряных, — констатировал писарь и вошел всей ладонью, грубо и резко, раздвигая горячее нутро, заставляя его пульсировать и дрожать. Несчастный еле сдержал болезненный стон и быстро смахнул слюнку со своих губ. Да, он тек со всех сторон, бессовестно пачкая руку и простынь достопочтенного чиновника. Да, его раса сотворена с расчетом на грубость и жестокость, на бесконечные ночи и сотни партнеров. И самое обидное, что, в отличие от людей, у лерментисов до самой сладкой точки, что могла хоть как-то скрасить его страдания, так просто не добраться. — Пусть так… Но я соберу деньги и уйду с улицы! Уйду… — пробормотал Силь, чуть сжимаясь инстинктивно. — Все так говорят! Только по-другому тебе жить никто не позволит, — облизнув пересохшие губы, заметил Ноэн и быстро вытянул влажные пальцы, оставив дырочку слегка раскрытой. — А теперь, сучка, я хочу, чтобы ты меня умоляла хорошенько себя отодрать! Крылатый оглянулся через плечо, моргая испуганными бесконечно голубыми глазками. Его белые, как первый снег, волосы слегка прилипали ко лбу, да и спина тоже покрылась испариной, а оперенные огрызки просто повисли, иногда вздрагивая. В итоге, пойманная пташка смотрелась жалко и затравленно, как самый настоящий пленник в руках маньяка. Конечно же, Силь не желал ничего такого, что ему предлагали! Но шлюха должна покорно служить клиенту, исполнять все прихоти и не жаловаться. Особенно, клиенту-человеку, иначе будет больно. Больнее, чем сейчас. — Господин Ноэн… Пожалуйста, вставьте… В меня ваш член, — сбивчиво пробормотал ангел, отведя взгляд, за что получил хлесткий и размашистый шлепок по ягодице. Мальчонка вскрикнул от неожиданности, захлопав крылышками, обронив пару перьев при этом, но не дернулся с места, покорно стерпев наказание, а потом — еще несколько таких же ударов, от которых кожа сразу же покраснела. — За что, господин Ноэн?! Я же сделал, как вы просили? — затараторил сквозь подступившие слезы. — Ты не стараешься! Такое чувство, что ты не хочешь меня. — Потому что я правда не хочу! Я хочу есть! Я хочу заплатить за свою хибару за этот месяц и жить спокойно! Мне нужны эти проклятые три монеты… Нужны. Но я все равно не хочу, чтобы со мной… Со мной, как с вещью! — не выдержав, вспылил лерментис, пожирая мучителя взглядом, полным ненависти и отчаяния, а после уткнулся лицом в смятую простынь и громко заревел, раскинув крылышки в стороны. Только зря он встал столь соблазнительно, вздернув алеющие влажные бедра. Зря он так сладко и беззащитно дрожал, разжигая внутри садиста огненное безумие. Чиновник, не выдержав, плюнул на собственный план, просто залез на кровать и скинул парчовый халат, обнажая самое обычное человеческое тело. На фоне белокрылого совершенства, над которым колдовали маги, мужчина смотрелся довольно убого, но чувствовал себя, конечно же, самцом, хищником, рядом с трепещущей добычей, которую осталось только поглотить. Силь замер, утер мордашку и, кажется, дышать перестал, ощутив член господина, который упирался в приоткрытый влажный вход. — Пожалуйста… Он же разорвет меня… — выдохнул он, сжимаясь. — И что? Шлюхи для того и существуют, не так ли? — с презрением усмехнулся и, обхватив худенькое напуганное тельце руками достаточно крепко, безжалостно вбился внутрь, настолько сильно, насколько мог. Юнец заорал во весь свой голос, забился в хватке взрослого и довольно крупного человека, захлопал яростно бесполезными огрызками, чуть не ломая их, прогнулся в спине, насколько мог, лихорадочно сжимая насильника, и вцепился пальчиками в простынь до хруста. Но все тщетно. Это было жестко и грубо, властно, как поступают хозяева со своими рабами, а еще так горячо… Господин Ноэн чуть не потерялся в калейдоскопе ощущений, когда в очередной раз пробился в пульсирующую тесноту, раздвигая нежные стенки. Белокрылый истошно вопил от каждого захода и продолжал сжиматься, как неумеха, доставляя лишь больше извращенного удовольствия мучителю. — Пожалуйста! Отпустите! Больно! Я отдам деньги… Только… Хватит! Очень больно! — срывал связки Силь, еще пытаясь вырваться, отстраниться, только Ноэн и не думал останавливаться. Его движения были рваными, сильными, словно жертву за что-то наказывали. Он вновь и вновь с громким хлюпаньем смазки врезался в уже визжащее тело, вставляя на всю длину и ударяясь о бедра яйцами. Хозяин брал именно так, как хотел, оставляя на фарфоровой коже синяки, подобно голодной до похоти твари, а жалкие попытки освободиться лишь сильнее распаляли в нем раскаленную страсть. От бесполезных трепыханий хотелось двигаться все яростнее, быстрее, грубее, чтобы окончательно подчинить себе этого мальчишку. Сейчас, ломая совершенно беззащитное и бесправное существо, он блаженствовал, как никогда, упивался своей властью и силой. Контролем. Безнаказанностью. — Пожалуйста… Х-хватит, — шептал одними губами лерментис, захлебываясь проклятой слюной, пока слезы бежали по его лицу на измятое ложе. Он продолжал сжиматься, причиняя себе еще больше страданий, но уже не бился столь рьяно. Затих, даже крылья больше не хлопали, лишь вздрагивали в такт движениям, что становились все более быстрым и глубоким. Чиновник, дорвавшийся до истинного сокровища, неумолимо продолжал врезаться в свою добычу, практически потеряв связь с реальностью. Весь мир сжался до изящного, вздрагивающего юноши с поблескивающей кожей, который тихонько постанывал от боли и жгучей обиды, раскинув тонкие бедра, еще алеющие после наказания. Его некогда девственное нутро еще продолжало сопротивляться, жадно обнимая достопочтенного господина и выплескивая смазку, словно пыталось хоть как-то облегчить проникновения. Ноэн, предчувствуя кульминацию, вцепился в спутанные шелковистые локоны, буквально вжимая голову ангелочка в кровать, чтобы еще сильнее унизить, чтобы в полной мере вкусить чужое отчаяние… Сломить. Он ударил бедрами в последний раз и замер, вбившись настолько глубоко, насколько мог, чувствуя агонию, страх и безысходность пойманной пташки, буквально пропитываясь ими. Силь широко распахнул глаза, попытавшись дернуться или хотя бы приподняться, и в последний раз крепко обнял истерзанными стеночками раскаленную плоть, пронзившую, казалось, насквозь… Так глубоко и так жестоко. Господина накрыл долгожданный оргазм — безумный, звериный, честно купленный. А юному лерментису оставалось лишь поскуливать, принимая новое унижение. Ноэн, насытившись и все еще глотая жадно воздух, наконец освободил живую «игрушку» и вслед за его членом из раскрытой, разработанной некогда девственной дырочки вырвался целый поток спермы, хлынувший по дрожащим бедрам, оскверняя их еще сильнее. За неловкую попытку свести ноги Силь получил увесистый влажный шлепок и тотчас раздвинул их еще шире, даже выпятил попку, тихонько плача. Настоящая шлюшка. Жалкая, использованная шлюшка — вот во что превратился лерментис, мечтавший жить достойно. — Маленький сучонок… — процедил чиновник, оглядывая с презрением всхлипывающее, сломленное существо, которое нервно взмахивало крылышками, — ты меня расстроил. Силь оглянулся, широко распахнув влажные от слез глазища, обрамленные совершенно белыми пушистыми ресничками. В бесконечно голубом, затуманенном взгляде уже ничего не осталось, кроме боли и отчаяния. Паренек просто не мог понять, чем именно он мог не угодить, ведь… Вот, прямо сейчас доказательства удовольствия мужчины стекали белым ручейком на шелковую простынь! — Господин… Господин Ноэн, я же… Вы же… Получили, что х-хотели… — Я снимал шлюху, а не бревно… Ты ленивый и вялый, — заявил писарь бургомистра и, усмехнувшись, как самый настоящий дьявол, добавил: — За это ты будешь наказан! Юноша весь похолодел. Он сейчас напоминал загнанного, раненного зверька, которого ожидала неминуемая расправа. Но больше всего было горько от осознания собственной беспомощности и несправедливости этого мира: когда насильник, у которого есть власть и деньги, может наказывать свою жертву за изнасилование, что пришлось ему по нраву. Наказать просто потому, что захотелось еще раз вкусить безграничную власть! Наказать, потому что никто не осудит за секс с уличной пташкой, каким бы жестоким он не был. Но перечить человеку, когда являешься всего лишь представителем искусственной, второсортной расы, Силь, конечно же, не посмел. Он даже не посмел сменить позу: так и будет стоять, ожидая участи, покорно склонив голову, как маленький раб. Все равно иного пути для таких, как он, в Орене просто не существует…