Жестокое хобби

Ноэн, растягивая момент, не торопясь, слез с кровати, закопался в комод из дорогого красного дерева и извлек оттуда две деревяшки, по форме напоминающие фаллосы, довольно крупные и покрытые бугорками. Эти кошмарные приспособления были почти идентичны и отличались разве что оттенком. — Я научу тебя покорности и исполнительности с помощью одного из них. Ты можешь выбрать «предмет экзекуции», — с садистской усмешкой в голосе обратился мужчина к Силю, который, кажется, дышать перестал, обегая обезумевшим взглядом искусно выточенные «орудия пыток», огромные с увесистыми головками… Похоже, что эта «ужасная парочка» имитировала члены монстров. И один из них должен был войти почти на всю длину и абсолютно заполнить собой. — Г-господин Ноэн, пожалуйста… Вы убьете меня… Этим. Я все сделаю! Я буду радоваться, пока вы меня насилуете… Потом. И двигаться навстречу тоже буду… Только, пожалуйста, пощадите! — запинаясь, жалобно, как только мог, обратился лерментис, роняя слезки на скомканную простынь и перебирая ее пальцами снова. — Ерунда. У тебя регенерация, — отмахнулся мучитель, — и создания твоего вида невероятно живучи. Вы же раса шлюх… — Пожалуйста… — пробормотал в последний раз, пряча свои обреченные лазурные глаза под растрепанными локонами. Вот только жалкий вид, каждое тихое слово обесчещенного ангелочка тешили садистскую натуру клиента. Ноэн и не скрывал, как упивается своей властью над совершенно беззащитным юношей, как смакует его ужас и боль, раздирающую душу изнутри. — Выбирай. Либо выберу я и возьму из комода тот, что еще больше. Он точно тебе навредит, — заявил, довольно ухмыляясь. — Эт-тот, — не поднимая личика, прошелестел паренек, тихонько указывая на одну из «игрушек», не дотрагиваясь до нее при этом. Потом сразу же пугливо отдернул руку. — Ложись на спину. Я хочу, чтобы ты смотрел на это. И «наслаждался». Силь слегка помялся, но грациозно перевернулся, как было велено, расправляя крылышки. Он без приказа раскинул согнутые в коленях влажные бедра, покрытые синяками, больше не возражая и не пытаясь хоть немного умолить человека. В королевстве Орен люди безжалостны, особенно в те моменты, когда их прогнившие души жаждут извращенных удовольствий. Ангелочек осознал это и уже смирился со своей участью… Почти. Все равно иного пути для таких, как он, боги не создали. Страдания и унижения — вот удел лерментисов. Господин взялся за фаллос и поднес его к пухленьким, приоткрытым губам. Почти детским. — Оближи. Крылатый нервно выдохнул и, пошире раскрыв ротик, с трудом вобрал деревянную головку, чтобы старательно ее обработать своим остреньким языком. Он, затаив дыхание от ужаса, представил, как подобного «монстра» придется принять в себя, зажмурившись, стал неловко мусолить отполированное орудие пыток, хотя это и было чертовски сложно. Получалось совсем неумело, еще и слюнка предательски поползла по подбородку, отчего малец еще сильнее смутился. Как только деревяшку убрали, он сконфуженно утер губы. — Простите… Мое тело… Слишком испорчено. — Наконец шлюшка признала, что она шлюшка, — усмехнулся. Силь вздрогнул от едких и пробирающих до самого сердца замечаний, награждая мучителя взглядом умирающего, озлобленного волка, но, опомнившись, в ту же секунду покорно спрятал свое личико под волосами. За подобные проступки наказание могло стать еще более жестоким, поэтому надо было терпеть. Во что бы то ни стало, просто терпеть, вцепившись в простынь до боли, как бы ни пронзали слова. Чиновник прижал кончик игрушки к соску юноши и медленно скользнул ниже, оставив влажный след. Силь дрожал, разглядывая шипчики и внушительный ствол. Но еще больший ужас вселяли хитрые, голодные до боли глазки клиента, в которых так и горела похоть. Живот, пах, внутренняя сторона бедра… Ноэн обласкал их, вычерчивая невидимый узор и заставляя свою добычу трепетать от страха, предвкушая свое «наказание». Спустя бесконечную минуту деревяшка надавила на раскрытый вход, уже не текущий, но хорошенько разработанный. Но даже после голодного члена господина, которым терзали парня ранее, этот чудовищный предмет отказывался лезть внутрь. Пленник, замерев, наблюдал, как Ноэн играется. Да, за своими бедрами он видел лишь кусок этой приблуды и сильную мужскую руку, что ее сжимала. Было жутко. Особенно, когда головка растягивала края, а потом отдалялась, чтобы через секунду вновь упереться. Было гадко от осознания собственной беспомощности. И эти эмоции было уже невозможно спрятать за каскадом прямых белоснежных волос. Писарь все видел и чувствовал, блаженствуя от этого зрелища, лелея каждый момент в своем извращенном сознании. Было больно. — Хорошая, маленькая сучка, расслабься и тебе это даже понравится. — Я с-стараюсь… Пытка казалась вечной, пока совершенно внезапно мальчонка не выгнулся, вскрикнув, инстинктивно забив крыльями, как только в него затолкнули это «чудовище». Всего лишь самый кончик погрузился, неимоверно разминая края и растягивая их. От подобного ужаса тело лерментиса, пытаясь защититься, моментально выработало приличную порцию смазки, что раззадорило господина сильнее, собственно, с приоткрытых губ слюнка тоже развратно закапала. — Тебе уже нравится, да? Ты так славно течешь. Просто бывалая ненасытная уличная шлюха, — ехидно подколол. Какие же оренийцы уроды, безжалостные и глупые уроды! Они думают, что пташки получают удовольствие от боли, обильно выделяя соки всем на радость. Но это всего-навсего агония! Жалкая попытка избежать повреждений. Шутка магов, что решили поиграть в богов когда-то, а вовсе не признак блаженства. — Мне больно! — во весь голос заорал, переходя на рыдания. Но при этом сильнее разводя бедра, словно это могло помочь. Прямо сейчас его надевали, растягивали, хорошо, что не слишком грубо. Ноэн развлекался с жертвой нежестоко: неумолимо вдавливал искусственный член, но без лишнего фанатизма. Он ликовал, разглядывая, как хрупкий ангелочек пытался вобрать в себя эту махину, жадно глотая воздух и жмурясь, как сдавалось под напором его тело, как дрожали его тонкие ножки. Уродливая деревяшка заполняла собой, заставляя расступаться измученные стенки, растягивая их до предела. Казалось, что еще немножко, и нутро просто расползется по швам, одно неверное движение — парнишке точно несдобровать. И только господин решал в данную минуту, какой именно будет пытка, жестокой или не очень. — Вы… Вы достаточно наказали меня… Я все понял… Я буду, я буду очень хорошей сучкой… П-пожалуйста… — сбивчиво и рвано обратился Силь, когда почти половина чудовищного члена погрузилась в него. Только зря он, сквозь слезы, попытался достучаться до садиста. В ответ на мольбы движения стали намного грубее, глубже и напористей. Ноэн наслаждался контролем и властью, что были намного приятнее обычного оргазма. Ему прямо сейчас принадлежало это оскверненное идеальное тельце, целиком, до последнего перышка и стона! Влажное, сладкое, чувственное, сотворенное именно для него, пусть и на одну только ночь. Эротическая фантазия, но живая и теплая, настоящая. Фантазия, которая извивалась, вскрикивала, впившись пальцами в простынь до хруста, скулила бессвязно, запрокидывая голову, приоткрыв очаровательный ротик, задыхалась от боли и унижений. — На меня смотри! — грубо приказал чиновник, стоило только ангелку повернуть лицо к стене и зажмуриться. Силь незамедлительно исполнил волю своего мучителя и снова заглянул в его безжалостные глаза. О, как мужчина обожал именно этот взгляд — испуганный, бесправный, сломленный… Он мог наслаждаться им часами, тонуть в чужом отчаянии и безысходности, напиваться ими, как амброзией. Ему всегда было мало. — Тебе очень больно? — звучало, как форменное издевательство. — Оч-чень, — тихонько простонал. Несчастное создание уже проклинало свое порочное живучее тело, что даже не пыталось ускользнуть от адского кошмара в спасительный обморок. Оно расступалось, с огромным трудом вбирая в себя игрушку, радовало садиста и текло… Мерзкое тело шлюхи. Юноша сжал пальцами простынь, практически разорвав ее, напрягся всем телом и замер, когда Ноэн в последний раз грубо и бесцеремонно вогнал монстра предельно глубоко, как и хотел. Он дрожал, не только от того, что его насадили, словно на полено, и заставили под это «полено» еще и подстроиться, но и от странной теплой волны, что пробежалась по нему, как только закругленные шипчики проехались глубоко внутри по заветной точке. У людей она совсем в другом месте и найти ее не так сложно, как у лерментисов, но если до нее добраться… Лерментис распахнул ошалевшие бездонные глазища, осознав, что пытка его извращенного хозяина задела внутри какую-то тайную струнку и если Ноэн еще раз сделает тоже самое, если вновь надавит на ту точку, если… Он выгнулся, блаженно застонал, запрокидывая голову и уже с радостью принимая свое «наказание». Тело пташки, буквально изнывало в руках чиновника, что медленно вытягивал фаллос, чтобы с громким хлюпаньем засадить обратно, под одним углом, точно и быстро, упираясь в самое сладкое место внутри. — Любишь большие, да? Ты такой влажный стал. Податливый. — Не-ет… Не люблю. А-ах, — мальчик сдался. Сопротивляться обществу, которое считает тебя третьим сортом, еще можно, но собственной натуре — нереально в принципе. Он сам дернулся навстречу, прикрыв стыдливо веки. Когда боль и искорки удовольствия сплелись в один тугой узел глубоко внутри, весь остальной мир провалился в какую-то бездну. Все исчезло, осталась только огромная игрушка, что прямо сейчас и мучила, и дарила кусочек Рая, натирая стенки и растягивая их все сильнее. — Любишь. Я же вижу, что ты всего лишь жалкая сучка. Все лерментисы одинаковы. — Д-да, господин… Ноэн, — едва слышно прошелестел, облизывая пересохшие губы. — Пожалуйста… Наверно, именно так должна выглядеть солдатская шлюха после рабочей смены: столь же жалко и непотребно, как раскинувший коленки беленький ангел, скулящий от похоти и боли, весь залитый своей же смазкой. Его помятые крылышки беспомощно трепыхались, а некогда дерзкий взгляд полностью пропитался пороком и помутнел даже. Паренек то и дело облизывался, изнемогая от целого океана чувств, и даже потянулся к собственному небольшому члену, только господин опередил дрожащие ладошки и властно накрыл возбужденную плоть своей рукой. А ласкать это чувственное тельце, оказалось, так же сладко, как и мучить, ведь мальчик громко и нежно отзывался на каждое движение, да и если забыть о скромных размерах, то его бесстыдно текущее достоинство просто безупречно, играться с ним — одно удовольствие. — Я хочу, чтобы ты кончил, хочу это видеть, — мужчина улыбался хищно, голодно, как маньяк, спрятавший пленника в своем подвале, он же получил то, что хотел, и мог этим наслаждаться до самого рассвета. Наслаждаться именно так, как велело его черное сердце. — Но… Но т-тогда, я вас… Испачкаю, — тихонько пискнул, еле подбирая слова. — Именно. И за это я тебя хорошенько накажу потом, — пусть голос и звучал несколько елейно, пусть аристократичная широкая ладонь и ласкала сейчас юнца вполне осторожно, но все равно — происходящее было чудовищным! Только сам Силь уже не понимал этого, полностью отдавшись во власть мучителя. — Д-да… Накажите меня, прошу… Ноэн усмехнулся уголками губ, теперь, когда заветное место внутри он задевал постоянно, а возбужденная до предела плоть почти пульсировала в его жестких пальцах — у белокрылого просто не было шансов! Его ловко и быстро, в одном ритме, довели до финала. Яркого. Грандиозного. Силь бился, как в припадке, выкрикивая что-то совершенно неразборчивое, хлопая крылышками, чуть не ломая их. Его разбитое и растянутое до предела нутро пыталось сокращаться на полене, что старательно вдавили до упора. Настоящая агония, в ходе которой лерментис обильно кончил себе на живот и бедра, а затем, практически сразу, отрубился. Обмяк, словно душа покинула его замученное тело. Так и лежал, сломленной, оскверненной куклой, раскинувшей бесстыже ноги. Этот момент всегда наполнял сердце писаря неповторимым чувством эйфории, которое просто ни с чем не сравнить. Настоящая победа в ожесточенном сражении, первое место на невидимом пьедестале — вот что дарили ему подобные извращенные игры, в ходе которых «хорошие мальчики» сдавались полностью и превращались в жалкие и обконченные тела. Потеряв контроль от неописуемого счастья, мужчина вцепился в юношу, жадно целуя его приоткрытый сухой ротик, веки, фарфоровые щеки, предварительно убрав с них прилипшие белые прядки. Его, только его маленькая развратная фантазия! Безумная, сладкая, теплая… Фантазия, за которую и жизни не было жалко, а не то что какие-то три монеты. Силь после «обморока», внезапно очнувшись, вполне точно и довольно болезненно пнул своего клиента коленом по ребрам, отчего распалившийся и счастливый Ноэн чуть не полетел с кровати от неожиданности. — Эй, поцелуйчики надо было отдельно оговаривать! Какого хера творишь, а? — практически как змея шипел «несчастный пленник», моментально «выкарабкавшись» из образа. Иллюзия рухнула, растаяла дымкой, осыпалась в бездну, оголив жестокую и неприглядную реальность, в центре которой стояла роскошная кровать с опытной и отвязной шлюхой, известной на весь город своей беспринципностью, артистизмом и ангельским личиком, за которое педофилы и извращенцы в очередь выстраивались, дабы утолить свои тайные желания. И если лерментис мог почти сразу «вынырнуть» в настоящий мир, то господину нужно было немного времени, чтобы прийти в себя и осознать — его «девственник» просто мастерская игра искушенной уличной давалки. Крылатый тем временем, не обращая внимания на деревяшку в своем теле, свесился с роскошного ложа, разыскивая бутыль винца, которая была обязательным оговоренным атрибутом любой его сессии. Нашел. Открыл и жадно, прямо из горла, взялся хлебать, именно хлебать, как выбравшийся из пустыни путник, припавший к источнику. Алые струйки бежали по подбородку и взмокшей шее, только Силю до этого не было никакого дела, главное — заглушить выжигающую жажду, залить ее элитным пойлом. — Блядь, сушняк. Я из-за этой гребаной течки когда-нибудь подохну, — устало переводя дух, выдал парень, утираясь, и вновь вернулся к своей награде, блаженно прикрыв глаза. Да, лерментисы не пьянеют благодаря своей регенерации. Для них крепкий напиток что-то вроде сока, только более терпкого. И дорогого. Ко вкусу, именно ко вкусу, одного из сладких красных вин королевства Силь изрядно привязался и всегда требовал себе бутылочку после жаркой ночи. — Еще же нет утра?.. — пробормотал обескураженно Ноэн, которого столь резко и бесцеремонно вырвали из его любимого воздушного замка. — И че? Мне сдохнуть теперь? — кинул прямо на кровать пустую бутыль и расслабленно плюхнулся на спину, расставив бедра, без малейшей тени стеснения. — Людям хорошо: они не текут со всех концов, — сделав небольшую паузу, продолжил, дерзко и сурово: — И вообще, ты меня уже затрахал. Четыре месяца одно и тоже! Каждую гребаную пятницу — одно и тоже! — глубоко вздохнул. — Тебе фантазию совсем в детстве отрубило, я не пойму. — Я плачу тебе деньги! — вспылил чиновник, но моментально осекся, перешел на более мягкий тон и робко сел на край кровати. — Я плачу тебе за это, Силь. У нас, как ты помнишь, есть договоренность… — Да иди на китовый хер со своими заебонами, — отмахнулся, — у меня клиентов до самого бушприта*, так что без твоей подачки не оголодаю. — Подожди! Ты не можешь бросить меня! Тебе мало? Хорошо… Я готов платить шесть серебряных за один вечер! Это огромные деньги! — писарь моментально принялся торговаться, испугавшись не на шутку. Как он сможет жить без лазурного взгляда, нежных губ, громких стонов, без своей любимой иллюзии, что на несколько часов становится реальностью, без своего сладкого обмана, в котором он тонул последние месяцы? Как без всего этого обойтись, когда сердце погрязло в пороке?.. И любви? —За-е-ба-ло, — протянул парень. — Но, мож, я отойду недельки через две, и продолжим? За шесть-то монеток я готов еще немного потерпеть эту ролевуху, — подмигнул. — Значит, все будет, как раньше. Через неделю? За двойную плату, да? — с надеждой в голосе. — А чего ты так испугался? — хитренько прищурился — В Орене крылатых шлюшек на любой вкус просто орды. За такие деньжищи они на все подпишутся, хоть под быка лечь. Влюбился никак, да? В меня влюбился или в мои дырки? Господин чуть было не прошептал: «Да». Белокрылая искусная бестия, что может тихо скулить, изображая невинного, и громко пошло стонать, насаживаясь на член до упора, свела его с ума. Только писарь бургомистра не признается, даже себе, в чувствах к уличному отребью, что зародились в его прогнившей душе. Но разве чувства эти скрыть от столь прожженного и бывалого лерментиса? Люди от крылатых ничего не утаят, как бы не старались и глазки стыдливо не отводили. «Ангел», как самая настоящая шлюхенция, подтянул бедра и принялся медленно вытягивать деревяшку своими тонкими пальчиками, изображая огромное удовольствие от процесса, прикусив нижнюю губу. Пусть этот зажравшийся извращенец посмотрит, насладится последний раз его игрой. Пусть изучит каждый сантиметр влажного члена, что не спеша вытаскивал из разбитого тельца. Пара тихих наигранных стонов, и Ноэн уже забыл, о чем недавно распинался, утонув с головой в этом умелом юнце, которого, очевидно, больше никогда не увидит в своей жизни. Только он еще не знает об этом. На самом деле Силь не испытывал ничего особенного, исполняя вполне рутинный номер, но схалтурить и просто избавиться от игрушки он не мог. Даже сейчас он развлекал надоевшего ему клиента иллюзией, то громко вздыхая, то замирая на секунду, встряхивая оперенными огрызочками, а когда, наконец, вытащил это огромное чудовище полностью — протяжно и сладко застонал. — Хочешь меня? Там так влажно… И я такой податливый… — дрожащим, словно от желания, голоском проворковал любовник, приподнимая бедра, а после вызывающе облизал пухлые губы, лукаво заглянув в распалившиеся глаза. Он нарочно гладил пальцами растянутые края, погружался внутрь и просто сводил с ума своей невинной порочностью, особенно, когда нутро чуть подрагивало. — Д-да, — прохрипел Ноэн в ответ и уже потянулся к желанной добыче, захлебываясь своим желанием. — Только ты там сейчас, как в стакане, потонешь! И раньше я тя особо-то не замечал. Че твои пальцы, че твой хер — одна мелкая хуйня, — нещадно пырнул в самое сердце едкой фразочкой и расхохотался, добивая окончательно. — Ты… Ты чудовище! — чиновник, рассвирепев, готов был просто накинуться на эту шлюху с кулаками. Но когда опытный развратник грациозно поднялся с ложа, расправляя крылья, когда скользнул ладонями по взмокшей груди, замерев на своих сосках и приоткрыв соблазнительный ротик — от гнева не осталось и следа. Силь изучил очередного своего садиста настолько хорошо, что теперь мог отыгрываться на нем, не опасаясь за свой товарный вид и здоровье, чем и пользовался в их последнюю ночь. — Я та еще сука. Но ты же это знал, цепляя меня у таверны, так что не плачь. Веди себя хорошо и я, возможно, через недельку причалю. Когда… Когда вдоволь натрахаюсь с солдатиками. Они ребятки простые: им заебоны с ролевочками не нужны. Им лишь бы сосали хорошо и задорно подмахивали. Вот и все пожелания. Люблю их за это. Они милахи. — Значит, через неделю? На том же месте, у таверны, как и всегда? — нервно и растеряно пробормотал, глотая обиду и раскаленную ревность, что буквально сжигала. Как же господин ненавидел сравнения и прочих клиентов его любимого шалунишки с ангельскими крылышками! Ненавидел, но терпел это, стиснув зубы. — Ну да. Причаливай. Я тя буду ждать, Ноэнчик, — подмигнул игриво. — Все, я ополоснусь пойду, а то, блядь, совсем перепачкался. Спрыгнув с кровати, юноша сгреб в охапку свою одежонку со стула, проверил по привычке на месте ли кошелек с его трехмонетной наградой за сегодняшние «страдания» и, не оглядываясь, двинул к выходу. Когда он захлопнул за своей спиной тяжелую дверь спальни, оставив надоевшего клиента, точнее, бросив его, как надоевшую собачонку, то, насвистывая какую-то песенку, бодро зашагал в ванную комнату, встряхивая оперенными огрызками. Лерментис даже не думал прикрывать свои интимные места, наоборот — шел гордо, словно принц в лучшем своем наряде, а не шлюха какая-то попользованная. Конечно же, никто у таверны Ноэна ждать не будет. Ни через неделю, ни через две, ни через год. Столь талантливый и способный крылатый работник с легкостью сменит имя, район, ночлежку и исчезнет для своего бывшего покупателя навсегда, как утренний туман. Не так уж и сложно начать жизнь с чистого листа, когда ты представитель низкосортной расы, у которого за душой нет ни собственного дома, ни родных… Вообще ничего нет, кроме собственного совершенного тела, рубашки и пары порток. Силь — хладнокровный, опытный и похотливый лерментис, двадцати пяти лет от роду, который рос в самом лютом местечке Орена — портовом городке Штреддат, где и закалялся его характер беспринципной твари — в тысячах оргий. Здесь же он постигал искусство актерского мастерства в постелях местных чинуш и торговцев из дальних стран. И надо заметить, учеником он был отменным, талантливым и хватким, как голодная акула. Ему никого не жалко, особенно, богатеньких извращенцев с их больными фантазиями и потными ладошками, коих в своей жизни повидал не мало. О, с каким удовольствием наш жестокий герой бросал их, предварительно, влюбив в себя и свою игру по уши. Став для них именно той фантазией, к которой стремились их сгнившие порочные души. Став их воздухом, их наркотиком, их теплой и трепещущей мечтой, их маленьким богом… И бросал, хладнокровно, цинично, оставив искорку надежды, которая сначала будет тлеть, а потом выжжет их изнутри дотла. Ничего личного, это просто хобби…