Repeat

Боруто никогда не был открытым и дружелюбным парнем, с какой стороны ни посмотри. С матерью у него всегда были довольно натянутые отношения, а сестренка была слишком мала и глупа. Когда умер отец пять лет назад, мама долгое время не могла даже выбраться из комнаты: сидела там, смотрела на стены и плакала. Химавари Боруто предусмотрительно отправил к семье матери, потому что у него не было никакого настроя биться между двумя ноющими созданиями. Отец был идиотом и сам обрек себя на смерть, так что же теперь было переживать?.. Приходилось много трудиться, чтобы успевать учиться, подрабатывать и ухаживать за матерью, которую сломила смерть мужа: она могла только смотреть в окно часами и молча рассматривать старые фотографии. Когда Боруто приносил ей еду, она поднимала на него ничего не понимающие, испуганные глаза. Невыносимо. Такая жизнь была абсолютно невыносима. Но поделать было ничего нельзя, жаловаться особо некому: просить помощи у влиятельных и богатых родственников со стороны матери он не собирался. Химавари забрал к себе дядя Неджи – и то хорошо. Боруто меньше всего на свете хотел, чтобы сестренка видела весь этот кошмар. Дед Хиаши с самого начала не одобрял брак старшей дочери с бедным и простым Наруто Узумаки, выходцем из детского дома, едва-едва закончившим полицейскую академию. Семья матери была вопиюще богата и влиятельна, и когда она таки вышла замуж против воли деда и брата, таким образом была зачеркнута всякая возможность на помощь с их стороны. Раннее детство было очень счастливым для их семьи. Боруто хорошо помнил их вечерние посиделки, смех матери и большие теплые руки отца. Химавари тогда была совсем мелкой, заработка отца едва хватало на них четверых, но они были счастливы. Сослуживец отца – Учиха Саске, неразговорчивый и нелюдимый, но почему-то являвшийся лучшим другом шумного и несдержанного в эмоциях отца, - часто приходил к ним в гости и сидел часами, молча попивая чай. Мать его недолюбливала, Химавари побаивалась, а отец все равно продолжал водить его к ним в гости и вести весь вечер односторонние диалоги с ним. Много позже Боруто узнал, что Учиха-сан также был сиротой из детдома, как и отец, и что они с ним были лучшими друзьями на протяжении всей жизни. Он часто останавливал задумчивый взгляд черных глаз на маленьком Боруто, и тот терялся. Было в нем что-то странное, в этом мужчине. Боруто был слишком мал, чтобы выразить это словами, но когда Учиха-сан смотрел на отца, травящего очередную веселую байку, в голову приходило только сравнение с взглядом кота – таким же внимательным и цепким. Это немного пугало, но Боруто против воли испытывал к нему гораздо больше приязни, чем к кому-либо еще из взрослых посторонних людей. А потом, когда отец случайным образом погиб при исполнении, Боруто на долгое время вообще забыл о существовании этого человека, пока однажды тот не пришел к ним в дом. Боруто было уже семнадцать лет тогда – пять лет прошло со смерти отца, с того времени, как мать стала послушной молчаливой куклой, а сестренка уехала жить к дяде Неджи. Учиха-сан был все таким же, каким Боруто его помнил – разве что теперь можно было спокойно смотреть ему в лицо, не поднимая головы так, чтобы заныла шея. Глубокие угрюмые складки избороздили его веки, отчего взгляд черных, как смола, таких же внимательных и холодных, как раньше глаз стал еще более мрачным и печальным. За эти годы Боруто отлично научился разбираться в людях по одному только выражению их лица, и то, что в детстве казалось ему загадкой, сейчас стало ясным, как божий день. Учиха-сан не был идиотом, и он прекрасно понял по бедной обстановке в маленькой квартире и по внешнему виду самого Боруто, что положение в их семье далеко не самое благополучное. - Ты похож на Наруто, - сказал он, и глаза его сверкнули, - тоже не прогибаешься под обстоятельствами. Боруто только равнодушно пожал плечами – он не мог простить отцу того, на что он обрек их своей смертью, и эта фраза нисколько не тронула его. - Я не могу позволить тебе оставаться тут и едва сводить концы с концами, - заявил Учиха, - поэтому ты должен переехать ко мне сегодня же. - Что? – Боруто от шока даже выронил палочки, - вы с ума сошли? Я не могу оставить маму! Учиха объяснил, что его мать уже не могла воспитывать его как раньше, и что это нельзя так оставить. Он сказал, что должен помочь ему с тем, чтобы получить достойное образование и встать на ноги. - Неджи уже позаботился о твоей сестре, а о тебе могу позаботиться только я, - сказал он, пригубив дешевого пакетированного чая. - А как же мама? - Старый дед Хьюга должен будет обеспечить ей лечение, не волнуйся. Он и так облажался, когда бросил твою маму на произвол судьбы после… - он сухо кашлянул, - после того, что случилось. Боруто не был идиотом, и меньше всего он хотел оставить маму на произвол сварливому деду, но выбора не было: он был слишком юн и беден, чтобы обеспечивать маму и Химавари. На лечение матери денег у него не было и быть не могло, а если дед был согласен обеспечить ее… Таким образом Боруто покинул их крошечную квартирку, с тяжелым сердцем расстался с матерью. Благодаря связям Учиха довольно быстро оформил опеку над ним, и Узумаки переехал жить в огромную, красивую и пустую квартиру опекуна, в которой тот жил один. - Я разведен, - коротко ответил он на расспросы и больше на эту тему не распространялся. Он же настоял на том, чтобы Боруто перевелся в другую школу, престижнее и дороже, чем прежняя, накупил ему целый гардероб и кучу всякой ненужной, жутко дорогой ерунды. Один телефон стоил, наверно, полугодовой зарплаты Боруто. Он усиленно пытался найти причину этой нежданной щедрости, но натолкнулся на глухую стену: Учиха умел быть скрытным. В новой школе освоиться было довольно непросто: богатые детишки его бесили невообразимо. Наверняка ни один из них и понятия не имел не то что о работе и заработке, но даже о банальной уборке дома. Боруто не считал себя как-то лучше, скорее ощущал себя другим, сделанным из совершенно иного теста. Несмотря на то, что его мать в детстве и ранней юности спала на тридцати трех пуховых перинах и кушала золотой ложечкой – фигурально выражаясь, конечно, - он был другим. *** - Новенький не любит компании, я смотрю? – спросил его Шикадай Нара как-то после уроков, - странно, что подопечный самого Учихи оказался таким... скромником. Насколько я знаю, ты теперь чертовски богатый парнишка. - Это не так, - возразил Боруто. - А как тогда? - Никак, - Узумаки пожал плечами, - я и сам еще ни в чем толком не разобрался. - А в чем тут разбираться-то? - удивленно спросила Акимичи Чо-Чо, лопнув розовый жвачный пузырь, - богатые твои предки или нет? Это, по-моему, очевидно, нет, Узумаки? Или для тебя это сложно? И тут же прыснула от своей шутки, хотя на лице Нара не дрогнул ни мускул. - Я просто не привык считать чужое бабло, - ответил Узумаки, - Учиха-сан, может, и стал моим опекуном, но я не думаю, что его деньги я могу считать своими. - А никто и не просит считать их своими, - язвительно сказал Нара, - странно то, что ты держишься так, будто вообразил себя лучше всех нас, хотя сам ты, наверняка, просто выскочка, втершаяся в доверие Учихе. Акимичи перестала жевать, оставшиеся ребята поспешили смыться из класса, а сам Нара хищно подобрался и устремил на Узумаки пытливый взгляд, который жутким образом сочетался с выражением абсолютного безразличия на лице. - Новенький хочет больше времени проводить один, - хмуро ответил он, собирая учебники. Привычка торопиться все никак не искоренялась: Боруто все еще будто бы боялся получить нахлобучек от Омои, повара в забегаловке, где он раньше работал. - Как обидно, - надула карамельные губы Акимичи. Узумаки не сильно разбирался в фантастике, но то, что эта толстушка – ну в самом деле, ее багажник даже не умещался на стуле, - что она может производить впечатление такой сногсшибательной красотки, было чем-то далеким от логики. Вот и сейчас Боруто растерянно почесал затылок и отвел взгляд от вызывающе глубокого выреза шелковой блузочки, обнажающего нежную смуглую кожу груди. - Новенький просто много о себе думает, - встрял Нара. Общий флегматичный вид не мог обмануть Узумаки: в глазах этого парня разве что черти с вилами не плясали. Мысленно он сделал себе пометку не связываться в лишний раз с этим пацаном. - Просто мне сейчас не до развлечений, - прямо сказал Боруто, о чем через секунду сильно пожалел. Беспокойные глаза Нара раскрылись еще шире, Акимичи мигом согнала с себя невинный вид, а из-за ее спины нарисовался Яманака Иноджин – парень настолько редкой и удивительной красоты, что приходилось только ему сочувствовать: наверняка в детстве его как только не задразнивали. Он был чуточку выше Нара и на порядок худее, однако это его нисколько не портило: наоборот, это делало его каким-то... утонченным? Изящным? Такими словечками пользовались только девочки в романчиках, но других у Боруто не находилось. Голубоглазость и светловолосость Яманака была в корне отлична от голубоглазости и светловолосости самого Боруто. Яманака был почти белокурым, белокожим, а глаза просвечивали прозрачной зеленью, в то время как Боруто был скорее немного рыжим, а на смуглой от природы коже то тут, то там проклевывались веснушки. Глаза же у него были голубые-голубые. Не сероватые, не зеленоватые как у того же Яманаки, а просто голубые. Они порой казались самому Боруто неуместными на смуглом и веснушчатом лице со светлыми бровями и ресницами. - Ты считаешь себя таким исключительно занятым, Боруто-кун? – мягким вкрадчивым голосом спросил он, заправляя за ухо выбившуюся прядь длинных светлых волос, - очевидно, ты считаешь нас праздными и ленивыми придурками? Три пары глаз воззрились на него с одинаковым, как у родных, выражением: смесью холодности, презрения и любопытства. Только любопытство это было нехорошим, не таким как обычно бывает, а таким, будто вырываешь муравью ноги и смотришь, как он корчится. Вот и сейчас троица Ино-Шика-Чо смотрели на него с точно так же, как если бы он и был бы этим самым муравьем. - Тогда у нас есть развлечение по твоим интересам, - проговорил Иноджин, - будь уверен, тебе понравится. И жутковато улыбнулся. Вся его красота от этой улыбки мигом поблекла, а Боруто внезапно понял, почему этого парня совершенно точно нельзя было задирать. Потому что эта натянутая и абсолютно неестественная улыбка была вообще не улыбкой, а будто бы мышечной судорогой. Глядя на нее, ни на секунду нельзя было усомниться в том, что Яманака - полный и конченый псих.