Волшебству быть

Персиваль уже не помнил, какой сейчас день, месяц, год. Не знал, где он и что происходит вокруг, все смешалось: его сны и дурманы, что показывал ему Грин-де-вальд. Кажется, он уже давно сошёл с ума. Сам не понимал, что ещё заставляло его оставаться в живых. Хотя, он мог ответить на этот вопрос… Одним словом… Именем… Тина. Он не помнил, когда сломался в долгой борьбе с проникновением в его разум Грин-де-вальда, от попыток стерпеть Круцио без криков… Хотя, кажется, он помнил… Грин-де-вальд показал ему Тину… Его Тину… В нее летело заклятье, которое она не видела и рука Грин-де-вальда отразила его в самый последний момент… Он говорил, что в следующий раз не спасёт ее, если Грейвс продолжит сопротивляться и Персиваль перестал… Но он не был уверен, что именно было на самом деле… Иногда он видел, как целует Тину, а потом сразу она даёт ему пощечину и уходит… Снова целует и снова пощёчина… Иногда так все зацикливалось… Порой он видел, как заклятье попадает в Тину, а потом не попадает — он отражает его своей (?) рукой… Однажды он увидел будто Тина склонилась над ним и рядом было лицо незнакомого рыжеволосого парня, они что-то говорили, но Персиваль не помнил… С тех пор его сны (?), дурманы (?), грёзы (?) изменились и он стал везде видеть Тину с этим парнем… их встречи, поцелуи, свадьбу… И Грейвс везде был и был будто рад… А может все это была реальность, и он просто в своём сумасшествии осознает все будто со стороны… Персиваль не мог ответить на этот вопрос… И вновь погружаясь в сон, он видел улыбки и поцелуи Тины… А потом вновь видел ее с тем рыжим, и она уже была беременна… Кажется, в тот момент он сдался и больше не видел ничего, кроме тьмы, в которую падал… — Персиваль, — услышал он знакомый голос, голос из его снов, голос Тины. — Я мертв? — спросил Грейвс, не открывая глаз. И вдруг почувствовал, как что-то капает на его лицо и тёплые ладони обхватили за щеки. — Персиваль, ты жив, что ты такое говоришь? — услышал он вновь шепот Тины. Грейвс открыл глаза и увидел ее лицо, Тина склонилась над ним так низко, что ее слезы капали на его нос, щеки, подбородок и казались его собственными слезами. — Тина, — произнес Персиваль ее имя, вспоминая, как оно нежно звучит, — не плачь, тебе нельзя. — О чем ты? — спросила она, — я сейчас позову врачей. — Какой сейчас год? — хрипло спросил Грейвс. — 26й, а что? — У меня все спуталось, кажется, я и сейчас сплю… — Не спишь. — Подожди, а твой друг… — Ньют? Ты его помнишь? Он в коридоре, он тоже волнуется за тебя, — отвечала Тина взволнованно. — Он мне снился, я рад за вас… — Рад? Ты о чем, Персиваль? — Свадьба, ребенок… Тина приложила ладонь к его лбу: — Персиваль, кажется, твоя лихорадка ещё не прошла, отдохни, я позову врача, — на этих словах Тина наклонилась ещё ближе и коснулась его губ своими.