Космическое пространство Доминиона Оравор. Тея-3. Половина стандартного года до начала Жатвы.
У сопротивленцев сложилась традиция: нежно беречь свою видавшую виды броню. Боль, адреналин, запах смерти имперца в гранатовых каплях, забрызгавших винтовку — если действительно повезёт. Кровь и грязь просто смыть, но химия, которую чувствуют протеане, въедливая, тонкая. Для повстанцев вера в то, что враг ощущает осадок прошлого на карбиде и стали — слепое маленькое суеверие. Незримый талисман. Шепард не суеверна. То, что сбоит от старости, нужно заменять. И всё равно. Зарубки на цевье «Крестоносца» приносили успокоение, когда она пробегалась по ним пальцами. На щербатой броне с красно-белой меткой скопилось столько осадка, что металл, наверно, уже кричал. У ораворийки, представившейся именем Инари, на виске трепыхалась пара иссиня-чёрных перьев. Досталось от сестры, певучим голоском, едва уловимым сквозь шум двигателей, бросила она и вырулила багги на известную только повстанцам тропу. Тея — планета оравор, древнейшая после их материнского мира, стала очередной горячей точкой в веренице антиимперских бунтов, вспыхнувших по всему Млечному Пути. Шепард моталась от места к месту как ошалелая гончая, чтобы делать то, что умела лучше всего: отыгрывать роль спички, брошенной в канистру с бензином. Такова была плата за помощь Земле. — Я Инари, дочь королевы Зэнай, — представилась местная сопротивленка в пункте встречи и как ни в чём не бывало моргнула холодными круглыми глазищами, — сопровожу вас в штаб и введу в курс дела. Шепард вдавила окурок в приборную панель. Вега на заднем сидении, несмотря на приподнятое настроение, не отпустил ни одной шутки насчёт того, что она не за рулём, и Джейн была почти готова сказать «спасибо». Шепард кое-как удалось сделать вид, будто она не удивлена, что по её душу прислали целую, мать её, принцессу. Впрочем, судя по обрывочному курсу ксенокультуры, голубая кровь для оравор не значила ничего, пока претендентка на престол «не купит уважение в бою». А в семьях всегда было столько детей, что в голову лезло ужасное: «чёрт возьми, одной больше…» Серебристо-серая, мерцающая как звёздное небо пустыня тянулась до самого горизонта. Аркологии столицы Теи, воздвигнутые протеанами в роли жеста примирения после того, как Империя превратила планету в угли и пыль тысячи лет назад, тонули в синеватой дымке. Колоссальные, поющие оду протеанской мощи на языке строгих изломов, блестящих в лучах рассвета. Шепард не нравилось поворачивать голову в их сторону. Не нравилась инстинктивная животная дрожь, пробегающая по загривку, при виде шпилей, уходящих за облака. Это было тем, что протеане не успели сделать с Землёй. Воздух Теи пах железными опилками, дождём и тропиками, прораставшими прямо сквозь нижние ярусы городских кварталов. Шумел остаточным эхом уличных беспорядков. То, что творилось с галактикой, оравор по зову своей логики величали преддверием Большой Охоты, и Шепард нравилось, как эти слова отдаются хищной вибрацией в кончиках пальцев. Багги нёсся прочь от столицы сквозь стылое утро.***
Оравор напоминали русалок, в которых всё-таки больше рыбьего. Безносое лицо, влажно сверкающие пустые глаза, мясистые головные щупальца, спадающие на плечи. За века насильной ассимиляции с Империей им всё же удалось не потерять себя. Сложно было сказать, как глубоко бы они заселили космос, если бы протеане не встали у них на пути. Возможно, в иной реальности коммандер Шепард сражалась за свободу Земли с ордой рыбоголовых ведьм в ультрамариновых доспехах. Принцесса прислушалась к ветру и рефлекторно дёрнула верхней губой, обнажив полупрозрачные, как у пираньи, зубы. Протеанам нравилось упрямство. Воинственность, не переходящая через грань, за которой любая цивилизация превращается в разрушающих самих себя, несчастных в своей ярости зверей. Такими были они сами. Такими были оравор. Такими в глазах галактики, видимо, оказались люди. От одной лишь мысли об общности пальцы крепче сжались на новой сигарете. Горстка чумазых ораворийских детёнышей побросала игрушечные силовые копья, стоило Инари пересечь «свою территорию». Глотая пыль и вереща, они побежали за багги, а когда Джейн неуверенно отсалютовала им, искристая вспышка восторга вдруг обдала её с ног до головы. В тумане раскинулись древние руины. Пурпурные джунгли пробивались сквозь камень анфилад. На десятый год жизни, год совершеннолетия, воительниц на трое суток запирали здесь один на один с хищниками Теи, сказала Инари. На барельефах тонкие фигуры с кинжалами сражались против чешуйчатых монстров. «Священный город» оравор и не город вовсе, а скорее огромный, некогда смертельный лабиринт с подземельями и башнями, сплетения которого повстанцы выучили как молитву. У Империи обнаружилось определённое чувство такта: сакральное место патрули обходили стороной. Теперь, при всей вакханалии с Сопротивлением, игры должны были закончиться. Что-то, а идиотией четырёхглазые не страдали. В штабе ораворийские охотницы встретили её всем скопом. Вместе с ними у шлюза толпились прикомандированные Альянсом люди и горстка неизвестных ксеносов с призрачно тонкой кожей. Завидев её, существа (Шепард надеялась) приветственно затрещали хелицерами. Словно песок, перекатывающийся по железу. Кажется, это были денсорин. Мысленно коммандер ещё раз напомнила себе обсудить с Андерсоном их вербовку. Под щебет и гомон охотницы вытолкали вперёд фиолетовую от смущения азари, и Шепард сразу узнала девчонку с Земли. Синекожих в Сопротивлении можно было пересчитать по пальцам. Их находили во время облав на рабовладельческие имперские суда. Обученные грамоте или совсем дикие, укутанные в шелка наложниц или лежащие на холодных лабораторных столах — они рассказывали о планете, сверкающей лазурью моря и белизной цветов, о священной воле Янири и Атаме. Тогда повстанцы показывали, что у их всемогущих четырёхглазых богов внутри. И азари брались за оружие. Шепард пыталась честно ответить себе, поступили бы люди лучше, окажись в их руках в одночасье такая же власть над целым видом. Но не смогла. Прикрепили ко взводу перед отлётом с Земли, потупила глаза азари и улыбнулась. Моё имя Айне, помните?.. Кто-то из людей с гордым видом грохнул на стол с пивными банками оружейный бокс и сдвинул крышку. — Вот они, крошки. Ещё четыре ящика прибыло сегодня, так что у нас — флеш-рояль. Пси-бомбы выглядели как посеребрённые многослойные цилиндры с механизмом разгерметизации. Такие же Джейн держала в руках на Земле. Шепард знала, что если разрядит в бокс импульс деформации… ничего ужасного не произойдёт. По крайней мере, ни с кем в этой комнате. «Когда ты четырёхглазый уёбок, — рассказывал сержант Боуи, — то будто оказываешься в баре, где одновременно играет кантри, рок и буги-вуги каждый раз, когда заходишь в комнату, битком набитую людьми.» Джейн не могла осознать, каково это — чувствовать химию эмоций кожей, — но могла вообразить, как звучит в голове адский хор из криков боли и ужаса, как наученное железной дисциплине тело колотит от ощущения чужой паники, оседающей на пальцах. Любую химию можно синтезировать. Прямо или косвенно. В командном центре она встретилась с офицерами. Лица пленных лидеров ораворийских повстанцев витали над проектором в холодном бирюзовом свечении. Командующий штабом, мужчина-оравор с пересечённым шрамом лицом, суровый и немногословный. Шепард старалась не бросать на него больше взглядов, чем требовали приличия. О размножении рыбоголовых она не знала и не хотела знать, но когда по повстанческому братству пересекаешься с ксеносами в одной душевой, волей не волей входишь в курс дела. Встретить ораворийца было редкостью не на уровне двойной радуги, но на уровне хорошего настроения у сержанта Боуи — пожалуй. Шепард скользнула взглядом по карте: топографическое изображение двора изолятора со скудными люминисцентными пометками от руки. Было бы здорово прогнать все сценарии штурма через полупроводниковые мозги ИИ, но эхо их голосов осталось на Земле. Жёсткий запрет на создание синтетического разума, введённый Империей, оравор, как ни странно, поддерживали. Чтобы не случилось среди звёзд тысячи лет назад, люди не успели к морали этой истории. — То, что они у протеан и всё ещё живы, выглядит как ловушка, — нахмурился командующий. — Я верю в доблесть наших людей. Но если шакса хотели взломать их головы и забрать, что пожелают, то они уже должны были это сделать. Шепард молча кивнула, уперев крепко сжатые кулаки в гладь стола. Просто дайте ей комплект термозарядов, дайте то, за чем позвали, то, что она умеет делать лучше всего. — Устроить ловушку — не значит победить, — уголок её губ дернулся вверх. Именно так, как ожидали от неё цепкие взгляды в полутьме. — Кое-кому придётся хорошенько подумать, хватит ли сил её захлопнуть.***
Запах свободы обратился в запах крови и горелой плоти. Вкус железа, оседающий на языке, зелёные сгустки ораворийских внутренностей, фиолетовый цветок, расцветающий на алой глади. Глаза азари, удивлённые и остекленевшие, отражали блики солнца, похожего на погребальный костёр. Где-то вдали валил чёрный дым. Твоё имя Айне, верно?.. Инари, впившись в винтовку когтями, прижималась к холодному камню укрытия слева от Джейн и совершенно не шевелилась. На официальном уровне королева оравор открещивалась от бунтов, но тем, кому нужно было знать, конечно, знали, как всё обстоит на самом деле. «Свой человек» в администрации подогнал Сопротивлению транспорт. В 18:25 по местному времени два имперских фрахтовика вместе с повстанцами пересекли КПП. В 18:41 от двух штурмовых отрядов осталось двое выживших. Чувство зарождавшееся у Шепард в горле, как искра на кончике фитиля. Сводящее скулы, дрожащее, жгучее. Гнев не был её врагом, как становится врагом грязному головорезу, считающему себя крутым воякой после полбутылки джина. Гнев был её оптическим прицелом. — Инари, — процедила она, когда залпы дезинтеграторов с шипением врезались в бетон, но затравку приказа услышала лишь пустота. Твою мать! Если робкая инопланетянка могла превратиться в дикую тварь за долю секунды, то сейчас случалось именно это. Звериный визг, похожий на крик банши, пронзил воздух. Отряд протеан напирал на три часа, а через миг их строй разорвало нечто на четырёх ногах, стремительное, как чёртова молния. Мало что в галактике могло поспеть за разъярённой оравор. Быстрые рефлексы — плата за короткую жизнь. Инари прыгнула имперцу на грудь, впилась в шею частоколом игольчатых зубов и кубарем покатилась вместе с ним вниз по лестнице. Больше коммандер её не видела. Фитиль внутри вспыхнул и догорел. Шепард не нуждалась в зеркале чтобы знать, как раскалились бело-голубой плазмой её глаза. Пси-граната со свистом выпустила клубы, ярко-красные в лучах света. Заряд швырнул Шепард в самую их гущу. Резотрон вошёл ближайшему протеанину под подбородок, сверкнул между клыков и пробил изнутри лобную пластину. Канал тьмы разъел её щиты, но для имперцев было слишком поздно. Последний ксенос рухнул с пробитой головой, и Шепард с рычанием вдавила гашетку ещё раз, и снова, пока забрало не забрызгало ошмётками мозга, пока раскалённый термозаряд не ударился о землю в звенящей после выстрелов тишине. Вот дерьмо. Когда взгляд дёрнулся к новому движению на грани видимости, инстинктам понадобился миг, чтобы опознать существо, такое же безликое и желтоглазое, как весь его народ. Ещё меньше, чтобы лишиться клочков надежды, что кто-то из повстанцев ещё жив. Единственным правилом при встрече с протеанским боевым аватаром было: «беги». Шепард повторила правило про себя, скомкала и выбросила прочь. Коснулась зарубки на «Крестоносце» и улыбнулась. Так улыбается смертник перед прыжком в объятия пламени. И так же — хищник, предвкушающий запах хорошей охоты. Аватар посмотрел на трупы у ног Шепард, запачканной их же содержимым, но ни один мускул на уродливом лице не дрогнул. От чувства собственного превосходства в янтарном взгляде тянуло блевать, но противник явно был не из тех идиотов, что недооценивают врага. — Твои люди мертвы, — протеанин асинхронно моргнул жабьми глазами. — Это лучшее, что могло предложить Сопротивление? Лицо его оставалось суровым, но в тени, скользнувшей по нему, Шепард почуяла едва уловимую насмешку. На миг эта тень превратила чужеродную тварь, порождённую чужеродной военной машиной, в живое существо. Солнце за его спиной догорало в розово-золотом зареве, касалось лучами алой брони. Где-то в небе послышался рокот имперских кораблей, некогда ставший колыбельной её детства, о которой она не просила. Мыском ботинка Шепард толкнула голову одного из протеан так, чтобы четыре мёртвых глаза встретили четыре живых. — А это — лучшее, что могла предложить Империя? Всё случилось быстро — даже для её рефлексов. Шар зелёного огня сорвался с чужих пальцев. Ревущая волна биотики отшвырнула Шепард в стену. Подошвы с силой врезались в бетон, раскалённо-голубая пружина сжалась под стопой и бросила тело вперёд, оставив за собой фронт концентрических трещин. Аватар увернулся. Резотрон со свистом мазнул по острой скуле. Тут же кулак прилетел Шепард в лицо — так, словно это хренов железный молот, но с этой секунды и впредь боль лишь подливала масла в бушующий в венах огонь. Она убила всех, кто нашёл хорошей идею подчинить её планету. Убьёт и его. Протеанин вскинул дезинтегратор, но синий кокон окутал её фигуру и Шепард снова рванула в атаку. Аватар приготовился парировать, но не рассчитал, что землянка окажется достаточно сумасшедшей, чтобы столкнуть его с обрыва собственным телом — как пушечным ядром. Под площадкой раскинулось навскидку три этажа пустоты. Вцепившись друг в друга, они полетели вниз, и чёрная дыра разрослась у Шепард где-то под диафрагмой. Земля встретила их клубами взвившейся пыли. Через пару секунд катания по битому стеклу Шепард нависла над аватаром. Прикосновение чужих ладоней обожгли нейроны там, где кожа коснулась кожи. Тысяча голосов ворвались Шепард в голову, и каждый был полон холодной ярости. Её ярость была горячей, кипучей, пылающей за всю Землю, и Шепард прекрасно знала — враг чует её точно так же, как и она сама. Бесконтрольный дар протеан бешено работал в обе стороны. Трёхпалая рука тисками сдавила Шепард горло. Вторая держала её запястье прямо меж раскалённых дуг крепления резотрона. Янтарное острие дрожало и качалось над оскаленным протеанским лицом, отражаясь пламенем в четырёх распахнутых глазах. Шепард зарычала, и кровь из разбитой губы вздулась пузырями между зубов, разбилась каплями о чужую кожу. Всего пара сантиметров. Ещё чуть-чуть. В миг, когда ксеносу снова достало сил отшвырнуть её биотикой, лезвие резотрона достигло своей цели. Но на этот раз Шепард не приземлилась на ноги. Удар вышиб из тела весь воздух, уронил на грудную клетку чугунный пресс, и пару долгих, судорожных секунд она пыталась заставить свои лёгкие сделать хоть один вдох. Сквозь пелену, застлавшую глаза, она увидела, как протеанин поднялся и ощерил клыки. От скулы, через большой правый глаз до границы лобных пластин на его лице зияла глубокая рана. Из-под рассечённого века сочилась бело-золотая слизь. Протеанин качнулся от боли, и тогда Шепард рванулась к нему из последних отчаянных сил. Потому-то лезвие кинжала, блеснувшее серебром, она заметила слишком поздно. Металл вошёл ей под рёбра между пластин брони. Крик гнева застрял в горле. Ноги подкосились. И в тот же момент имперец рухнул на колени вместе с ней. Рёв двигателей вновь разорвал воздух когда Шепард — нет, первобытная программа выживания, мечущаяся зверем в её голове — рвано мотнула головой в поисках новой угрозы. Могучие руки рванули её на себя, тварь, раненая и опасная, осталась где-то в пелене взбитой шаттлом пыли, и зверь заставил слабеющее тело неистово рваться из чужого захвата. — Шепард!.. Шепард! — орал Вега, и голос его добирался до сознания словно сквозь воду. — Дайте мне его добить! — закашлялась Джейн, давясь кровью. — Дайте мне!.. Внутри шаттла тряслись одна спасённая ораворийка и Инари. С пустыми глазами, измазанная рубиновым и зелёным, но, чёрт возьми, живая. Тогда Шепард осела на скамью. Потухла, как спичка, пока Джеймс ругался по-испански, возясь с панацелином — всё тише и тише, дальше и дальше. Золотое солнце догорало на горизонте.