Aidu

Солнечная система. Земля. 1,5 стандартных галактических года до начала Жатвы.

      Кровь стекала по носогубной складке и капала вниз — на янтарное в сполохах огня стекло. Собственное раздробленное отражение в осколках было забрызгано алым, и задним числом Шепард понимала, почему повстанцы за её спиной замерли в гробовом молчании, словно лицезрели явление Христа народу. Минуту назад всё это циркулировало и бурлило внутри сосудов отряда имперских стражей. Спустя тридцать лет с тех пор, как протеане спустились на Землю, люди возвращали свой дом назад. Младший Наместник Джават Таллик, воплощение воли Империи на этой безумной планете, скривился от боли. Из раны на его боку, зажатой ладонью, вперемешку с кровью толчками сочилась какая-то ржавого цвета дрянь. Золотые глаза полыхнули такой горячей ненавистью, что ей можно было бы раскочегарить дредноут. — Ты не понимаешь, какую силу разозлила, — прорычал он. Бояться — вне протеанской доктрины. Даже в пальцах чиновника всегда есть пистолет, который обязан выстрелить, когда поражение неизбежно: а в себя или во врага — дело стартовых условий. Но когда Шепард подступила к нему медленно-медленно, завела ладонь под затылок почти нежно, то встретила вспыхнувший страх в его двойных зрачках как старого друга. — Я, конечно, не телепат, как вы, — хрипло прошептала она наместнику в самое ухо, — но даже я ощущаю, что ты вот-вот обоссышься. Мономолекулярное лезвие врезалось в шейные хрящи с глухим шипением. Когда в экзосфере разгорелся бой, отряд Шепард начал штурм штаб-квартиры наместника. Когда через четыре или четыре тысячи часов кровавой бани коммандер отчитывалась, что задницы протеанской верхушки в её руках, то едва смогла расслышать голос оператора на том конце. На том конце кричали, матерились на нескольких языках, а кто-то некрасиво рыдал. Они победили. «Однажды, — сказал ей сержант Боуи, — люди отвоюют свою планету назад, либо сожгут её к хренам вместе с четырёхглазыми уёбками и собой. Лишь бы никому не отдавать. Потому что такова наша природа.» От отряда Шепард осталось три измотанных человека и ксенос в придачу. Голо-эмблемы Сопротивления гордо алели на их наручах. Ораворийка моргнула лупатыми рыбьими глазами. Кончики серых головных щупалец, лежащих на её плечах, коротко шевельнулись. Когда-то, тысячи лет назад, её вид проиграл Империи свою войну. Сегодня флот оравор прошёл ретранслятор «Харон» и зажал протеанские корабли в тиски вместе с силами Альянса. Завтра Шепард отправится туда, куда укажет четырёхпалая серая ладонь, потому что за любую помощь надо платить. Потому что «только вместе мы превозможем» и прочее, на самом деле правильное, дерьмо. Вега коснулся её плеча и Шепард вздрогнула: судорожно, по-звериному. Он улыбнулся одним уголком губ. — Здесь я разберусь, а? «Иди». Когда, пошатываясь, коммандер вышла в бурую от пожаров ночь, в небе вились золотые искры, а ватный воздух рвал далёкий рёв сирен и редкие вспышки автоматных очередей. Лестница из маслянисто-чёрного камня тянулась из башни вверх, к опоясавшей цитадель стене, и коммандер пошла на смутный голос толпы. Чужая голова покачивалась на влажных от крови пальцах. Гранитное крошево заскрипело под протекторами. Шаг первый. Малышке Джейн пять лет, и она бродячий вшивый щенок, дитя безымянных матери и отца, заставших вторжение протеан когда им было от силы семнадцать лет: возраст грёз о Ретрансляторе Харон и золотом веке человечества на просторах Млечного Пути. Джейн приучается выживать, а на кончиках её пальцев цветут голубые искры. Шаг второй. Джейн пятнадцать и она стоит перед покрытым шрамами повстанцем, гневно сжимая агитку в кулаке. У Джейн — пубертатное обострение жажды справедливости и слишком серьёзные глаза. «Дайте мне винтовку, я буду стрелять в протеан, пока они не уберутся с Земли к чертям собачьим», — выплёвывает она. Старик-повстанец улыбается, а на вид словно кривится от зубной боли и протягивает Джейн кристалл памяти. Вражеское устройство гудит и сияет в её пальцах. Джейн видит орбитальные обстрелы, штурмовики, горящие в зелёных лучах протеанских кораблей как бумажные журавлики и чувствует вкус пепла на губах. Видит память тех, кто пережил вторжение. Видит тысячи звёзд, во свете которых случилось то же самое ещё до того, как люди впервые поднялись за облака. Джейн пятнадцать и она плачет, зажав рот дрожащей рукой и уткнувшись лбом в холодную плитку казарменного сортира. Плачет так, как уже не будет плакать никогда. Шаг третий. Шепард двадцать пять и она без вопросов и сожалений всаживает пулю во всё, у чего четыре глаза. Шепард двадцать пять, и усилителей в её теле больше, чем огоньков на сраной рождественской ёлке. Из щенка вырастает пёс, а из пса хороший солдат — исполнительный и покорный, умеющий вести стаю и прижимать уши когда нужно. Заряд деформации искрится в её ладони, как готовая умереть звезда. «Эта рыжая сукина дочь выбирается, сколько бы протеан не пустили по её пятам», — шепчутся повстанцы, и в голосе их год за годом прорастает торжество веры. Шепард готова прыгнуть в бездну и вернуться из неё, но воевать с галактической Империей — значит уметь стрелять в спину, значит скрываться под землёй, значит препарировать пленных живьём, чтобы найти слабость в жилистых, покрытых хитином телах. Это — история не про героев. Шаг четвёртый. Шепард тридцать один, и над её головой только небо. Четверо протеан в позолоченных одеждах, выстроенных на коленях вдоль края стены, смотрели прямо. Четверо сопротивленцев за их спинами держали винтовки на прицеле. Одну из них — молодую азари — мелко колотило, так, что она не в силах была удержать биотику под кожей, и то, что это происходило под пристальным взглядом старшего по званию, заставляло голубые вихри вспыхивать ещё ярче. Протеанская архитектура вгрызалась в городской пейзаж малахитовыми зубьями. Покинув подвалы, укрытия и бункеры, к вратам цитадели уже стекались так и не бросившие город люди. — Всё, что мы делаем, мы делаем лишь для того, чтобы объединить Галактику! — начала Шепард, глубоко втянув ноздрями воздух, и площадь замерла в тишине. — А если вы, варвары, не понимаете этого, то ваша примитивная раса ещё не доросла до такого понимания! — Протеане покорили космос ещё тогда, когда ваши предки изобретали колесо! — повысила голос она, вскидывая отрубленную голову. — И если вы не примите превосходство Империи с честью, — довершила она слова наместника, швыряя голову в уже ревущую толпу, — мы заставим вас сделать это силой! Под какофонию сотен глоток Шепард плавным шагом зашла азари за спину и положила подбородок на наплечник так, что дыхание её коснулись серебристого шрама от рабского ошейника на лазуритово-синей шее. То, что она собиралась сделать, могло не понравится командованию даже с учётом того, что протеане никогда не торговались за пленных. Майор Кайл от их лица мог уведомить, что надерёт Шепард задницу прямо в это жаждущее возмездия человеческое море. Если слишком долго быть уверенным в прочности поводка на шее своего пса, легко пропустить момент, когда он оборвётся. — Чего ты ждёшь? — шепнула Шепард, надавив на синие ладони так, чтобы дуло винтовки уперлось в клиновидный затылок. «Вы не понимаете, какую силу разозлили», — сказал Джават. Шепард понимала. За первым выстрелом почти в унисон прогремели ещё три.