Пункт базирования 12-го флота Протеанской Империи, окраины системы Сабир. Девять стандартных галактических лет с начала Жатвы.
Он преследовал их два дня и три ночи. Втягивал ноздрями нагретый воздух, железный от крови, шёл по руинам разрушенного Жнецами города, и беженцы из народа вандомар, слишком оглушённые неверием в то, что всё ещё живы, не смотрели на аватара Империи, не преклоняли перед ним колено. Не благодарили израненное протеанское войско за (мимолётную) победу. Экипаж его фрегата — от единицы боевой группы до врача — солдаты, закалённые сотней битв, и, в конце концов, охотясь за ними, Явик потерял всё, кроме старого кинжала. Чтобы сломить волю, Жнецы затупили их разум, но оставили самое важное. Амал сражался так же яростно, как рвал хасков когда-то. Тэхэк действовал хитро и скрытно, как тень в безлунной ночи. Шая до последнего верила, что стреляет в своего капитана во имя спасения их народа. Когда он копал могилу в крепкой сухой земле, под бордовым небом Кроновой Туманности с редкими звёздами стояла ватная тишина. Когда к глазам мертвецов сползлись трупные мухи, он молча смахнул их и начертал погребальный узор на семи лбах кровью из семи распоротых глоток. Слабаки и предатели не заслуживали даже этого. Его верные братья и сестра заслуживали всего. Явик пытался удержаться на лезвии ножа. Бросив вниз последнюю горсть, он слепо побрёл в сторону восходящего солнца и лишь тогда, спустя десяток шагов, рухнул коленями в пыль, ибо впервые за трое суток вспомнил о каждой ране и каждом часе без пищи и сна. Окровавленный. Жалкий. Жалкий. В тот миг, разделённый между ним и безмолвной пустыней, тихие предсмертные крики в ушах превратились в надсадный, нарастающий звон. Явик — аватар мести. Его произвели на свет лишь для того, чтобы сразу отдать в Дом Клинков, где детёнышей учат убивать с того же дня, как хрупкой руке впервые достаёт сил удержать оружие. Слова «отец» и «мать» ничем не отдаются в его груди. Его джалаал* могли не знать друг друга. Как у него самого, у каждого воина Империи, стоящего хоть что-то, есть генетически предначертанные избранники, связь с которыми подарит их расе лучшее потомство. Отдать в Дом Клинков родную кровь не было принуждением. Это было традицией, взрастившей протеанской армии великих героев. Это было честью. Теперь, когда пришли Жнецы, это стало жестом отчаяния. Теперь солдаты, как бы это не звучало, жили дольше многих. Кропотливо взращенные для войны вдали от неё, они хотя бы переживали собственное детство. Пока повстанцы сетовали на жестокость судьбы и винили в этом Империю, протеане держали армаду Жнецов у Транбира-9 целых три года. Пока Сопротивление ставило ультиматум, а наместники спорили о нём и ругались между собой, время утекало сквозь пальцы. За девять лет Жатвы Явик видел, как одурманенные жители Юдора, брошенные хозяевами, выскребали друг другу синие глаза в приступе безумия. Как рои хасков, выведенных из расы жа’тил, оставляли от живых солдат стенающее, лишённое кожи месиво из плоти. От храма в горах его родной планеты, куда наставники гнали их на тренировки с каждым алым рассветом, осталось лишь пепелище. Протеане боролись. И каждая война, пережитая ими до Жатвы была ещё одним днём для этого цикла. Когда-то космический императив вознёс его народ на вершину чтобы присматривать за остальными и лучше видеть с высоты верный путь. Жестоко, но справедливо. Явик — аватар мести. Его предназначение — нести возмездие врагам Империи, кем бы они ни были. Ненависть к Жнецам заполнила его вены и потекла так свободно, будто спала в сердце всегда и лишь ждала своего часа. Всё остальное уже не имело значения. Всё остальное — трата бесценного времени, повторял он себе, сжав кулаки сложенных за спиной рук, когда женщина с волосами, красными, как медь в крови, проклятый человек, порождение варварской расы, усмехалась и диктовала свои условия на камеру. Флот Сопротивления, эхо былого, прозвучавшее вновь, стоял за её спиной. А истерзанная Империя вдруг ничего не смогла с этим поделать.***
Писк коммуникатора не разбудил его — Явик уже не спал. Путь до точки назначения был дорогой без мыслей и чувства времени. Он торопился получить ответы на неозвученные вопросы больше, чем готов был признать. Тоннели стыковочных модулей, хрустальные звёзды и базальтовые скалы луны Сабира-3 слились в одну гомогенную ленту. Явик ступил за порог изолятора и приложил изрядную долю сил чтобы не задохнуться взвесью эмоций. Два стража ударили кулаками в грудь и склонили головы в ритуале почтения, спешно пытаясь задавить малодушный испуг. Один развернул ладонь, ожидая дозволения предоставить детальный рапорт. Цепи, борьба, рычание, крик, паника, ЯРОСТЬ. За зелёными гексагонами антибиотического барьера, не поднимая головы и подогнув колени, коммандер Шепард держалась лишь на кольцах стазис-поля, развёдших в стороны её руки, и воздух вокруг вибрировал от холодного, чёрного гнева. — Где моя команда? — глухо прорычала сопротивленка, и шипы угрозы впились в кожу, но не скрыли предательской дрожи волнения в голосе. Только тогда она подняла лицо, и странные, незнакомые импланты в зрачках сверкнули из-под спутанной чёлки, словно угли в костре. Не то чтобы Явик хорошо её помнил. Но помнил разведданные на своём столе спустя год с начала Жатвы. О том, что шабар* мертва. Сопротивленка скользнула взглядом по его фигуре, и когда складка между её бровей разгладилась, а губы вдруг глумливо дрогнули, Явик понял, что женщина смотрит на линию шрама, пересекавшую его глаз. — Выпусти меня, п’хелек. Не делай хуже. Оскорбление на колониальном протеанском наречии не нуждалось в автопереводчике. Средней грубости акцент выдавал привычку, но, пожалуй, ему не хватало упора языка в нижний ряд зубов. — По законам Империи, — вкрадчиво начал Явик, склонившись к сияющей оболочке, — если бы не твоя речь для Совета Двенадцати Голосов, всего неделю назад твои внутренности следовало бы вывесить гнить на солнце в назидание всей галактике. Фраза «если бы не временное перемирие» всё ещё давалась тяжело для его гордости. Смех, негромкий и хриплый, разлился по комнате. — Если бы я не старалась держать себя в руках, когда твои друзья решили наставить на меня пушки на выходе из ретранслятора, никто бы не посадил меня в клетку. Имперские постовые штурмовики, взявшие на прицел повстанческое судно. Бесплодный обмен сигналами. Серая пыль луны, ругань, залпы лучевиков, отчаянный страх плена и голубое зарево биотики в небе. — Ты убила одного из солдат. — Мне жаль, — соврала сопротивленка. Движением пальцев по панели генератора Явик красноречиво усилил напряжение стазис-поля. — У меня есть дело к твоему хозяину, — женщина облизнула разбитую губу, — Сделай запрос на Сабир. Вас должны были уведомить и я понятия не имею, в чём, нахрен, проблема. «В Жнецах, сопротивленское отродье» — мысленно процедил Явик, но вслух лишь холодно спросил: — Что Эрхару Джахту может быть нужно от тебя? Уголок её рта снова дёрнулся вверх в раздражающем подобии усмешки. Явик привык, что людей можно читать как открытую книгу, и ему категорически не нравилось стоять перед лицом неизвестности. — Как насчёт секрета древнего оружия в моей голове, которое может прикончить Жнецов? И того, что у нас очень мало времени?.. Судя по всему, нечто в его взгляде всё же пробилось сквозь стену недоверия, и шабар склонилась к барьеру, хитро заглянув Явику в глаза. — Возьми и проверь. Жестом он дал сигнал стражам опустить оружие. — Если выкинешь глупость — убью. И скажу твоим хозяевам, что ты позорно подорвалась на своей же гранате. — Хочешь угрожать мне — сделай это один на один. Изумрудные гексагоны распались на сверкающие хлопья. Сопротивленка тяжело приземлилась на ноги. Веселье в огненных зрачках погасло так же быстро, как зажглось. Она протянула вперёд ладонь. На запястье, там, где час назад смыкались наручники, цвели кровоподтёки — следы упрямого, живого, слепого и дикого непринятия несвободы.Луна Сабира-3 Девять стандартных галактических лет с начала Жатвы.
День, когда мир перевернулся, Шепард помнила слишком хорошо. Помнила вплоть до капель, сверкающих на запотевшей банке с энергетиком в пальцах мальчишки-связиста, застывшего с широко распахнутыми глазами. На голо-экране под трубный рёв не иначе как ангелов апокалипсиса сгорало сердце Протеанской Империи. Цитадель. Шепард тогда, конечно, понятия не имела, что такое Жнецы. Не знала даже, могли ли существа, обрушившие на протеан свою ярость, стать… друзьями?.. Но уже тогда первый раз в жизни тревожным эхом в голове пронеслось: «Ну же, четырёхглазые». Вы же не можете проиграть так… просто?.. Через три минуты ей доложили, что ретранслятор «Харон» отключился. День своей смерти Шепард не помнила совсем. Только панику удушья и антрацитово-чёрный купол над головой. «Цербер» собрал её по замёрзшим ошмёткам костей и мяса. «Цербер» — группировка повстанцев, слишком радикальная даже в глазах Сопротивления, от которой отреклись, словно от ребёнка-психопата, которого не успели абортировать. Шепард очнулась в лаборатории проекта «Лазарь» и тут же рухнула на пол, выблевав под ноги желчь и воду. В новом мире она была мертва два года. В новом мире раз в пятьдесят тысяч лет всю разумную жизнь в галактике пожинала богоподобная раса древних машин, явившихся из ниоткуда. Что из этого, блять, казалось наиболее безумным?.. Ретрансляторы больше не функционировали. Основной удар пришёлся на четырёхглазых, а сводки с передовой шли с месячным опозданием сквозь звёздную пыль: может, поэтому первые пару лет миллиарды разумных ещё верили, что это не конец света. Когда Жнецы, наконец, явились на Землю, Шепард поняла, зачем Харпер её воскресил. Это действительно был сраный конец света. А на грани конца люди нуждались в чудесах. Когда учёные «Лазаря» с вежливой улыбкой увещевали Джейн, что не тронули ни одной клетки её мозга, Шепард прекрасно знала, что это ложь. Никто не возвращается с того света «таким, как раньше». Никто не станет тратить ресурс на оружие, которое может не выстрелить. Из неграмотной рыжей беспризорницы в героиню Сопротивления. Из героини в хренова Иисуса Христа. «Цербер» всучил ей дробовик и сказал: «встань и иди». И Шепард пошла. — Я ухожу, — хмуро бросила она, когда ретрансляторы по неясной причине активировались вновь, и Жнецы, которых сдерживала Империя, хлынули отовсюду неумолимой волной. — Мы собираемся заключить перемирие с протеанами. Я собираюсь. — Вы осознаёте, чего вам будет стоить это решение? — вкрадчиво осведомился Харпер ей в спину и, — Шепард услышала, — струйкой выдохнул сигаретный дым. Каблуки сапог щёлкнули у самой двери. — Что скажут повстанцы, которые боготворили вас и перед которыми вы трясли отрубленной головой? Что скажут миллионы людей, потерявших из-за Империи родных и близких? «Такие как ты?» — подумала Шепард, но не озвучила. Губы напряжённо сжались в линию. — Ты вернул меня, чтобы сражаться против Жнецов, — огрызнулась она, обернувшись и заглянув лидеру «Цербера» в лицо, — так что не строй из себя идиота. С ретрансляторами ни у кого больше нет в запасе сотни лет. Империя сгинет в одиночку. И мы сгинем. У нас нет выбора. Только тогда, в момент пересечения с её взглядом, в пронзительной синеве глаз Джека Харпера что-то дрогнуло. — Я не идиот, — ответил он, — и причина, по которой ты уходишь отсюда не отстреливаясь от армии АТЛАСов, в том, что я знаю: ты не рада тому, что происходит, Шепард. Ответь себе честно: веришь ли ты, что как только Жнецы окажутся побеждены, обещания будут значить для Империи хоть что-то? Харпер стряхнул пепел в пепельницу. — Разумеется, я надеюсь, что, подобравшись к протеанам близко, вы разнюхаете о всех их слабостях как можно больше и любезно передадите эту информацию в руки человечества, коммандер Шепард. Касаясь голозамка, Джейн не сказала ничего, но кожей ощутила, что её молчание совсем не сошло за «нет».***
Спустя час после того, как с неё сняли наручники, но перед тем, как «Нормандия» прогрела двигатели для старта к Сабиру, лёгкая поступь шагов разнеслась эхом по коридору. По конституции тела протеанские женщины слабо отличались от мужчин, но гостья, вошедшая к Шепард в изолятор, была невысокой и тонкой, а черты её лица сквозили строгим изяществом. — Я Элая Вран. Старший научный сотрудник института многомерной физики Мавир Ша, — начала протеанка негромко и торопливо, — Сейчас, пока я разговариваю с вами, средства слежения в комнате отключены. Провернуть такое раньше было бы немыслимо, но Жнецов ждут со дня на день. Вы сами видите, во что превратился закон и порядок теперь, и… Так или иначе, если я попадусь, меня ждёт суровое наказание. Шепард склонила голову набок. Элая постучала костяшками по кейсу в своей руке. — Хотите честности? Официально я здесь под предлогом того, что попытаюсь обойти синаптическую защиту в вашей голове и вытянуть всё об этом вашем Горне любым методом, который вас не убьёт. Протеанка отставила кейс в сторону и протянула вперёд ладонь. — Но я пришла предложить помощь. Давайте не будем медлить, используя слова. Взгляд, выжидающий и открытый, встретился с недоверчивым взглядом Джейн. Бледно-сизая кисть выглядела хрупкой. Шепард почудилось: её, наверно, так легко сломать. «Я ожидала больше агрессии», — сухо подумала Элая, и импульс серебряной дрожью побежал по нейронам через рукопожатие. Во внешнем мире подходила к концу доля секунды. «Моя агрессия существует только для тех, кто прилетает с оружием на мою планету.» «В самом деле?..» «Зачем вы пришли?» «Не все протеане согласны с идеалами Империи, коммандер Шепард.» Не то чтобы Джейн не знала, что так может быть. Не то чтобы у неё в голове ещё сжигал себя изнутри жестокий подросток, для которого захватчики с далёких звёзд стали безликим роем, не имеющим права на личность — и мир не казался местом, готовым её разубеждать. Локомотив с двадцатью вагонами, полными старой вражды, не остановить без тормозного пути, ведь так?.. Вспышку удивления в режиме ментальной связи никак не скрыть. «Не поймите неправильно, — добавила Элая, — я здесь не ради вас. Империя учила нас гордиться тем, что мы — протеане, и я горжусь. Но я — учёный. А нам в гораздо большем смысле дозволено… свободомыслие.» Чужие пальцы сжались чуть крепче. «Я знаю: для многих мы стали мудрыми наставниками. Но ещё я знаю, как многим Империя причинила боль. Я никогда не владела рабами. Никогда не ходила в военные походы — я и винтовку-то едва удержу. Но я знаю, что там происходило, коммандер. Когда началась Жатва, каждую ночь я засыпала с мыслью, что в памяти этого цикла мы можем остаться теми, кого ненавидели или боялись. Видят звёзды, я не желала этого. Мы не желали. Нас… не так много, но больше, чем вы думаете, коммандер.» Элая опустила голову. «Даже беглого взгляда на данные о Горне мне хватило, чтобы понять: это может сработать. Учёные Сабира приложат все усилия, если Наместника придётся убеждать. Думаю, впервые за последние годы я лягу в постель с надеждой, что у Империи ещё есть шанс "искупить грехи", как говорят люди. Я не считаю, будто ваши руки чисты. Простые протеане не виноваты в ваших несчастьях. Их... никогда не учили жить иначе, Шепард. Но свобода, за которую вы сражались, принадлежит вам по праву. Я… обещаю, что сделаю всё возможное ради нашего общего будущего. Пообещайте... Пообещайте и вы.» Элая разорвала контакт и отступила на шаг. Ни она, ни Шепард не проронили ни слова вслух, но, должно быть, взгляда оказалось достаточно. Сдержанно кивнув, она торопливо покинула изолятор. Только тогда, в тишине, Джейн почувствовала, как быстро бьётся сердце. --- Джалаал — биологические родители протеан, выращенных вне семей для определённой службы. Шабар — полуругательство для обозначения особо «выдающегося» врага Империи.