***
Дерек не может не наслаждаться удовольствием на лице Стайлза, когда он сидит и ест вместе с остальными. Он выглядит счастливым, довольным и гораздо более спокойным, чем с тех пор, как они его вернули. Это проблеск того Стайлза, которого он начал бояться, что они никогда больше не увидят. Стайлз делает паузу на середине поглощения вафли, чтобы посмотреть на шерифа, который жует яичницу с беконом, вероятно, пытаясь решить, стоит ли ему комментировать это. — Я все еще не уверен, откуда я это знаю, — осторожно начинает Стайлз, — Но ты не должен это есть, папа. Это нехорошо для тебя, — мрачно говорит он, глядя на Дерека, все еще проверяя его реакцию, как и всегда, чтобы убедиться, что он не говорит ничего неуместного. Шериф улыбается и откладывает вилку. — Ну, Стайлз, тебе это известно, потому что ты просмотрел ВебМД, Википедию, «мужское здоровье» и дюжину других сайтов после того, как прочитал статью в классе здоровья об увеличении частоты сердечных приступов среди людей старше 40 лет. — О. — А поскольку мне уже за сорок, ты был убежден, что, несмотря на безупречные результаты моего ежегодного медицинского осмотра, которые ясно показывают, что с сердцем у меня все в порядке, что мои врачи ошибаются, и мне нужно сократить потребление натрия, красного мяса и всего, что вообще стоит есть. — Значит, с вашим сердцем все в порядке? — недоверчиво спрашивает Айзек. — Конечно, — подтверждает шериф, — В полном порядке, я как огурчик. — Тогда почему я говорю, что это нельзя есть? — спрашивает Стайлз. — Я… э-э… думаю, ты просто очень осторожен, — отвечает шериф. — О. Это полу ответ, и все это знают. Стайлз откидывается на спинку стула с озадаченным видом, вероятно, роясь в своих воспоминаниях на случай, если где-то есть ключ к разгадке. Ты уже потерял маму. Ты до смерти боишься потерять отца, мы все это знаем. Так что, если ты думаете, что принудительное кормление его овощами и заменителями яиц даст ему больше лет жизни, конечно, ты будешь приставать к нему с этим. — Так что, если тебе все равно, я бы предпочел пока не возвращаться к кроличьей диете. — Ты должен есть то, что хочешь, если это не причиняет тебе вреда, — просто отвечает Стайлз и отправляет в рот большой кусок сладкой вафли. Через несколько минут Стайлз застывает с кусочком на полпути ко рту. Он отключился в памяти, и все они с тревогой наблюдают за любым признаком того, что это еще один приступ. Он возвращается тут же с душераздирающим выражением горя на лице. — Я знаю почему, — тихо говорит он. — Стайлз… — начинает отец с болью в голосе. — Статью написали через три дня после твоего дня рождения, — продолжает Стайлз, не обращая внимания на то, что его перебивают, — И я подумал, что ты уже в возрасте. Это могло случится и с тобой… ты мог бы быть в порядке, а затем в одну секунду умереть, и что это будет даже хуже, чем… даже хуже, чем мама, — прежде чем продолжить, он встречает взгляд отца, — Мама умерла, — говорит он надтреснутым голосом. Ясно, что это первый раз, когда он понимает, что женщина в воспоминаниях — это та, о ком он когда-то волновался, но больше он ее никогда не увидит, — Я имею в виду… я знал, что это так. Они говорили об этом. Я знал, что мама умерла, но это не имело значения, пока… пока… Пока ты не вспомнишь достаточно, чтобы понять, кем она была, что она много значила для тебя, и как сильно ты будешь по ней скучать. В следующее мгновение шериф вскакивает со стула и крепко обнимает сына. — Знаю, Стайлз, знаю, — отвечает он со слезами на глазах, — Я тоже по ней скучаю, — Стайлз утыкается лицом в плечо отца, и Шериф обещает, — Но я здесь, и я никуда не уйду, хорошо? И если тебе от этого станет легче, я буду есть эти ужасные вегетарианские бургеры до конца времен. Обещаю. Не похоже, что Стайлз будет готов отпустить шерифа в ближайшее время. Дерек чувствует, что вторгается в личную жизнь, поэтому тихо встает и уходит в кабинет. Айзек не отстает. Это не все будут торты с динозаврами и вафли сахарной лихорадки.***
— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает Скотт, когда приходит днем. — Да, намного. — Я так понимаю, глаза все еще немного чувствительны? — спрашивает Скотт. — Нет, просто в темных очках я выгляжу круче. Слова вылетают прежде, чем Стайлз действительно хочет, чтобы они прозвучали. Что-то в них звучит правильно, поэтому он не беспокоится, пока все в комнате не замирают. Блять. — Прости, я… — быстро говорит он. — Чувак, не извиняйся! — легкомысленно отвечает Скотт, — Ты только что пошутил, Стайлз! — Ты сказал что-то саркастическое! Это офигенно! — добавляет Айзек. — Никогда не думал, что буду рад это слышать, — добавляет Дерек, и он тоже улыбается, так что все должно быть хорошо. Стайлз ухмыляется на их утверждение. Он не собирался этого говорить, поэтому до сих пор не уверен, что заслуживает похвалы. Тем не менее, они все довольны, поэтому ему придется чаще отпускать подобные комментарии. — Что в сумке? — Айзек удивляется. — О, я… э—э… я подумал, что если Стайлз помнит, как ему было девять, он, вероятно, помнит и Гран Туризмо 2, поэтому я вытащил плейстейшен с чердака. — Да, помню! — взволнованно отвечает Стайлз, — Я всегда выигрывал! — Да, но, ты не всегда выигрываешь. — В основном я помню победы, — настаивает Стайлз. — То есть, конечно, ты был хорош, но иногда я тоже выигрывал, — настаивает Скотт. — Мы можем поиграть? — Да, черт возьми, мы можем поиграть! Стайлз поворачивается к Дереку, который сияет так ярко, что Стайлз не может не улыбнуться в ответ. — Дерек, это… — Конечно, все в порядке, — соглашается Дерек, прежде чем Стайлз успевает задать вопрос, — Я же тебе говорю, Стайлз. Все, что ты хочешь делать, разрешается. Только некоторые вещи тебя не устраивают. Как с Айзеком. Так что я продолжу спрашивать. — Спасибо! — говорит он вслух. Следующие несколько часов они проводят, играя. Стайлз выигрывает почти всегда, хотя, по общему признанию, Скотт тоже иногда выигрывает. Он думает, что и так хорошо. Даже когда он проигрывает, Скотт, кажется, не очень возражает. Голоса в глубине его сознания продолжают настаивать, что это не полезно или практично, или что-то еще, чтобы помочь сохранить его место здесь, но один взгляд на Дерека успокаивает все беспокойство. Он явно счастлив сидеть здесь с тремя бетами, по очереди участвующими в гонках, хотя Стайлз старается его не обыгрывать. Даже папа решает сыграть, хотя он терпит крушение и сдается после нескольких попыток. Отличный день, решает Стайлз. Достойный того, чтобы засесть в его памяти вместе с другими воспоминаниями, уютно устроившимися там.***
— Там что-то есть? — интересуется Айзек. — Что? — Там что-то есть? — повторяет Айзек, двигаясь, чтобы посмотреть через плечо Стайлза в окно на задний двор, ища то, на что тот смотрел. — Нет, — отвечает Стайлз, — Я просто задумался, — он неуверенно переводит взгляд с Дерека на задний двор, прежде чем решиться, — Дерек, а я могу выйти на улицу? Сейчас слишком светло. Так что не сейчас, но потом, когда стемнеет, можно? — Конечно, — отвечает Дерек, — Сегодня утром твой отец убрал тебя из системы пропавших без вести. Если ты хочешь выйти, то, конечно, можно. Стайлз усмехается, глядя в окно, и Айзек видит дерево, на которое он смотрит в дальнем углу двора. Скотт, должно быть, тоже это видит, поэтому ему становится интересно: — Ты помнишь качели в шине? — Да, но теперь ее нет, — отвечает Стайлз, — Мы все еще можем залезть на дерево, — с надеждой добавляет он. — Бьюсь об заклад, мы могли бы где-нибудь найти старую покрышку до заката и починить качели, — предлагает Айзек. — Правда? — Да, черт возьми, — подтверждает Скотт, — Пойдем, Айзек. Обычно их целая куча за мастерской. Мы можем попросить одну и купить немного еды на ужин. — Я могу приготовить, пока вас не будет, — предлагает Стайлз, — Сегодня среда, — добавляет он, — Я всегда готовлю по средам, верно? — он спрашивает Скотта. — Да. Если только ты не против. — Я хочу сделать тако по маминому рецепту, — отвечает Стайлз, — Если ты не против, Дерек? Чувак, когда ты поймешь, что Дерек позволил бы тебе даже делать пироги с грязью и есть их с улыбкой, если бы ты этого хотел. Конечно, все в порядке. — Да, звучит идеально. Я помогу, если хочешь, может, ты покажешь мне, как их готовить. Стайлз ухмыляется. — Да, я могу тебе показать. Скотт и Айзек отправились на поиски покрышки. Стайлз и Дерек направляются на кухню. Стайлз не единственный, у кого есть детские воспоминания. Айзек все еще помнит качели, которые они с Кэмденом поставили однажды летом, и ему лично не терпится снова почувствовать себя девятилетним. — Значит, он меня помнит, — радостно говорит Скотт, — Ну, по крайней мере, меня в восемь лет. — Честно говоря, я не думаю, что ваша дружба выросла во что-то более глубокомысленое, вы всегда вели себя как восьмилетки, — поддразнивает Айзек, — Он много знает теперь. — Заткнись, — отвечает Скотт, но улыбается, — Вообще-то, да, качели сломались всего год назад, но, в нашу защиту, ты никогда не бываешь стар для качелей. — Не спорю даже.***
— Я никогда не умел готовить, — признается Дерек, когда они входят в кухню, — Блинчики и бутерброды — это самое сложное, что я могу сделать. — Сейчас будет не сложно, — заверяет его Стайлз. — Хорошо. Он до сих пор не знает, зачем Дереку нужно знать, как готовить это блюдо. Он может купить еду, или Стайлз может сделать ее. Тем не менее, Стайлз любит готовить, так может Дерек думает, что ему тоже понравится? В любом случае, если Альфа хочет, чтобы его научили делать что-то, Стайлз научит его. — Ты знаешь, что делать, — говорит Дерек, когда Стайлз неуверенно смотрит на него, — На этот раз командуешь ты. Ты Альфа. Я не могу командовать. — Хм… — начинает Стайлз, гадая, хочет ли Дерек узнать больше, наблюдая за тем, как Стайлз это делает, или делать самостоятельно, — Не мог бы ты поджарить мясо для гамбургера, Дерек? Я пока подготовлю остальные ингредиенты. — Да, конечно. Дерек, кажется, дружелюбно относится к этой идее, и Стайлз немного расслабляется. Он собирает все воедино, но замечает, как поднимаются брови, когда Стайлз достает из холодильника банку халапеньо. — Ты любишь острые блюда, Дерек? — Конечно, — отвечает Дерек, пожимая плечами. Это не было похоже на «да». — Мы не обязаны ими пользоваться, — быстро говорит Стайлз, на всякий случай, возвращая банку в холодильник. — Наверное, лучше без них… — Стайлз, все в порядке, я хочу, чтобы ты сделал все как нужно. — Я хочу, чтобы тебе понравилось, — возражает Стайлз, — А если ты не… — Дело не во мне, — отвечает Дерек. — Ты мой Альфа. — Это не делает всю твою жизнь вокруг меня, — говорит ему Дерек, — Теперь у тебя есть воспоминания. Ты знаешь жизнь вне стаи. Ты не всегда был под Альфой. — Но теперь у меня есть стая. У меня есть ты, Дерек, и я должен… — Ты хочешь, чтобы я был счастлив? — перебивает Дерек. — Да, Дерек, конечно. — Тогда думай о себе, прежде чем думать обо мне. Приоритет номер один для нас прямо сейчас, чтобы помочь тебе чувствовать рядом с нами комфортно снова. Это то, чего мы все хотим, это то, чего хочу я. Это семья, а не просто стая, ясно? Теперь это имеет смысл? Да, я твой Альфа, но я должен быть страшным старшим братом, а не тираном, ясно? Относись ко мне как к другу, а не как к Альфе. Ты можешь говорить, что хочешь, делать, что хочешь, можешь даже спорить со мной, если хочешь, нет неправильных действий мной: особенно сейчас, пока ты еще акклиматизируешься. Если ты ошибешься или переступишь черту, я скажу тебе, но я сомневаюсь, что это произойдет, и за это не будет наказания. Относись ко мне как к другу, а не как к Альфе. Ты можешь говорить, что хочешь, делать, что хочешь, можешь даже спорить со мной, если хочешь. все слова имеют смысл, все они тянутся к понятиям, Стайлз тоже может связать воспоминания, но это единственный раз, когда он не уверен, что воспоминания могут перевесить обучение Альф, не с неконтролируемым инстинктом уважения и подчинения своему Альфе, гудящему в глубине его разума. — Тебе трудно это сделать, — уступает Дерек, когда Стайлз не сразу отвечает, — Я понимаю. Я знаю, они учили тебя, что ты должен бояться своего Альфы, но я не хочу, чтобы ты боялся меня, Стайлз. —Я… я не… — тихо уверяет Стайлз. — Тебе не нужно лгать, — устало говорит Дерек. — Нет, Дерек, честно! Пожалуйста, поверь мне. Это то, что я могу объяснить, потому что я уверен, что понимаю это сейчас. — Я знаю, что должен уважать тебя. Я знаю, что у тебя есть власть, поэтому я не хочу идти против твоих желаний. Я знаю, что ты можешь многое сделать… иметь право на многое… потому что ты мой Альфа, но я знаю, что ты не хочешь причинять мне боль. Тебе не нравится использовать силу. Тебе нравится быть семьей, и ты все время делаешь что—то, чтобы помочь мне — арахисовое масло, блинчики, вафли и воспоминания, и не удерживаешь меня от моего отца или Айзека… клянусь, я не боюсь тебя, как их. Ты не как Альфа-стая. Я знаю это, знаю. Ты так добр ко мне, Дерек. Просто… я просто… ты все еще мой Альфа. Видишь? Я вижу разницу. Я вижу это лучше, чем когда-либо, но они все равно сделали меня таким, и я еще не совсем исправился, и так трудно не волноваться о том, что ты сделаешь, но я стараюсь, потому что знаю, что не должен волноваться. Я поправлюсь. Я расслаблюсь. Потому что ты хороший, Дерек. Я не боюсь. — Видишь разницу? — он спрашивает, — Ты действительно понимаешь, что я не такой, как они? — Конечно, Дерек. Ты не похож на них. Ты лучше, чем я думал. Обещаю, я не боюсь, я просто… осторожен? Но точно не напуган. В ответ он слегка улыбается, и Стайлз не может застенчиво не улыбнуться в ответ. Они возвращаются к своим делам и заканчивают готовить блюдо. Как только он оказывается в духовке, Стайлзу приходит в голову идея. Он никогда не сможет поставить себя перед Альфой, но, может быть, он может иногда думать о себе в дополнение к Дереку. — Я могу испечь печенье на десерт, — говорит Стайлз. — Наполовину твои любимые, наполовину мои. — Звучит идеально.***
Дерек наблюдает из заднего окна, как Айзек и Скотт качают Стайлза так высоко и быстро, как только могут, на качелях. Стайлз радостно смеется, лицо его сияет от радости, и Дерек жалеет, что не может постоянно удерживать Стайлза таким счастливым. Стайлз поменялся местами со Скоттом, и Айзек направился обратно к дому, пообещав вернуться с напитками для всех. Дерек осторожно достает из холодильника несколько бутылок воды. — Ладно, хватит притворяться, что ты слишком крут для качелей, и тащи свою задницу туда, — командует Айзек, когда Дерек отдает ему воду. — Я заставляю его нервничать, — отвечает Дерек. — Не настолько. Ты играл с нами в видеоигры, и он был в порядке. — Он боялся позволить себе побить меня. — Ну, к счастью для тебя, в искусстве качания шин нет победителей и проигравших. Это просто потрясающе. Да ладно, я серьезно. Ты слишком напряжен. — Айзек… — Никаких возражений, — настаивает Айзек, подталкивая его к двери. — Иди! Дерек закатывает глаза и следует за Айзеком. Тебе лучше быть чертовски правым, потому что, если это испортит его настроение, это будет твоя вина, а не моя. — Выше! — требует Скотт, когда они выходят через заднюю дверь. — Ты тяжелее, чем был, когда нам было восемь, — парирует Стайлз. — Да, а ты теперь гребаный оборотень. Давай! — Он замечает Дерека, идущего через лужайку, — Ты действительно собираешься покачаться, Хмуроволк? — Да, — отвечает Дерек, — Не называй меня так, — машинально добавляет он, слишком поздно понимая, что теперь Стайлз подумает, что это правило. Дерек протестует против прозвища, но возражает гораздо меньше, чем притворяется. — Как скажешь, — пренебрежительно отвечает Скотт, — Вот, помоги мне остановиться, и ты сможешь попробовать. — Как только закончишь. — Я в порядке. Я уже три раз покачался. — Осторожно, — поддразнивает Айзек, когда Дерек садится на качели, — Ты давно не практиковался во всем этом «веселье». Не напрягайся. — Отвали. — Серьезно, когда ты в последний раз делал что-то подобное? — Давно, — признается Дерек. До пожара, — У нас никогда не было качелей. Правда, у пруда были качели. — У вас есть пруд? Где? — Примерно в полумиле от дома, — ну, сейчас это вряд ли назовешь домом. — Кажется, я видел воспоминания об этом, когда мы практиковались, — говорит Скотт, — Ты толкнул в него Лору. — Возможно, — соглашается Дерек. Не то чтобы это было редкостью. — И она практически утопила тебя в отместку. — Я позволил ей. Ну, почти. — Конечно, — сардонически соглашается Скотт. Дерек на мгновение ловит взгляд Айзека, когда тот висит на вершине качелей, и кивает в сторону Стайлза, который так же расслаблен, как и до прихода Дерека, счастливо толкая его на качели, как будто это самая нормальная, естественная вещь в мире. Дерек снова смотрит на Айзека, и в его взгляде легко читается: «я же говорил. Чем больше ты расслабляешься, тем больше расслабляется он.» — Мы можем пойти туда? — интересуется Стайлз, — А там мы тоже можем покачаться? — Тебе бы не помешала поездка, а, Стайлз? — спрашивает Айзек. — Ты сидишь взаперти уже долгое время. — Можно, Дерек? — спрашивает Стайлз. — Почему бы и нет, — отвечает Дерек, — Нам придется сделать новые качели, как ты сказал, но в остальном это не проблема. Погода достаточно теплая. — Завтра? — спрашивает Скотт. — Мы могли бы пригласить Джексона и Лидию, — предлагает Стайлз. — Звучит неплохо, — говорит Айзек, и Дерек кивает в знак согласия. Похоже на стаю. Дерек понимает, что поиски Стайлза сделали их стаей, а спасение Стайлза делает их семьей. Так или иначе, так часто, кажется, до него доходит, 147 (или меньше) фунтов слишком бледной кожи и не такой хрупкой кости, которые попали под кожу Дерека почти год назад и — к счастью, надеюсь — не исчезли. Он надеется, как всегда, что они смогут доставить Стайлза туда, где он снова будет в порядке. Дерек должен ему больше и скучает по нему больше, чем готов признать. Все будет становиться лучше. Постепенно.