Сейчас.
— У вас были к ней романтические чувства? — с выражением на лице, которое, должно быть, означает понимание и сочувствие, спрашивает Пэт. Гарри бросает взгляд на прикрытую белой тканью фигуру Рики. Согласиться с предположением агентов или отрицать? Что из этого позволит сохранить память о Луи нетронутой. — Нет, вы ошибаетесь. Она была лишь одной из преступников, в плен к которым я попал по случайности, из-за чистого невезения. У вас возникло странное предположение. Удивление на лице Гарри поддельное, но оно убеждает их в верности его слов. — Весь допрос казалось, будто вы скрываете часть правды: в то время как детально описали мелочи того дома и мамы, вы всё же оставили часть пережитого в темноте. Энди словно бы извиняется за то, что позволил себе думать, будто Гарри мог влюбиться в преступника, но от правды он не так далёк. Гарри мог. — Что ж, значит, больше нет поводов для щепетильности, — старик-патологоанатом сдёргивает покрывала с остальных трупов одно за другим, не дожидаясь ответа. Крепко выругавшись в своей голове, Гарри дёргается назад и только чудом не начинает умолять их остановиться. Но время движется вперёд, и вместе с ним должен двигаться Гарри. Нужно взглянуть Луи в лицо и попрощаться. Мельтешение белой ткани останавливается. Удивлённый его реакцией старик замирает. На полках холодильников открыто ещё два трупа, и, вопреки решению Гарри смотреть судьбе в лицо, ни один из них не Луи. Голова Олли чуть повёрнута в сторону; только сделав шаг ближе, Гарри понимает почему. Половина черепа раздроблена, на лбу зияет огромная дыра выходного отверстия пули. А губы так и кривятся в том невысказанном вопросе. Мама выглядит по-другому: белая пергаментная кожа обожжена, седые волосы сгорели в огне, и от их длины не осталось почти ничего. Оба они вскрыты от ключиц до промежности, сверху донизу, Y-образным надрезом, их внутренности влажно отсвечивают пламенем пожара. Гарри переводит взгляд лишь на одно оставшееся прикрытым тело и не может сдержать дрожь. — Чёрт, нет, я не могу, — срывается с его губ, и он резко отворачивается. Место таймера на запястье сгорает в агонии боли. Взглянуть в мёртвое лицо Луи выше его сил.
Тогда.
Луи был сильным и спокойным. Рядом с ним обретённая в спальне мамы выдержка и жёсткость испарились, будто и не было, будто не приходили к Гарри те сила и уверенность, нужные для спасения принца. Рядом с Луи, ощущая его дыхание за спиной, Гарри растерялся, взглянув смерти в лицо. Он не знал, чья рука держала пистолет, но в особняке не было больше друзей, все они стояли позади Стайлса. Остались только враги, и кто бы из них ни стоял перед ним, он спустит курок. Точно спустит. — Олли, чёрт побери! — Луи выругался с облегчением. Приоткрыв один глаз, Гарри увидел, как пистолет опускается в пол. — Что происходит? Я услышал взрыв. — Зейн вернулся и разнёс спальню мамы, — поставил его в известность Луи. — А сама она? Отрицательный кивок, пожатие плеч. Гарри переводил взгляд с одного пса на другого и недоумевал: почему Луи не торопится избавиться и от этого подельника. Но их разговор свернул на знакомую дорожку: с энтузиазмом и блеском в глазах псы на ходу составляли план по убийству Зейна. Взглянув на Луи, Гарри попал в ловушку, не смог оторвать взгляд. Тот казался ярким, как манекен, но и опасным, словно лев. Настоящий хищник. По растянутым в улыбку клюквенным губам без слов стало понятно, что охота как раз начиналась. — Луи, — позвал Гарри, стараясь вернуть того парня, каким пёс стал в их последнюю ночь. — Ох, конечно, — рука легла Стайлсу на плечо. С удивлением он обнаружил, как растерянно хлопали длинные ресницы преступника, словно он вовсе забыл о присутствии Гарри рядом. — Сначала мы выведем тебя из дома. Олли досталась кошачья улыбка. Луи даже не удостоил партнёра объяснением, а тому и не нужно было: слова воспринимались, как приказы. В этот раз он не собирался ставить их под сомнения. Гарри мгновенно отвёл взгляд, чтобы проблеск понимания не отразился в его глазах. Для него вдруг оказалась очевидной разница между Олли и Рикой. И если та стала Луи врагом, как только он решил покинуть семью, то этот как раз мог бы помочь. — Спасаешь свою игрушку? Когда такое бывало? — поразился Олли, пока они спешно покидали место взрыва, направляясь вниз, к выходу из дома. Голубые глаза блеснули внезапным серебром. Луи промолчал, но губы чуть поджались от недовольства. Интуитивно Гарри протянул руку, чтобы дотронуться пальцами до поясницы. Порванная футболка оголяла участок кожи, и именно его коснулась ладонь. Луи обернулся. — Порох и горячая сера. Для меня это как духи, — постарался пёс передать свои мысли, объясниться. — Я вновь потерялся в этом азарте. — Я знаю, — успокоил Гарри. — Ты тот, кто ты есть. А я больше не боюсь. — Это потому, что не он теперь главный дьявол в доме, — вмешался Олли. Перед ними распахнулась парадная дверь, если её можно было так назвать: обломки наличников топорщились острыми зубьями, медь на ручке потускнела от времени и дождей. Звук, с которым она открылась первый раз, впуская Гарри внутрь, до сих пор стоял у того в ушах. Они покидали большой окоченевший каменный дом апрельским вечером. Гарри находил момент освобождения странным образом печальным, разочаровывающим. В глубине его души притаилась пустота. Шаг за шагом, не встречая сопротивления, они удалялись от особняка. Пальцы на рукояти пистолета в ладони Луи подрагивали. Когда под ногами оказалась вытоптанная множеством детских ног земля колодца, ладонь сжалась. Вторя этому действию, будто оно и было сигналом, прозвучал ещё один взрыв. Совсем-совсем рядом. Гарри только моргнуть успел, а Луи уже повалил его на проклятую землю, накрыв своим телом. Стайлс всхлипнул от пронзившей боли и закусил нижнюю губу зубами, чтобы не заорать. Несмотря на горячее дыхание Луи у его лица, на близость опасности, думать он мог лишь о той агонии, в которую влекло его истерзанное тело. Разум отказывался терпеть боль дальше. Мягко Луи поднялся. Понимание в его лице, сведённые вместе брови и глубокая морщинками беспокойства между ними заставили Гарри чувствовать себя слабым. — Я в порядке, — проворчал он сквозь стиснутые зубы и медленно встал на ноги. — Ублюдок взорвал нашу тачку, — рявкнул Олли. — Где, чёрт возьми, носит Рику?! Нам бы определённо не помешала помощь сейчас. — Я справлюсь с ним сам, — отрезал Луи. Рукой он повернул Гарри к себе, будто бы для объятия, но на самом деле преступник просто не хотел, чтобы Олли заметил растерянный взгляд. Глаза выдавали смятение от упоминания имени девушки. — Не справишься, — не согласился другой пёс. У него на виске билась жилка напряжения и страха. — Луи, ты не сильнее Зейна. Он миллион раз доказывал это. — Я справлюсь! — Луи оскалился, и его зубы, будто во рту и правда были клыки, блеснули между ярких губ. — Я покончу с ним раз и навсегда. Всё его тело подобралось, словно стало более жёстким, более несгибаемым. Из человека Луи превратился в оружие, несущее уничтожение. Вот точно так же теряла свою девичью грацию Рика, приобретая взамен пластичность смерти. Гарри не знал точно, что было между Луи и Зейном, мог лишь догадываться, но прямо сейчас он боялся. Так чертовски сильно боялся. Сознание не могло справиться с болью, выдержать её непрерывное давление, и ужас стал для него приговором. Гарри пошатнулся, в глазах заплясали мутные тени тёмных пятен. Трясущиеся пальцы по привычке схватились за воздух, когда тело начало оседать, и внезапно обнаружили опору. Каким-то внутренним чутьём Гарри догадался, что вцепился в края колодца. По холоду камня, по острым выступам и идущему из жерла смраду. Сквозь липкую грязь, наполнявшую череп, пробивалась одна отчаянная мысль: он ничерта не может сделать, чтобы помочь Луи, чтобы спасти его жизнь. Обречённость заставляла сжимать пальцы на стенке колодца так, будто он решил оставить их отпечатки во влажном камне навсегда. — Ты не уйдёшь далеко пешком, — покачал головой Луи, глядя на ссутулившуюся фигуру Гарри. — Я в порядке. Правда в порядке. Поверить в собственную ложь было нетрудно: потихоньку в кончиках пальцев образовывалась пугающая лёгкость. Гарри переставал чувствовать их, но упорно продолжал сжимать на камнях, словно это был якорь, не дающий его душе покинуть ставшее камерой пыток тело. — Я вытащу тебя отсюда, обещаю, ягнёнок, — Луи коснулся сгорбленных лопаток мягким жестом, Гарри понятия не имел, что преступник способен на такие. Его впившиеся в колодец пальцы не слушались, и он перестал бороться с ними. — Ты обязательно расскажешь мне, каким образом этот парень стал вдруг настолько ценным, — проворчал Олли. — Но сейчас нужно найти Рику и убираться отсюда — Рика мертва. После прогремевших взрывов, всех громких слов и злых, полных эмоций ругательств на мёртвом пятачке земли вокруг колодца воцарилась тишина. В ней не было слышно звуков леса и тихого человеческого дыхания, биения сердец и шороха одежд на ветру. Олли замер, глаза расширились в недоверии, в то время как Луи был подобен каменной скульптуре: ни мускул не дрогнул на его красивом холодном лице. — Это ты…? Мгновение тишины взорвалось какофонией звуков. Вновь послышался шелест листьев, звук хриплого дыхания, испуганный выдох. Но самым громким среди них был тот звук, с которым пуля вошла в череп Олли. Кровь брызнула в разные стороны, окатив Луи багряной волной капель, и безжизненное теперь тело повалилось вбок. Вопрос так и застыл на искривлённых губах, невысказанный до конца. Там стоял Зейн. Именно он спустил курок и теперь рассматривал их тёмными нечеловеческими глазами. Улыбка на смуглой коже лица ослепительно сверкала. — Здравствуй, принцесса, — глумливо обратился он к Луи. — Принц, вообще-то. Уильям Уэльский, герцог Сассекский. — Ты вспомнил, кто ты. Вопреки озвученному Луи титулу, именно Зейн смотрел на него с явным превосходством. Рука вытянута, пистолет не дрожит, нацелен точно в грудь принцу. — Мама любила тебя. Совершенно по-особенному, — Зейн пытался придать голосу беспечность, когда говорил об этом, но на самом деле было видно, как сильно ему не нравился этот факт. — Я ушёл, пытаясь узнать, почему она была одержима тобой. — Тебе удалось, — стоя под прицелом Зейна, без единой тени страха Луи перевёл взгляд с первых проблесков начинающегося заката на медленно растекающиеся вокруг тени. Гарри едва дышал от ужаса и бессилия, от неминуемой близости развязки и не мог сдержать чувства отверженности, ощущения того, что вне пределов его видимости всё ещё существовал иной мир, частью которого он больше не являлся. Псы же не были никогда. — Как я ненавидел то, что она выделяет тебя за королевскую кровь, а не реальные заслуги, — честно признал Зейн, позволил своему многолетнему недовольству прорваться в этой правде. — Но в конце концов любая кровь, даже голубая, выпущенная наружу, на поверку оказывается красной и смердящей. — И кто же её прольёт? Уж не ты ли? Гарри устал смотреть на тела, поэтому ни разу не бросил взгляд на покинувшего их Олли, но не забывал об остывающей крови на вытоптанной земле ни на миг. А вот Зейн и Луи, казалось, не обратили никакого внимания на то, что ещё один член их семьи распрощался с жизнью. Его не стало мгновение назад, а для этих двоих будто не существовало вовсе. А потом отведённое на размышления время закончилось: реальность сдвинулась, мазнув Гарри по щеке едва заметным прикосновением воздуха. Луи прервал противостояние взглядов, сделав молниеносный выпад в сторону Зейна. Звук удара, ещё один, словно глухие хлопки в шелесте леса. Смуглая ладонь, упорно сжимающая пистолет, оказалась прижата к стенке колодца ногой Луи: ступнёй он давил на пальцы, вывернув Зейну другую руку за спину. В ответ слышался рык. Движения их были слажены и чужды человеческим: танец смерти, выверенный до мелочей. Гарри не моргая смотрел, околдованный силой, сквозившей в Луи. Партнёры, почти братья, которых разделила жажда власти в их маленьком ограниченном мире, сейчас смертельные враги. Смуглый Зейн, воплощение силы мамы и самой тьмы, против Луи, полностью отлитого из бронзы, сверкающего золотом. Королевская кровь, вопреки любым обвинениям Зейна, давала о себе знать, заставляя кожу, испещрённую шрамами, золотиться. Олли не ошибался, когда предупреждал Луи: Зейн не сдавал позиций под градом ударов. Напротив, он теснил противника, нанося более сокрушительные, более коварные. Где-то закричала птица, и Гарри вскинул голову на звук. На фоне бескрайнего апрельского неба выделялась сухая тёмная фигура. Мама выбралась на крышу особняка, и там ветер трепал её седые волосы. Они развевались вместе с тёмными одеждами, переплетаясь, рождая пугающее изображение. Страшнее вида этой безумной старухи была лишь мысль о том, что она не погибла во взрыве. Мама всё ещё была жива. У Гарри уже не было сил, чтобы противостоять этой живучей тьме в облике стареющей, выжившей из ума женщины, но мог Лиам. Он только один раз посмотрел на дерущихся Луи и Зейна, что-то решая, а потом без единого сомнения на лице развернулся и бросился сквозь деревья к особняку. За время поединка ни одного взгляда не было брошено на Гарри, — чёрные глаза Зейна всегда смотрели только на Луи, подмечая малейшие намёки его тела, предсказывая и предугадывая, — и тем не менее он узнал Стайлса. Отбросив принца одним мощным ударом, он направился к Гарри. Рука сжалась на шее точно так же, как Луи держал Рику в её последнее мгновение, и вся жизнь мелькнула перед глазами. Шокировало то, что вся она сосредоточилась на спальне без стёкол, но с шуршащим полиэтиленом. А потом любые другие мысли растворились: Зейн толкнул, и Гарри лишь чудом его онемевших пальцев удалось удержаться на краю этой пропасти. Глубоко внутри в закатном свете солнца блеснула вода, словно серебристое зеркало. На её поверхности не было видно ни единой морщины — эта ровная гладь скрывала множество загубленных жизней. Несмотря на подаренную солнцем иллюзию красоты, Гарри чувствовал смрад, а Зейн продолжал давить. Пальцы скользнули по влажной поверхности камня ниже, но Гарри этого почти не почувствовал, лишь только вода стала ближе. “Это конец”, — мелькнула пессимистическая мысль в сознании, и он выдохнул остатки воздуха, чтобы в следующую секунду перестать сопротивляться и позволить Зейну толкнуть себя в узкое воняющее жерло колодца. Может, при падении он свернёт себе шею и боль закончится? — Нет! — крикнул Луи и дёрнул Зейна за плечо. Тот по инерции сомкнутых пальцев потянул Гарри за собой, и оба они упали на землю. Луи запрыгнул сверху и наградил парой ударов смуглое лицо. Губы Зейна превратились в месиво из крови и лопнувшей кожи, но он продолжал мерзко ухмыляться. Гарри попытался отвернуться от них, продолжающих отчаянно пытаться убить себя по причине, которая даже не была настоящей. В нос ударил аромат влажной земли и всё тот же, раздражающий носоглотку запах взрывчатых веществ. Конечности немели вслед за пальцами, и всё меньше времени оставалось в запасе. Небо медленно проваливалось в небытие, меняя цвет на более тёмный в подступающем вечере. Где-то в доме Лиам пытался найти выход из лабиринта комнат, чтобы наконец настичь карой за всё содеянное ужасную маму. Гарри надеялся, что детектив не дрогнет и прекратит её существование, заберёт жизнь, что так долго существовала в долг, за детский счёт. Об этом стоило помолиться, но сил не хватало даже на это. Он едва слышал звуки ударов, несмотря на то, что Зейн и Луи были совсем близко. Гарри содрогнулся, когда услышал хруст. Голос, что взвыл секундой позже, Луи не принадлежал. Ободрённый этим Стайлс зажмурился, постарался собрать силу воли в кулак: сознание трескалось и крошилось быстрее, чем ему удавалось собирать кусочки и ставить на место. Подняться удалось только чудом. Следующие несколько мыслей были лишь о движениях. Он вновь схватился за край колодца, одна рука, вторая. Где-то вдалеке, перебивая надоевший шум листьев и ритмичные крики птиц, послышался медленно нарастающий рокот. Рискнув перевести на Луи взгляд, Гарри увидел то, что надеялся увидеть. Принц выглядел помятым, обзавёлся несколькими кровавыми подтёками на теле, но побеждал. В драке он выглядел таким же притягательным, как и во время их занятия сексом: тело словно окутывала аура властности и жара. Даже сейчас, теряя жизнь с каждым растворяющимся мгновением времени, Гарри не мог этому противостоять. Потаённая дверь в нём открылась благодаря проведённой на полиэтилене ночи, и оттуда хлынули все скрытые доселе тёмные желания. Луи вдруг отпрянул назад, прервав плавный ход мыслей Гарри. Зейн поднялся на колени, сплюнул кровь на выжженную землю перед собой и упёр дуло пистолета, но не в принца. В Гарри. — Нет, — тихо прошептал Луи, но отрицание громом ударило по ушам, заглушив остальные звуки. Услышав его, Зейн лишь убедился в своей правоте. Он прищурился, тёмные глаза сверкнули, словно сталь на косе жнеца смерти, и спустил курок. Пуля угодила в живот, а Гарри едва мог её почувствовать. Когда-то он читал, что такое ранение самое болезненное, но боли не было, только толчок, отбросивший его тело на камни колодца. Шок и оцепенение овладели телом, агония превратилась в белый шум, фон, который он почти прекратил ощущать, привыкнув. Луи использовал секунду, в которую не находился под прицелом, для того, чтобы обезвредить Зейна. Он не стал дожидаться, пока тот переведёт оружие на него, выбив пистолет из рук. А следом под вой и скулёж сломал Зейну руку. Гарри заметил белый обломок кости у локтя, прежде чем жалкое кровавое зрелище заслонила фигура Луи. — Дай мне посмотреть! Дай! Нехотя Гарри выпрямился. Может, адреналин в крови рассасывался, а может, боль достигла предела и перевалила за эту границу — он вновь начал ощущать весь спектр физических страданий. — Он проделал во мне дыру, — зачем-то сказал Гарри, будто во всей этой окрашивающей его торс крови не было ясно. — Вовсе не дыру, так, оцарапал, — отмахнулся Луи, но в глазах мерцало напряжение. — Жить ты будешь, вопрос лишь в том, сколько. Он обернулся и вдруг выругался. Зейна, потерявшего сознание, уже не было на прежнем месте. Из-за этого открытия пальцы Луи едва заметно задрожали. От пепельной пыльной земли под их ногами тянуло гарью, а вокруг Гарри собирался густой тягучий запах крови. Его уже ничто не могло перебить: ни вонь из колодца, ни свежий запах леса, ни терпкий, такой желанный аромат кожи Луи. В ушах стучали барабаны, и Гарри не услышал бы звук, если бы не принц. — Как думаешь, это друзья Лиама? — спросил он, отрывая ещё один лоскут ткани от футболки, которая теперь выглядела как полное недоразумение на его покрытом шрамами сильном теле. — Держи вот так, — Луи взял ладонь Гарри в свою и крепко прижал к месту ранения, — и иди на звук. — Без тебя не пойду, — качнул тот головой. И мир внезапно качнулся так же. — Гарри! Хотя бы один из нас должен выжить! Первый раз это имя покинуло клюквенные губы. Гарри не мог сопротивляться силе убеждения во всегда стальном, но теперь таком просительном взгляде. Он кивнул, позволил пальцам, в которых для него сконцентрировалось всё волшебство мира, коснуться своего лица в последний раз. — А я ещё должен победить Зейна. И проследить, чтобы Лиам остановил маму. За словами последовал поцелуй, такой же торопливый и бессильный. Гарри оторвался от его губ, пытаясь что-то сказать, но Луи остановил. — Не заставляй меня ничего обещать. Я не смогу выполнить. Гарри кивнул, получив на прощание короткую улыбку, после которой Луи сразу же отвернулся. Только когда его фигура скрылась за деревьями, над которыми торчали окна без стёкол и поросшая мхом крыша особняка, Гарри позволил себе сделать шаг. В другую сторону. Прочь от этого дома.