Don't even care

      Очертания городских высоток появляются, словно призраки в мутном облаке утреннего тумана. Гарри, не спавший всю ночь, прислоняется лбом к холодному окну поезда, разглядывая их пока ещё далёкие силуэты. Поверхность стекла приятно остужает горящую в лихорадке кожу.       — Что с тобой? — тихо спрашивает Луи. Его голова закинута назад, на спинку сиденья, будто он спит. Глаза спрятаны за неизменными солнечными очками. — Не хочешь возвращаться?       Гарри привык к этой иллюзии, когда ему кажется, что он один, что сознание принца погружено в сновидения, но потом Луи произносит что-то и оказывается, что всё это время он бодрствовал. Гарри даже не вздрагивает больше.       — Напротив, нам давно стоило это сделать.       — Тебе было плохо там? — Луи не меняет положения, но его нога чуть сдвигается в сторону, и он касается щиколотки Гарри своей.       — Неплохо. Но я никак не мог остановиться, всё думал о плохом и погружался глубже, убивался попусту, — честно признаёт Гарри.       За окном проносятся тонкие невысокие деревья, абсолютно непохожие на многолетних гигантов, что окружали особняк. Очертания города приближаются, всё чётче проступая из тумана.       Осень не спешит золотить листья, и её присутствие ощущается лишь интуитивно: температура по-прежнему держится высокая, и куртка, перекинутая через локоть Луи, лишь дань календарю. Гарри кажется, что именно время года концентрирует тоску в его груди до этого уровня, когда ни одна здравая мысль или рациональное утешение не работают.       — Настало время понять себя, — Гарри выпрямляется. На стекле остаётся след от его лба. — И тебе тоже.       — Я встречусь с королевой, — кивает Луи, стягивая очки. В его глазах этим осенним утром нет ничего, кроме пепла. Гарри чувствует себя похоже. — Но сначала ты встретишься с отцом.       Луи наклоняется к нему, кладёт обе руки на горящие в лихорадке щёки: эти прикосновения по-прежнему заставляют сжиматься и трепетать сердце за рёбрами. Жёсткая кожа на ладонях принца — напоминание обо всём, что сотворили эти руки.       Клюквенные губы растянуты в поощрительной улыбке, а город всё ближе. Прошлое ждёт. И видит Бог, им обоим нужно как можно больше сил, чтобы перешагнуть через грядущее.       — Да. Пора отсечь всё лишнее.       Гарри выныривает из глубокого тревожного сна, который даже не может вспомнить. Автомобиль, взятый напрокат, кажется странным и незнакомым, и только запах Луи, соперничающий с хвойным освежителем, роднит его с реальностью.       — Почему ты не разбудил меня? — ворчит Гарри, понимая, что автомобиль припаркован на стоянке круглосуточного супермаркета. Недалеко от его старого дома.       Это — причина накатившего тревожного возбуждения. Гарри мгновенно становится нечем дышать, когда он с болезненной ностальгией смотрит на ядовито-розовую вывеску. Сердце бешено колотится от всех тех воспоминаний, что роятся в оцепеневшем мозгу.       — Ты не спал всю ночь в поезде. И за день до поездки, — Луи чувствует его смятение, но не произносит успокоение вслух: вместо этого его пальцы в волосах нежно массируют кожу, а взгляд мягко скользит по лицу.       — А когда спал ты?       Даже в самые страшные минуты своей жизни он продолжает цепляться за чувства Луи, за его ощущения и настроения.       — Я спал, — убеждает принц, впрочем, не вдаваясь в подробности.       Остаётся лишь верить на слово.       Гарри отстёгивает ремень безопасности и напряжённо всматривается в знакомый рельеф улицы, прикидывая, сколько он должен будет так просидеть, чтобы увидеть пугающий до сих пор силуэт отца.       Реальность кажется странно безмолвной, точно Гарри единственная живая душа в ней. Стёкла поглощают звук снаружи, и Луи замирает, не желая тревожить.       И будто вопреки скопившемуся напряжению и нежеланию возвращаться в прошлое, Гарри тянет домой с невиданной силой. Он не раздумывая открывает дверцу и оказывается снаружи. Луи всё такой же безмолвной тенью следует за ним.       Светофор зелёный, точно сама вселенная желает побыстрее столкнуть Гарри с его страхами. В оцепенении и беспамятстве он пропускает один. Проходит долгая минута, прежде чем красный огонёк вновь становится цвета весенней листвы. Луи сжимает локоть пальцами, как умеет только он, и переводит Гарри по пешеходному переходу через дорогу.       — Куда дальше?       Гарри не отвечает. Вместо этого высвобождает локоть и уже сам сжимает ладонь Луи в своей, тянет вперёд, полный решимости не оглядываясь миновать этот усыпанный ловушками воспоминаний участок города. Ещё два дома. Ещё один дом. У Гарри перехватывает дыхание, когда он видит серую стену собственного жилища, и он ругает себя глупым мальчишкой за весь тот страх, что испытывает.       Дверь закрыта. Занавески в гостиной плотно задёрнуты. Гарри осматривает все окна, одно за другим, но, чтобы окончательно убедиться в том, что в доме никого нет, подходит ко входу. Дверного звонка Гарри касается осторожно, словно ножа.       Трель в доме слышна даже сквозь плотно прикрытые окна и толстые стены. Прикосновением Луи забирает страх, что взвивается по кровеносным сосудам вверх от резкого звука. Его ладони на плечах Гарри, а тёплое дыхание касается затылка.       — Ты должен покончить с этим, — шепчет принц.       — Да, я должен, — бубнит Гарри в ответ, но его разум где-то далеко. Пространство вокруг набито ватой, замедляет движения и мыслительные процессы.       Ключ под карнизом окна. Там, где находился последние тридцать лет, с тех самых пор, как дом стал принадлежать Стайлсам. Гарри вытаскивает его на свет, луч осеннего солнца скользит по металлу, подгоняя действовать.       Подавленный воспоминаниями, которыми пронизан дом, которыми он дышит, Гарри всё же открывает входную дверь трясущейся рукой. И в ужасе замирает, окутанный родным запахом.       — Идём наверх, — Луи видит, в каком оцепенении находится Гарри, и потому берёт на себя обязанность вести его. — Покажи мне свою комнату.       — Нет, нет, — словно пробуждается ото сна тот. Они преодолели уже половину лестницы. — Нам нужна комната мамы. Я заберу некоторые памятные вещи, и уйдём.       Дверь из светлого дерева приоткрыта. Гарри хмурится и толкает её: со скрипом несмазанных петель она открывается шире. Внутри светло от льющегося в незашторенные окна света и выкрашенной белой краской мебели. На прикроватной тумбочке бутылка недопитого пива. Его кислый запах висит в комнате плотным облаком.       — Хочешь побыть один пару минут? — Луи берёт бутылку за горлышко, наклоняется и поднимает пару смятых салфеток с пола. Гарри благодарно кивает. — Я выброшу это и поищу твою комнату. Мне любопытно.       Дверь закрывается за принцем, и Гарри оказывается в одиночестве. Только мамина фотография в серебряной рамке взирает на него со стены.       — Привет, — шепчет сын, касаясь пальцами стеклянной поверхности. — Не думал, что вернусь сюда. Но ты не отпустила без прощания, да?       Здесь не пахнет ею уже давно. Только фотография на стене и вещи в шкафу, который никогда не открывается. И множество лекарств в тумбочке у кровати: тех, что она не успела принять и что совсем не помогли.       Острый запах медикаментов прогоняет кислый аромат пива, когда Гарри дёргает полку на себя. Упаковки лекарств шуршат, и это единственный, помимо его дыхания, звук в комнате.       Гарри мечтал бы услышать её голос. Хотя бы один последний раз.       Усталость, накопившаяся не за последние дни, как предполагал Луи, а за годы прожитой нелёгкой жизни, только сейчас окончательно наваливается на Гарри. Его колени подгибаются, и он садится на край маминой кровати, не спуская глаз с фотографии. Так много о чём нужно ей рассказать: сны, Луи и заключение в особняке, Туркмения и принятие себя и своих желаний, последовавшие за поездкой в другую, абсолютно незнакомую страну.       Но время поджимает. Гарри интуитивно чувствует, что скоро отец вернётся домой, как будто внутри него заведён будильник.       — Её здесь больше нет, — произносит Луи.       Гарри вздрагивает, моргает сонными глазами и впервые отводит взгляд от фотографии мамы.       — Она вот тут, — принц осторожно проходит внутрь комнаты, касается груди Гарри справа. — Поэтому возьми то, что поможет освежить это воспоминание с собой, и двинемся дальше.       Осознание того, насколько кристально чисто Луи видит его душу, опускается, как большое тёмное одеяло. Гарри прикрывает глаза, позволяя миру вокруг замереть на мгновение, а когда распахивает их, то замечает нечто особенное. Луи держит его за руку, и ощущения покинутости, одиночества, полного отчуждения медленно растворяются в воздухе.       Чтобы больше никогда не вернуться. Будто бы именно это нужно было Гарри, чтобы наконец поверить в глубину чужих чувств по отношению к нему.       — Спасибо, — шепчет он, поднимаясь.       Луи только кивает в ответ и отстраняется, позволяя Гарри развить бурную деятельность по собиранию вещей. В рюкзак, оставшийся со времён университета, отправляются мамины фотографии, сувениры и любимые книги, что она перечитывала раз за разом, оставив на страницах следы своих пальцев и тонкие морщины сгибов.       Последней он снимает фотографию со стены и бережно прижимает к груди. Теперь всё, теперь прошлое можно оставить за спиной.       Но оно окликает, заставляет обернуться и посмотреть в глаза вновь: проходя быстрым шагом мимо зеркала, намереваясь покинуть отчий дом как можно быстрее, Гарри всё же бросает мимолётный взгляд в отражающую поверхность.       И замирает, пристывший к полу.       Оттуда на него смотрит измученный мужчина, совершенно незнакомый. Гарри значительно потерял в весе, под глазами появились тёмные круги, а шрамы на теле… шрамы заслуживают особого внимания. Под подбородком чётко видно отметину от зубов Луи, но она не вызывает отвращения или желания прикрыть. В то время как кожа на запястье, там, где когда-то был таймер, выглядит по-настоящему кошмарно. Ему стыдно за бугры и шрамы, располосовавшие руку выше кисти.       Возможно, это то, к чему он шёл с раннего детства сквозь побои отца. Его тело не могло бы остаться чистым, в этом и заключался злой рок.       — Ты красивый, — прерывает Луи созерцание собственного отражения в зеркале. В доказательство берёт за правую руку и, не закрывая глаз от возможного отвращения, целует повреждённую когда-то взрывом кожу. — Красивее любого, кого я когда-либо встречал.       Потом Луи кладёт свою руку в его, влажные губы на шее и тёплые пальцы вокруг тёплых пальцев. Шепчет ему что-то в ухо, Гарри следовало бы разобрать слова, но не судьба. Он не понимает их, как не понимает, почему его отец замер в дверях и смотрит на них, застывших на лестнице.       Воздух полнится искрами, терпким запахом беды.       Гарри мгновенно видит её отражение в потемневших глазах Луи, в искрах золота, что вспыхивают в зрачке. Отец рычит привычное «щенок», а Гарри каменеет от ужаса. До него сквозь множество миров и пространств доносятся ругательства.       Только как покидают руки Луи, его тело ощущает чётко.       Тенью самой смерти принц оказывается рядом с родителем. Громкая ярость в обрюзгшем лице отца Гарри не может сравниться по силе со злобой, кипящей в преступнике. Ни вопроса мужчина не успевает задать: хрипит, прижатый к стене в собственной гостиной.       — Луи! — наконец оживает Гарри. Он вдруг отчётливо может представить себе, как принц перерезает глотку его отцу от уха до уха. — Не нужно! Не делай!       — Разве он не заслужил?       Лёд в его голосе хрустит, готовый сломаться в любой момент и погрузить всех вокруг в смертельную ловушку студёной воды.       — Одно твоё слово, ягнёночек, — скалит Луи зубы, — и он умрёт быстрее, чем ты моргнёшь.       Пальцы на шее белые от напряжения и прикладываемого усилия, а вот лицо отца красное от натуги и невозможности дышать. Гарри произносит слово, единственное возможное в их ситуации.       — Нет.       Мужчина падает вперёд, на колени и ладони, но тут же заваливается на бок. Луи брезгливо отступает на шаг. В неверии Гарри подходит ближе: принц действительно послушался и отпустил его отца, несмотря на силу своего желания уничтожить.       Гарри не благодарит. Вместо этого просовывает свободную от вещей руку и обнимает Луи за торс, прижимаясь грудью к спине. Неистовые эмоции преступника — единственное, что позволяет сохранить присутствие духа и скрыть собственную слабость за натянутой на лицо маской.       Гарри молчит, а потому Луи прощается с его отцом за них двоих.       — Если он однажды передумает и скажет, что хочет твоей смерти, — я вернусь, — мрачно предрекает он, глядя на мужчину у своих ног. — Никогда не забывай об этом. Каждая минута, начиная с этого момента, может оказаться последней.       По слезам в испуганных глазах отца Гарри понимает, что страх теперь навсегда поселится в нём. Потому что Луи, несмотря на произошедшие изменения, в глубине души всегда останется лучшим из псов мамы. Зато собственный наконец растворяется и становится частью прошлого.       Гарри переступает через него, как переступает через лежащего на полу отца.       С момента, как они оказались во внешнем зале королевского дворца, Луи рассматривает свои руки. Голова понуро наклонена, глаза опущены и спрятаны за длинными ресницами. Что он видит в своих ладонях, пальцах? Воспоминание о крови, обо всей причинённой боли? Гарри проводит пальцами по его замёрзшим на морозе кистям рук.       — Лу, ты боишься?       — Нет, — предсказуемо отвечает тот. — Нет смысла бояться, если через это всё равно нужно пройти. Страх только помешает.       Гарри помнит, что когда-то Луи и его рассуждения могли вызвать в нём острое извращение и ужас. Теперь осталось лишь глубокое уважение. Был ли на свете ещё хотя бы один такой человек, чьи понятия эмоций и устройства мира граничили с дикой, но всё же гениальностью?       — Мы ждали несколько месяцев открытого приёма, чтобы оказаться так близко к королевской семье, — Гарри ёжится от прохлады. Только от неё. — Я бы боялся.       — Брось, — Луи наконец приподнимает голову, чтобы улыбнуться. — Ты отлично справился при встрече с отцом.       — Я всё ещё думаю о нём и своём прошлом, — сознаётся Гарри. — Но эти видения мне больше ничем не угрожают.       Толпа вокруг тихо гудит, полнится разговорами. В этом низком неразборчивом звуке Гарри слышит лишь голос Луи, его наставления и обещания. В наполненной комнате они словно одни, но есть друг у друга, а потому не одиноки.       — Спасибо тебе, — прижимается Гарри. Рука Луи тут же ложится на плечо, приобнимая.       — За то, что похитил?       — За то, что спас.       Яркий звон колокольчика прерывает разговоры в толпе, и в наступившей после него тишине двери в зал бесшумно открываются. Королева входит в комнату. Заботы тут же растворяются из головы Гарри вместе с этим звенящим звуком. Он весь сосредотачивается на Луи и его эмоциях.       Королева шествует по залу от одного человека к другому, останавливаясь рядом с каждым, чтобы провести короткую беседу. На её губах улыбка, и Гарри не может разглядеть в ней усталости или фальши. Зато видит в ярком ягодном цвете нечто, ставшее родным для него.       — Луи, я думаю… — оборачивается он и замирает. Принц внимательно вглядывается в тёмные глаза детектива. На обоих лицах застыли непроницаемые маски. Кажется, они даже не дышат. — Лиам.       — Здравствуй, Гарри, — кивает мужчина и делится с ним по-настоящему дружелюбной улыбкой. — Рад видеть тебя в добром здравии.       Луи всё ещё прижимает его к своему боку, и это, видимо, имеет значение для Лиама: он стягивает с руки перчатку, что не снял, даже войдя в помещение. Это свидетельствует о том, что детектив не раздаёт с лёгкостью свою дружбу и преданность. Луи он руку протягивает.       В наполненном людьми зале дворца двое мужчин пожимают друг другу руки. Возникшее понимание остаётся безмолвным. Лиам кивает, прежде чем раствориться в толпе, так и не сказав ни слова.       — Я был рад увидеть его живым, — оглядывая присутствующих, замечает Гарри. Из-за тона, которым он произносит эти слова, может показаться, что они ничего не значат. Но Луи не приходится объяснять скрытые вещи.       Принц провожает фигуру детектива внимательным взглядом, а потом переводит его на королеву. Абсолютно ничего не меняется в лазурных глазах, пока он наблюдает, как её силуэт скользит между другими людьми. Золотые искры эмоций под полным контролем.             Ещё до того, как Гарри чувствует толчок, в воздух между ним и Луи врывается сладкий аромат цветочных духов. Девушка врезается в их тесно сплетённые тела с немалой силой; Гарри не сдерживает гримасы и кривится от ноющей боли, когда её накрашенные ногти впиваются сквозь ткань рукава в его правое предплечье.       — Простите, — скупо бросает она и пытается направиться дальше. Девушка явно спешит.       — Ничего страшного, — мягко уверяет Луи, и от этого тона у Гарри на затылке волосы шевелятся от ужаса. Он не узнаёт своего парня.       — Хорошо, — в светлых глазах, чертовски похожих на глаза преступника, загорается первая золотистая искра. Но не безумия, а паники. — Тогда отпустите?       Её ладонь в его сильной руке, и Гарри отчётливо чувствует холодные искры страха по всей поверхности собственной кожи. То, с каким вниманием Луи смотрит на неё, похоже на голод. Он словно пожирает глазами, поглощает хрупкий девичий образ.       На несколько мгновений каждый из них замирает, но Луи уже принял решение. Он разжимает пальцы, стискивавшие её ладонь, и отступает в сторону.       — Приятно было познакомиться, Ваше Высочество, — церемониально кланяется он, но в улыбке на губах полно шутливости.       Она уходит, на прощание окатив их недоверчивым взглядом, словно ведром ледяной воды, и забирает с собой цветочный запах. Остаётся только оцепенение, вызванное осознанием — принцесса Шарлотта, младшая сестра Луи, была так близко.       В его руках, буквально.       Гарри поворачивает голову, чтобы понять владеющие Луи эмоции. Ему кажется, что боль и печаль грозят принцу, что они, словно голодные падальщики, уже окружили свою умирающую жертву. Но…       — Идём, я должен заглянуть ей в глаза, — лихорадочно шепчет Луи. Его пальцы горячие, тело полно пружинистого возбуждения.       Он тянет Гарри вперёд, сквозь толпу, отрезая любые попытки остановить или заговорить, вплоть до момента, пока они не замирают перед королевой. Луи кажется другим, обновлённым. В его взгляде нет пепла или золота. Только лазурный цвет надежды.       — Ваше Величество, — склоняет он голову.       Гарри тут же отступает назад, стараясь слиться с серой толпой вокруг. Мгновение принадлежит лишь им двоим.       Взгляд королевы останавливается на незнакомом молодом человеке и словно цепляется за него: она не в силах перевести его на что-то другое. Глаза прикованы к как никогда кроткой фигуре Луи.       Между ними не происходит диалога. Слова ни к чему. Принц несмело вытягивает руку вперёд, всё также не поднимая головы, и ощутимо вздрагивает, когда королева вкладывает ладонь в неё. Клюквенные губы с благоговением касаются кожи женских костяшек.       Поцелуй длится не дольше секунды и не вызывает ни у кого вокруг подозрения. Луи отпускает материнскую руку, поднимает голову. Она не благодарит его вслух за то, что пришёл повидаться. Он не произносит слов о том, что скучал.       Королева нежно улыбается такими же яркими, как у сына, губами и, с трудом оторвавшись от разглядывания его лица, посылает взгляд Гарри. Весьма красноречивый и абсолютно не требующий ответа.       Гарри кивает, безмолвно обещая ей позаботиться о принце.       Так же легко и непринуждённо, как он отпустил сестру, Луи отпускает мать. Только Бог видит, что творится в его душе в этот момент, но на лице не отражается ни одной эмоции. Гарри не ждёт знака или просьбы: как только королева поворачивается к ним спиной, чтобы уйти, он сжимает пальцы Луи и утягивает его прочь сквозь толпу людей. В груди жаром нарастает восхищение ими обоими, силой, таящейся в королевской крови.       — Любовь похожа на болезнь, — негромко замечает Луи, заставляя Гарри остановиться у самого выхода и обернуться. Голос хриплый от переживаний.       — Что ты имеешь в виду?       — Я хочу сказать, что она делает нас слабыми, — руки Луи дрожат, и впервые со дня встречи он выглядит действительно беззащитным. — А также хочу сказать, что я рад.       Прошлое наконец оказывается позади, оба они — свободны, но принц говорит о чём-то, совершенно с этим несвязанном. Гарри хмурится, стараясь проникнуть в суть его слов.       — Я рад, что влюбился в тебя, — признаётся Луи и открывает дверь наружу. Туда, где в зимнем небе медленно опускается солнце, где снег искрится под его золотыми лучами, а замёрзшие люди спешат убраться с улицы прочь.       В их будущее.       — Тогда осталось сделать только одно, — Гарри выходит вслед за ним на холодный воздух. Из его рта вырывается пар.       — Что? — Луи берёт его за руку.       — Трахнуться.