Каждый день пятница

— Миранда, — шикает девушка, держась за край стеклянной стены. Так странно, почему они делали стеклянные стены? Чтобы директор следил за работниками? Иллюзия отсутствия секретов? Забавно, что они по-прежнему ни черта не знали и не захотят узнать. Миранда, понятное дело, не нашла Эшли у кофеварки и не попросила помаду: Эшли знала дословно реплику, по крайней мере, трех людей. Знала их улыбки, паузы в речи, высокие тона и низкие, направление взгляда и, честно говоря, если Эшли не знала, что собирается делать, кроме того, что будет ломать стены своей прочной головой, то она захочет изменить хоть одну секунду. Иначе ее стошнит. Она сдохнет здесь со скуки. Миранда морщится и оглядывается по сторонам, ища причину шепота Бруно. Да никого не было. Никого из важных. Кто есть важные? У Эшли нет важных. От себя можно прятаться? Эшли хватает Миранду за локоть и буквально закидывает в свой в кабинет; конечно, кто-то должен был споткнуться об кабель. Сегодня, это не Бруно. Сегодня споткнулась Миранда на каблуках и не успела матернуться. — Что-то происходит, — сдержанно и даже спокойно произносит Эшли, держа себя в руках. Миранда продолжает закалывать волосы, смотрясь в черный экран компьютера. Плохо отражал, но отражал. — И что же? — задумчиво и отстраненно интересуется подруга. — У тебя случайно нет помады? Интересно, в какой момент Эшли посчитала хорошей идеей поделиться недугом с Мирандой, ведь обычно Эшли ничем не делится. Ей нравится таскать груз самой и, проламываясь, делать такое лицо, будто ты ешь свой завтрак. Нет, это уже перешло всякие границы. Таких границ не видно с берега девушки. Бруно пальцами ищет стену и прислоняется к ней. Дышит, дышит. Дышать — нормально. — Каждый день одно и то же, — говорит Эшли, надеясь, что говорит чушь. Надеясь, что драматизирует. Она никогда не драматизирует. — У меня повторяется один и тот же день, — она не заметила, как сходит с ума, но очень скоро дала внутреннюю пощечину. Внутренняя Эшли адекватнее. — И не говори, — с понимающей усмешкой говорит Миранда, приседая, чтобы видеть отражение в пыльном черном экране. — Гарсиа такой зануда, если честно. Сделай статью, сделай статью, — ее голос становится тише и писклявее, пусть и у Алана типичный мужской голос, — видишь его лицо и знаешь, что вместо доброго утра он скажет «сделай статью!». Наверно, свою жену по утрам он не нарочно просил сделать статью, а она подумала, что он трахается с работницами. Бац, развелись, — Миранда заколола волосы и пожала плечами. Бруно потерялась в пространстве. — Если бы она знала, что изменяет он ей только с журналом. — Боже, нет, Миранда. Заткнись на пару минут, — руки бросаются к вискам и сразу же от них. В непонимании, в охренивании, в пожалуйста, мне и так плохо. Как вообще развод главного редактора умудрился вписаться в ситуацию? Миранда медленно и уверенно выпрямляется. — Я серьезно. Ах, как грустно выглядеть идиотом изо дня в день. Верно? Она ведь будет так выглядеть. Как бы сильно не трясла Миранду за плечи и не раздавала пощечин: идиот — Эшли Бруно, которая, если честно, снова выглядит не трезвой. — Вчера был четверг, правильно? — вновь тихо и адекватно спрашивает девушка, ища одобрение в темных глазах, уже потерявших свою решительность. Голова Миранды пытается кивнуть. — Вчера всегда четверг. Каждый день. Каждый день я просыпаюсь в офисе, и вообще плевать, где я уснула, я просыпаюсь за этим столом, звонит телефон, — прямой взгляд смотрит на телефон, — заходит уборщица, — взгляд растворяется в воздухе, — дальше у нас ломается кофеварка, никто ничего не помнит, и ты, — наконец-то, она позволяет себе вздохнуть, нежно махнув рукой вперед, — у тебя свидание с военным и тебе нужна красная помада. Напряженное лицо вдруг отмерло, и челюсть опустилась — уже не могла крепко держаться. Миранда секунд пять тратит на то, чтобы найти в происходящем ответы. Без задаваний вопросов. — Тебе Нейт сказал? — Он со мной не разговаривает. — Ах, да, — Миранда расслабляется, выставляет ногу в сторону, сгибает коленку и хлопает по ней рукой. — Ты для него умерла. — Почему мы говорим о Нейте? — Потому что ты с ним говорила. — Не говорила. — Голубь Алекс, которого я подкармливаю каждое утро залетел в окошко? — Какой еще голубь? — Вот именно. Проспись. Провальный разговор, после которого Миранда обогнула девушку и вышла из кабинета. Ее отношение не должно похолодеть, Миранда должна понять. Кому еще понимать? Кому еще вешать лапшу на уши? — Нет, я это знаю. И про свидание, и про помады. И знала вчера, потому что каждый день тебе нужна гребаная красная помада, и каждый день ты ходишь на свидания, которые заканчиваются потекшей тушью на щеках и «Эшли, пипец, ты не поверишь», а может, хоть раз! Хоть раз надо посмотреть в зеркало и спросить себя: «Хочу ли я всю жизнь вести себя как проститутка?» Сначала Эшли просто выдохнула, будто прибежала первая в марафоне, но потом поняла, что слегка облажалась. Ладно, окей. Бруно признает, не надо было, но прошло восемнадцать часов с тех пор, как она обвинила кого-то в чем-то. Уже язык чешется. Неудачная пятница, в которой она потеряла единственную подругу, взгляд которой схватил Эшли за волосы и ударил об стекло. Неприятное представление. Эшли понимает, что далеко зашла. — Так посмотри на себя в зеркало, прекрасная и невинная Эшли, и спроси себя: «Хочу ли я до старости лет делить еду с кошками и раздавливать их своей жирной обвисшей задницей, которую я наем с горя?», — ее голос стал острее и выше. Хотелось съежиться и заткнуть уши. Да ну, грех не послушать. — Ах, да. Боюсь кошки соорудят веревку, свесят ее с балкона и сбегут, — надо же, какие у них прочные дружеские отношения. Жаль, Бруно лишь со скрытым интересом слушает девушку и терпеливо ждет, когда сможет заснуть. — Потому что им нужно тепло, Эшли, а все, что ты можешь предложить людям, — холодный камень в лицо, который ты вырастила в своем каменном огороде. Чего? Уже не важно. Заново. Что же будит ее по утрам? Вибрирующий телефон или строители, долбящие асфальт? Эшли не думает об этом, когда вздрагивает и открывает глаза. Поднимает голову и пытается снова. — Каждый день пятница, — как можно буквальнее доносит мысль Эшли, наблюдая за тем, как Миранда закалывала волосы и смотрелась в отражение на экране. Опять. — Каждый день я просыпаюсь, ничего не меняется. Будто существует заранее написанный сценарий. — Как в «Дне Сурка»? — Миранда внимательно сует заколку в пучок и жмурится, приглядывается к черноте экране. Голос витал за пределами офиса. — Да! — не сдерживается. Словно играли в головоломку, которую Бруно придумала сама, но говорить ответ против правил. — Как «День Сурка», — тише, выдыхает, осознает. Осознает, что старый фильм не решил проблему. Да, Билл Мюррей прожил целую тучу одинаковых дней и выбрался, но как? Влюбился в девушку? В кого влюбляться Эшли? Ее бровям уже больно хмуриться. Она падает в мыслях и не замечает, как Миранда выпрямляется и укоризненно смотрит на подругу. Как учительница на самого подлого ученика. — Я поняла. На секунду Эшли опасается, что снова прокололась. Чувствовать себя неудачником каждый день… интересное изменение, к которому Бруно не привыкла. Будто тебя бьют об стену, а ты смотришь на обидчика с разведенными руками, мол «А кричать надо?». Простите, но Эшли не привыкла к фантастике, мистике, разным розыгрышам, посланий от Вселенной, или что вообще происходит. Что-то вроде того. — Ты заработалась. Взгляни на себя. Всю ночь просидела за компьютером, на голове кусты, под глазами синяки, — голова дергается, Эшли пытается вытянуть губы уточкой и вставить свои неважные пять копеек. — Конечно, каждые дни повторяются. А если бы у тебя действительно был «День Сурка», ты бы заметила повторения день на восьмой, — бред, Эшли уже второй день показался чертовски странным. — Нам нужно сменить обстановку. Сегодня пятница, — Эшли мгновенно ударяет гудящая боль в голову, словно кто-то орет в уши. — Идем на вечеринку. — Какая вечеринка? — усталым голосом спрашивает Эш. Потеряла интерес в объяснениях. Ей лень двадцать раз рассказывать Миранде одно и то же. Она бы показательно плюхнулась в кресло, но Миранда стояла прямо перед ним. — Ну, к Нейту мы не можем. Придется найти красный кабриолет и умотать в закат в Лас Вегас. — К какому Нейту? — опять о нем. Судьба хочет ввести в разговор Нейта. Эшли все-таки плетется к стулу и падает на него, не желая двигаться в следующие… никогда. Взгляд погас и смирился с тем, что следующий день снова будет пятница. Мучение. Миранда, стоявшая рядом, развернулась к подруге передом. — Ну, наш Нейт Блеквуд. У него же день рождения, — с легкостью произносит Малевич таким тоном, будто Эшли нужно как раз легкое напоминание. Будто она чуть-чуть забыла. Но нет, черт. Она забыла по полной программе и из принципа почувствовала себя двойным идиотом. Резко вздыхает, опускает плечи и перестает моргать. — Только не как в прошлом году. — Я клянусь, я помню. — Ты опять забыла. — Нет, я помнила вчера, правда, я… — Сколько ему? — скрещивает руки на груди и прожигает в Эшли дыру. Ей действительно жаль. Да, обычно ей нет дела, но Миранда и Нейт — единственные два человека с которыми она может выпить кофе. С которыми можно пропустить пару шуток насчет лысины Алана и потом заржать, когда он спокойно пройдет мимо. Единственные! А Эшли даже их упускает из виду. Скоро и себя упустит. Глаза умоляют подругу не давить. Но она давит. И Эшли чувствует нужду быть честной. Во всяком случае, есть завтрашний день. — Тридцать один? — тихо отвечает девушка, незаметно вжавшись в кресло. — Ты просто жалкая, — и Миранда, не задумываясь, уходит из кабинета. Эшли застывает с открытым ртом и добавлять что-то не хочется. Оправдываться? Ей невыносимо лень. Разговаривать надо не с Мирандой, а с Нейтом. Нейтом? Эшли сама сдвигает брови и изолируется от звуков. Чего она пытается сделать? Что она должна пытаться? Изменить. Какую-то фигню, что угодно, Бруно не важно. Смотреть один и тот же фильм надоедает. — Нейт! — догоняет Нейта девушка, перескакивая чьи-то ноги и провода. Нейт не очень любопытно останавливается и улыбается, сам для себя. Приятно, что злобное животное проявляет признаки жизни. — Я хотела кое-что сказать. Он стоял, одной рукой обняв себя за живот и другой держа подносик с четырьмя кофе. На нем разноцветная рубашечка с волнистыми узорами: он и так одевался ярко, но обычно монотонно, а сейчас… праздник, как ни как. — Ты добровольно разговариваешь с людьми. Снег не обещали. — С днем рождения. Он двигает головой в сторону, но оставляет загоревшийся взгляд на лице Эшли. Наклоняется к ней, смотрит по сторонам. Эшли его ненавидит. Он шепчет: — Что, неужели ледниковый период надвигается? — она медленно закатывает глаза и понимает, что потратила все свои социальные силы. Выдохлась. Теперь обратно в кабинет и сидеть там, как крыса. Аппарат, который измерял равнодушие Бруно поднялся до максимума, хотя висел на середине. — Ладно. Кто тебе сказал? — Я. Сама себе. — И сколько же мне исполняется? Твою мать. Глаза прикрываются. У Нейта и не было надежды на проявление человеческих чувств у Эшли, но ловить на вранье, Боже… наслаждался каждый раз. Эшли думает, почему Миранда не выплюнула ей со злости ответ? Сейчас бы она выглядела сентиментальной. То, что от нее ожидают. — Тридцать. И не говори нет, я уверена. — Не тридцать. Пока, Эшли. На следующий день она и не пыталась доставать подругу. Она доставала ее со своими помадами, военными, макияжами, заколками, которые Эшли пропускала мимо ушей. Сидела на стуле и смотрела в стену. Вспоминала день рождения Нейта. Гадать — самый веселый вариант. — Тридцать два? — Я думал, мы друзья. — Тебе точно не тридцать три. — Точно. — Вчера ты сказал, что тебе восемь. — Ты видишь, чтобы я смеялся? — На самом деле, ты всегда будешь выглядеть на девятнадцать. — Пока, Эшли. Эшли упала в кресло, после того, как закрыла кабинет на ключ. Телефон вибрировал, она его не выключала. Она знает, что звонит ее брат. Она устала отклонять звонки каждое гребаное утро. И устала каждое утро играть в викторину с Нейтом Блеквудом, но ей кажется это важным. У нее есть куча времени. Кто может этим похвастаться? Да, петля времени и все такое. У нее даже нет сил паниковать, ей нужно расположить к себе Нейта, ведь это правильно. Но черный дым разъел все мысли, все воспоминания против воли. Она хотела бы помнить, но не может. А Миранда и Нейт лишь издеваются и специально не говорят правильный ответ. Наверно, опять знаки Вселенной. Эшли откидывается на спинку. В голове всплывает картина дня рождения Нейта в прошлом году. Кажется, бар. Какое-то крутое дорогое заведение. Там розовые и черные цвета, все смеялись, даже Эшли. Она забыла про день рождения и тогда, но Миранда спасла от неудачи. Видимо, сейчас Эшли в край охренела. Наверно, поэтому у нее день сурка. Все пели песенку, там стоял торт, но Эшли не помнит количество свечей. Она упорно пытается вспомнить. Что же она делала в этот момент. Ну! Она сжимает зубы. Ее попросили фотографировать, черт! Она срывается с цепи и бегом выключает звонок. Залезает в альбом и листает, листает, листает. Не долго: у нее нет миллион селфи или других фотографий. В основном, по работе. Вот и счастливое лицо Нейта. Остальные коллеги. Миранда подняла на руки Эшли, которая делала вид, что спала с трубочкой во рту. Она позволяет себе улыбнуться и пролистывает дальше. Все оказалось проще! Даже свечки не пришлось считать, ведь на самом торту вишенками написано число 26. Она слишком широко, гордо улыбнулась и положила телефон обратно на стол. Сама открыла дверь и рванула внутрь офиса, перешагивая ноги, мусорки, бумаги и провода. Она не смотрела под ноги. Знала, что впереди две мусорки, синяя папка на полу, один толстый белый провод и Нейт шел с кофе. — Нейт! Он разворачивается! — С днем рождения, — решительно произносит Эшли и улыбается, радуясь не за себя. Какая дикость. Усмешку Нейта она вскоре сотрет. — Нет, снега не обещали, — усмешка стирается. — Ледникового периода тоже. — Ты читаешь мысли? — Знаю тебя наизусть. Взгляд наполняется надеждой, лед тает, и Эшли победно наблюдает за происходящим. — Сколько же мне исполняется? — такое чувство, будто если Эшли ошибется, он убежит домой плакать. Он тоже считал ее подругой. — Ну, если весь год тебе было двадцать шесть… — Поверить не могу, — теперь он усмехнулся по-доброму. — Значит ли это, что ты сделала статью? Можно Эшли Бруно проведет день, где будет разговаривать и будет нормальным человеком? Один день. Впереди у нее тысяча, в которых можно всем прошибить мозги, но каково быть кому-то другом? — А если пообещаю, что сделаю? Нейт смеется, по-мужски обнимает Бруно за шею и тащит вперед. — Тогда я спрошу: кто ты и куда ты дел Эшли? *** Пытаться взять интервью, наверно, была самая ключевая и бесполезная часть дня. Объяснять Алану, что Гарри не останавливается на выходе, а идет прямиком в машину — как разговаривать с собакой. Впрочем, даже собака бы расстроилась и пошла спать. Алан оптимист и уверен, что Гарри притормозит. Эшли не понимает, почему сейчас держится за поручень в автобусе. Действительно не понимает. Каждый день, у нее два варианта: Гарри Стайлс или дом престарелых. Первый, каким бы глупым он не являлся, затмевал второй. Если пытаться, может звезды вздохнут и скажут «Ладно, бери»? Эшли не думает о звездах. Не молится. Она делает, ведь это ее работа. Она крепко держится за два поручня и когда понимает, что они приближаются к Ошен-Авеню, сжимает их сильнее и закрывает глаза. Все валятся, матерятся. Автобус слишком резко тормозит на светофоре. Глаза открываются. Она не грохнулась! Наступает кроссовкой в грязь. Миранда ноет. Эшли ушла раньше, чем обычно. Наблюдение за выходом, у которого толпились папарацци не принесло пользы. Они стояли. Эшли лишь сидела на ступеньках у подъезда напротив. Начинал дуть сильный ветер и сдувать волосы на лицо: теперь понятно, почему разлетались волосы Гарри. К чему дул ветер? Она поднимает взгляд к небу, замечая вдалеке тяжелые серые облака. Она не думала о ветре прежде. Проблема в ежедневном повторении — это то, что ты неосознанно начинаешь замечать. Замечать вещи, которые бы не стали задерживаться в мыслях в обычный день, ведь наверняка есть дела поважнее. Сейчас? Эшли закусывает верхнюю губу и стеклянными глазами смотрит в сторону. Не в небо, не в толпу, куда-то. Кажется, что мир намеренно ее разлагает. Впереди раздались крики и чиканье… фотоаппараты издавали свои фирменные звуки. Эшли смотрит спокойно. Не хватало крутых очков, чтобы ее сочли за агента ФБР. Гарри не смотрит вообще, словно видел людей прежде. Словно знал каждого и рассматривать их надоедливые лица еще раз — вызывало утомление. Нет, он вновь не останавливается, но Эшли пытается понять: выглядел ли он грустным? Серьезным точно. Сосредоточенным. Уставшим? Да, но он скрывал. Ему плевать на мир? Не совсем. Дверь хлопает, машина быстро уезжает с места. Она следит за окнами, как за очередной проезжающей мимо машиной, но очевидно, стекла затемнены. Вся машина черная и девушка не видит ничего, кроме отражения самой себя в блестящем металле. Забавно. Она похожа на бездомную злую бабу. Неужели я всегда хожу с таким лицом? В своих зеркалах она не видела отражения, но она нашла его на машине Гарри Стайлса. Аж противно. Папарацци переговаривают между собой; парочка фотографировала машину, надеясь запечатлеть номер. Номер был, машина не лично его. В чем смысл? Эшли продолжает сидеть и наблюдать за тем, как люди расходятся. Одни пешком, другие на машинах. Третьи сидели на ступеньке и не двигались. Позвонить Алану? Что бы Эшли не делала — это не несет пользы. *** — За Нейта Блеквуда! — Миранда срывает и так хрипящее горло, вызывая дебильную улыбку у Эшли и второй подбородок. Она сидела, опрокинув голову на спинку дивана. Ничего не делала на самом деле. Иногда слышит любимую песню Миранды и начинает лениво махать одной рукой, потому что Миранда орала на ухо; затем снова лежала и беззвучно подпевала даже тем текстам, которые впервые слышала. Существовали разные типа пьянства: Нейт не сходил с танцпола и вообще забыл, что у него день рождения. Раздражающая Лили Хопкинс (Нейт позвал всех, потому что добрый) сидела в компании неизвестных никому мужиков и громко смеялась. Не громче музыки. У Миранды наблюдалось самое стандартное состояние. Кричала, продолжала пить, ржала, иногда танцевала, десять минут назад она заплакала на коленях Эшли. Ведь ее бросил военный на свидании. А Эшли вела себя как трупак и спала. Миранда выпивает до дна шампанское и брякается обратно на кожаный диван. Некоторые люди ее услышали и сделали глоток своего алкоголя. Они изолировались от внешнего мира, усевшись в угол помещения. Столик выбирала Эшли. — Пей, — подруга неаккуратно подносит недопитое шампанское к губам Бруно, и та морщится, отворачивается. Все же, алкоголь на губы ей пролили. Эш вытерла его рукой. — Мне хватит, не могу больше. — Не заставляй меня рассказывать истории про бывших, — с полузакрытыми глазами произносит Миранда и вынуждает девушку глубоко вздохнуть. Эшли давно не посещала вечеринки, праздники, дни рождения. Помнится, она не всегда была такой скучной. Помнится, она рыдала, танцевала на столах и позволяла парням уделять ей внимание. Как непривычно возвращаться к чему-то старому, забытому и… привычному. Рука Эшли быстро отнимает бокал. Если уж они приперлись сюда, значит они будут пить и веселиться. Не то чтобы завтра у Эшли будет похмелье, правда? Завтра ничего не будет, можно хоть выйти замуж за первого встречного. — Отвратительное шампанское, — она почти рыгает и снова вытирает губы. Покачивается, ложится на ладонь, локоть на столе, щека поднимается к глазу. — Ты выпила полбутылки. — Это лучшее, что здесь есть. — Эшли, — тянет Миранда низким голосом, наклонившись к девушке. — Это вечеринка. Здесь вкусно все, даже, если ты облюешь весь туалет. Ясно? — Прекрасно, — промямлила Эшли, незначительным взглядом засмотревшись в толпу. С ее ракурса, они всегда выглядели черными. Наверняка, из их ракурса Эшли тоже в темных цветах. Здесь, в принципе, слишком много цветов, поэтому не видно. Цвета смешивались, сменялись. Почему? Никто не хочет видеть лица? Все хотят быть рядом, но не хотят знать друг друга. Их интересует забава, но человек в последнюю очередь. Они хотят познакомиться, но не хотят знать. Им нравится смотреть, но не видеть. Эшли нравилось видеть, но не смотреть. Мимо, в метрах пяти, прошел молодой парень. У него длинные волосы; не до плеч, но длиннее, чем у среднестатистических парней. Со спины он молод, и Эшли не может не проследить его маршрут, просто потому что Эшли его заметила. Он прошел один, аккуратно просочился сквозь толпу и растворился в ней. Она дергается, поднимая голову с руки. Выглядит так, словно в следующую секунду побежит за ним, удалив пьяное состояние как ненужную вещь, которая нужна на данный момент. Его уже нет, это не важно. Эшли вспоминает, что она не обычный человек. А так хотелось. — Что бы ты делала, — начинает бредовый разговор Эшли, сложив руки на столе и уперев взгляд в пустой бокал. Теперь Миранда кладет голову на ладонь и с вечной улыбкой смотрит на Эшли, как на человека, в которого только что влюбилась, — если бы завтра не существовало? Она продолжает улыбаться, но сводит с Эшли влюбленный взгляд и переводит в сторону. Даже закрывает глаза и действительно запускает глубокие мысли в затуманенный разум. — Делала бы все, что хочу, — взмахивает рукой и пожимает плечами. Смотрит на Эшли, которая смотрит на бокал. — Спала бы со всеми, с кем хочу и делала вещи, которые бы не делала в дни, у которых завтра существует, — она говорила это так, словно подобные вещи очевидны. Не для Эшли. Нет. Она поднимает взгляд с бокала и думает. — Но делать глупости надоест. Ты захочешь жить. — Это и есть жизнь. — Видимо, нет, — Бруно казалось, что она спорила с внутренним я, а Миранда так, мимо проходит и подает варианты ответов. — Тогда остается сделать то, что делал Билл Мюррей, — ее язык заплетается, и Эшли кривит губы, глядит на подругу и понимает из ее уст только имя Билла Мюррея. Уже интересней. — Что? — Эшли смотрела фильм. Миранда вновь пожимает плечи, но процесс затягивается, и она на пару секунд уходит в астрал. Вести глубокие разговоры в адекватном состоянии с ней не получится, а в пьяном… ну, она пьяная. — Изменить что-то, тем самым, изменив свою жизнь, — она тыкает пальцем в щеку Эшли, но та не реагирует. Гладит ногти. Конечно, Эшли задумывается над качеством своей жизни и не понимает, с чего бы Вселенная захотела изменений. Есть жизни поважнее, подороже ее жизни. Да что уж там, есть жизни интереснее. Зачем Вселенной зацикливаться на Эшли Бруно? Почему не раньше? Почему не позже? Ей надо просыпаться с этими вопросами, пытаться ответить. Она ненавидит ничего не понимать, и именно в непонимание забросили Эшли. Получи, посмотри и выживай в одиночку, ведь ты так любишь пустые тихие комнаты. — Звучит как тост, — на вдохе говорит Эшли и хватает бутылку шампанского. Миранду перестает отрубать на столе, и она берет свой недопитый бокал, поднося к бутылке. — Именно.