Каждый день пятница

They come, they come To build a wall between us We know they won’t win

— У меня нет времени. Правда. Я только отдам конверт, — его голос и взгляд адресован Алисе, а Эшли чихать хотела, с кем он говорил. Гарри тоже улыбался. Она нашла его. Так долго пыталась, а ведь, наверное, всего две недели. Эшли уже решила, что год. Знания отупляют мозг. Знания замедляют мышление, ведь и так все понятно, и так — мир на ладони, а ты знаешь каждый тупик, каждую пылинку. Время растягивалось и растягивалось с каждым днем, и Эшли растягивало вместе с ним, а здесь — выброс. Часы так быстро затикали в голове, что, кажется, она его упустит. Каждая секунда важна. Каждую секунду нужно считать, нужно думать — и дело не в особенной пятнице. Дело в каждой пятнице, а Бруно ждала чудо. Не дождалась, а сделала сама. Ей не свойственно двигаться, не свойственно думать и совершать разумные поступки. Это не в ее природе. Но скука заставила ее плыть против течения. Плыви дальше, ты же видишь, сколько пространства существует в секундах, а ты не выходишь за порог своего офиса. — Спасибо Вам. Вы делаете очень-очень много, — он держит руку Алисы и внимательно ее слушает, заранее зная, что она скажет. Нет, у него нет синдрома Эшли, просто он знает и кивает. Эшли очарованна. Она бы сказала, что им, но это бы прозвучало не так. Слишком так, будто он ей интересен. Он интересен ей как спасение. Она очарована своим эгоизмом. Серебряное кольцо бросилось в глаза. Непонятно, что вырезано и какой посыл, но Эшли не стала долго рассматривать. Выглядит так, будто она пялится на их руки. Интересно. — Берегите себя и всех, кто здесь живет. — Всегда. — Мне пора. Хорошо? — Хорошо. Он еще немного держит ее руку и улыбается, опуская. Эшли его не отпускала. В мыслях она крепко держала его за кисть так, что и ее и его рука обещали отвалиться. Только представить можно, как выглядели ее распахнутые глаза, и как Гарри удивился ее тихому взрыву. Скорее всего счел ее за стеснительную фанатку. Он наконец-то прерывает зрительный контакт с медсестрой и, прежде чем обернуться, смотрит на Эшли. Это удар двух планет. Нет-нет, двух вселенных. Это удар, который мог однажды случиться, но его масштабы бы были непредсказуемы. Мы, ты, я — непредсказуемы. Я думала, что знаю все, но я все еще не могла тебя разгадать. Если промолчала Эшли, то и Гарри промолчал. Ее взгляд был чересчур странным, не фанатическим. Больше убийственным. Он мог почувствовать, как она душит его, как держится за него. Как жаль, что они ничего не могут друг другу сказать. Словно, это будет не по плану. Не по длинному коду, записанному давно кем-то и где-то. Они бы разломали систему на два куска и поделили между собой. Руку с кольцом на пальце он кладет в карман того черного пальто, который Эшли хорошо знала. — До свидания, — говорит им обеим, смотря только на Бруно. — До свидания! — демонстративно махнула рукой Алиса, но Гарри ее рука не привлекла внимания. Он поднял уголки губ уже для самого себя и быстрым ходом направился на выход. Взгляд следует за ним. Эшли видит, как она призраком держит его руку и идет таким же шагом, как и он. Ему не нужно оборачиваться: это не то, чего хочет Эшли. Эшли не нужен Гарри Стайлс, как таковой, чтобы разговаривать и улыбаться вместе с ним: она хочет проследить за ним, в надежде, что он покажет ей сейф. Отдаст ключ. А внутри — ее освобождение. Он и есть освобождение. Теперь это очевидно. Эшли никогда не задыхалась при виде конкретного человека. При виде своего спасения, потому что… ей никогда так сильно не хотелось себя спасти. — Он просил не писать об этом в журнал, — зачем же Алисе так искренне улыбаться? — Я не напишу об этом в журнале, — резко поворачивается Эшли и настойчиво смотрит в глаза Алисе. Алису ничего никогда не смущало, даже наглые или злые люди. Как Эшли. — Мне просто интересно. Какая статья! «Великодушный Гарри Стайлс дарит деньги почти заброшенному дому престарелых!». Сколько фотографий можно было бы сделать, если бы Эшли взяла с собой фотоаппарат: попросила бы у дизайнеров этажом выше или сперла у папарацци с другого конца офиса. Прийти завтра? Обнаглеть? Быть непосредственной скотиной, какой Эшли была всегда? Ей не трудно. Но когда она подумала о Гарри, что-то било ее прямо там, внизу. В низ живота. Гарри же не хочет шум. А она хочет его создать? Впервые в жизни она чувствует бурлящую грязь в себе и хочет ее вывести. Бруно так долго смотрела ему в глаза, что не сможет смотреть на него иначе. А за объективом камеры — придется. Их взгляды изменятся, а Эшли это вдруг начало волновать. Они были так близко не для того, чтобы отдалиться. Ей нельзя отдаляться. Стайлс, вроде как, решение всех проблем — или Эшли размечталась. Взгляд девушки вдруг расслабляется, падает ниже и снова сосредотачивается на чем-то, на мыслях. — Когда он приехал? — невнятно проговаривает Бруно, растворяя взгляд в опустевшем коридоре. Алиса громко вздыхает, улыбаясь, и Эшли чувствует за спиной эту улыбку. Чувствует еще один чужой код в своей программе. — В 7:45 был самолет, кажется, — так спокойно, так мягко, словно 7:45 уже не вернешь, словно эта максимально не важная информация, потому что… он уже прилетел. Алиса ничего не понимала, ведь Гарри прилетит снова, и быть оправданной скотиной можно будет в аэропорту. Камера и вопросы будут не новостью для него. Почему она боялась его задеть? Эшли закрывает глаза и дергает верхней губой. Его жутко не хочется обидеть, словно это как-то заденет и ее саму. Она решила, что интервью с Гарри вернет ее в обычное течение времени... так может не стоит вытирать ноги и об него? 7:45. — Усыпите меня. Эшли не может ждать. Не хочет лежать на диване и до боли закрывать глаза в попытках уснуть. Не хочет ждать до утра, потому что она знает, что делать. — Простите, что? — бедная, бедная Алиса. Эшли уже шла в неизвестном направлении, нервно, но решительно заглядывая в каждую комнатку. Алиса нехотя пошла за ней. — Ну, вколите мне что-нибудь, дайте понюхать какую-нибудь медицинскую гадость. — Вы хотите хлороформ? — Да! Хлороформ, — волосы отбросились за спину, когда Эшли рывком развернулась. — У вас он тут есть? Наверняка есть. Вы же как-то усыпляете особо проблематичных бабушек. — Все наши бабушки прекрасно себя ведут, — сбивается с толку Алиса и сводит брови к носу, не успевая быстрым шагом за Эшли. — Хлороформ предназначен для других целей. — Мне все равно. Мне нужно уснуть. Быть плохим человеком у Эшли в крови, ничего не поделаешь. Последний зрительный контакт. Алиса в растерянности смотрит в глаза редактору и не смеет сказать ни слова ни за, ни против. Шкафчик в открытом кабинете как будто подзывал ее, как свет в конце туннеля, и Бруно не могла не зайти туда. Прости, Алиса, но завтра ты не будешь меня знать. У Эшли нет времени. Буквально. Время встало, соответственно — его нет. И ей нужно как можно быстрее его запустить. Шкафчик висел высоко, и Эшли пришлось на цыпочках разглядывать бутылки и банки с надписями, которые там стояли. Такие химические формулы они даже в школе не проходили. Да кого она обманывает? Ей было плевать на школу. Хлороформ. Одно неловкое движение — и она бы разбила его. Аж руки дрожали от желания заново проснуться. — Вы можете повредить печень, — кричит Алиса в дверях, и Эшли видит, что она не волновалась за препараты и не злилась на такую наглую девушку. Слишком добрая. Ее волновала Эшли, чье имя она узнала десять минут назад. Господи, она ненавидела людей с радугой из задницы, но ей жаль Алису. Беспокойся за других, но не за меня. Я того не стою. — Восстанавливай дом, Алиса. Может, мы еще познакомимся. Кого угодно можно убедить в сумасшествии Бруно, но Алиса ее такой не считала. Даже сейчас. Черт знает. Алиса… наверно, из страны чудес? На тряпке со стола оказываются капли хлороформа, которую Эшли безжалостно прижимает к нижней части лица. Запах ничего, сойдет. В фильмах выглядело отвратительнее. Телефон вибрирует. Девушка дергает головой и поднимает ее, отлепляя желтый стикер от лица. Телефон вибрирует, она не потрудится его даже выключить. Сонный мозг медленно активируется. До ушей медленно добираются звуки молотков и разговоры строителей с улицы. Свет. Как много солнечного света. И как мало у Эшли времени. Руки хватаются за первые попавшиеся предметы в поисках диктофона. Склероз. Сколько бы пятниц впереди еще не поджидало, она никогда не могла вспомнить, что диктофон во втором выдвижном ящике. Она хватает его одной рукой, а другой сумку. Никогда еще так быстро Эшли не выбегала из своего кабинета и умело не перескакивала удлинитель. Уборщицу обогнула. — Эшли! — голос Миранды пытается выдернуть ее из лифта, но девушка успевает нажать на кнопку и встретиться с вопросительным взглядом подруги. — Тебе не нужна помада. Двери закрываются. Шея Миранды вытянулась. Двери закрылись. Девушку, которую Эшли никогда не задевала при выходе из лифта, сегодня ее задела. — Простите. — Все хорошо, — ответила она, подарив Бруно восхищенный взгляд и поправив строгую серую юбку до колена. В это время она уже бежала к крутящимся дверям, иногда оглядываясь по сторонам и пытаясь не выронить телефон у уха. Ветер касается ее волос, и Эшли тут же их поправляет, на секунду притормозив. Голос в телефоне ее сбил. — Вы позвонили в такси Бруклина. Чем можем?.. — Машину на 42-ую улицу, номер 14, — ее решительные слова опережают слова диспетчера. Ее слова в принципе опережают ее собственные мысли, потому что мысли мухами крутились вокруг аэропорта. Вокруг, но не внутри: Эшли еще не знает, что внутри, но рвется узнать. Как же ей не терпится покончить с пятницами и проснуться в субботу. Внушить себе, что Гарри Стайлс — нелогичное, но самое ее очевидное решение казалось хорошей идеей. Как же она уверена в себе. Да она всегда уверена в себе! Даже когда ей хочется забиться в угол и спрятать голову в колени, она будет стоять с легко приподнятыми уголками губ. А глаза — как стрелы, летящие в мишень. Миранда ни за что не признается ей, но она боялась такую Эшли. Она называла ее «холодной» у себя в голове и уходила. — Через три минуты. Удивительно. Если бы Эшли знала, что в это время есть свободное такси, она бы и на СНЛ так ездила. Жаль, что там уже нечего делать. Или к счастью. На это Бруно не отвечает и не глядя убирает телефон в сумку, оглядываясь по сторонам еще раз. Собака пробегает мимо, и девушка этого не видит, но знает. Знает наизусть. Эти знания вызывали тошноту каждый день. Она подбежала к дороге, к другим опаздывающим и ожидающим такси людям, обогнула женщину с рекламками, словно бывшего одноклассника, с которым не хочет разговаривать (так бы она и сделала), и виновато покосилась на свой сломанный смарт. Однажды его починят. Например, мастерская Логана Ливингстона через дорогу ничего. Он же сказал, что у нее система охлаждения полетела, и починил ее! А затем машина сломалась снова. Ей так лень думать о том, почему ее машина сломана. Ей нужно в аэропорт. Хоть Гарри Поттер ее подвезет на метле, она отдаст любые деньги, даже если завтра они не вернутся. Она надеется, что завтра ей ничего не вернется. Желтое такси подъезжает, и не только Эшли к нему бросается. Сейчас будет интересно. Эшли замечает конкурентов краем глаза и как бы незаметно ускоряет шаг, хватаясь за ручку передней двери. — Эй, — женщина в серо-зеленом плаще возмущается, крепко держась за сумку. — Не сегодня, миссис. — Мисс. — По Вам не скажешь, — Бруно захлопывает дверь, и женщина драматично охает. В машине мгновенно стало теплее и безопаснее. Люди не такие наглые, поэтому если наглый ты - ты выиграл. Эшли не видит смысла в вежливости и культуре, если кто-нибудь другой вытрет об тебя ноги. Можно самой это сделать. — В аэропорт. Очень-очень быстро. Водитель попался молчаливый. Поджал губы, не посмотрел на девушку, вывернул обратно на дорогу и понесся, покорно выполняя заказ клиента. Эшли, как она любила, ставила локоть на приоткрытое стекло, а согнутыми пальцами закрывала губы. Смотрела на улицу. Обычно — неподвижно, но сейчас взгляд нервно бегал, никого не замечая. Перебирая мысли, как когда-то бумаги в офисе. Алан попросил найти старый выпуск журнала 2012 года, причем срочно, потому что на важной встрече с коллегами из Испании он должен был показать именно этот выпуск, в котором демонстрировались модели в зимней одежде. Лучшим дизайнерским решением за все года, как он сказал. Бумаги взлетали к потолку и медленно, депрессивно приземлялись на ближайшую поверхность, если их по пути не сбивала другая бумажка или журнал не того года. В общем, переполох был. Эшли стояла у чьего-то столика и выкидывала из его ящика все содержимое куда-то за спину, попутно закатывая глаза при виде идиотских причесок и убогих моделей. Примерно так выглядит ее голова сейчас. Переполох. Летящие вещи туда-сюда. По радио играет классическая попса, новинки весны. Эшли никогда не вслушивалась в музыку, потому что ее никогда не интересовало ничего подобное. Ни музыка, ни картины, ни любое другое искусство. Для искусства нужна душа, а у нее такой нет. Нужен талант,а у нее нет. Она просто ни в чем не хороша. Офисная амеба. Но она умела добиваться своего любыми бессовестными способами. Эшли, конечно, не использует это оправдание. — Это скучно. Бесполезно. Никого уже не удивишь своим психическим расстройством или трагедией в жизни, которое подтолкнуло тебя к искусству. Раньше она так говорила. Сейчас она слишком мало говорит не только про искусство, но и про действительно важные вещи. Что вообще для нее важно? Выбраться из замкнутого круга? Для чего? Ее напугало отсутствие жизни? Странно, ведь она не живет. Ее пугает тот факт, что ее что-то способно напугать снова. Водитель доехал за десять минут, хотя мог за 18-20. — Пятнадцать долларов. Эшли уже приготовила деньги, бросив короткий и незаинтересованный взгляд на красный счетчик. Они не прощаются и расходятся: какой прекрасный таксист. Не разглядывая аэропорт и не поражаясь его красоте (а он стеклянный и красивый), она бежит внутрь, словно эти опаздывающие люди на рейсы. Но она опаздывает застать Гарри Стайлса, и Эшли больше не хочет засыпать, чтобы проснуться сегодня. Нет-нет, она возьмет интервью. Она задаст пару вопросов, напишет статью, и небесные силы будут довольны. Ей нечасто приходилось поджидать знаменитостей в аэропорту: обычно, этим занимаются папарацци — и бог знает, почему мистер Гарсиа отдал задание Эшли. Нужно не забыть спросить у него завтра — почему. Прилеты на втором этаже, и она бежит по эскалатору, отодвигая людей за плечи или просто их обходя. Нет времени кого-то что-то просить. Она не слушает женский голос, сообщающий о рейсах, и проскальзывает в толпе к дверям, которые сами открывались и закрывались. Там ей делать нечего. Взгляд сам находит скопление людей и даже думать не приходится, с чего бы это. Гарри Стайлс уже вышел. А толпа в форме неправильного овала передвигалась обратно к эскалатору слишком близко. Ну, уж нет. Эшли бежит быстрее, чем бежала десять секунд назад, по ходу дела доставая и включая диктофон. Как муравей, пролезающий в любые щели, она удачно врезается в незаполненную дыру журналистами и сует свою руку где-то в район его локтя: перед ней стоял первый ряд самый везучих. Охранника всего два и они охраняли не то место, в котором оказалась Бруно. — Почему распалась группа, Гарри? — Что у тебя с Кендалл Дженнер? — О ком ты поешь в новых песнях? Это парень или девушка? Кажется, Эшли умела быстро ходить, но сейчас начала спотыкаться. Ее так сильно сбивало его спокойное лицо, что она не могла думать ни о чем другом, кроме как о его выражении лица. Наверно, это ее журналистская душа проснулась и желание написать какую-нибудь гадость в статье. Я уже видела тебя. Знаешь, и ты был улыбчивее, хотя такой же грустный. Ты всегда был таким грустным? Ей вдруг хочется спросить, почему его лицо ничего не выражало. Ей бы пришлось заорать, ведь орут все. Выглядело бы странно. — Разойдитесь. Он не будет давать интервью. Классическое заявление охранников, которое на журналистов не действует. Надо уметь игнорировать законы, особенно, когда тебе ничего не будет. Никто никого не убивает, и давка не создалась. Хотя белые кроссовки Эшли отдавили. Не одну, так две. Гадство. — Гарри, как у тебя настроение? — спросил кричащий мужской голос с другой стороны. Бруно мигом ищет источник звука, но сразу же смотрит на Стайлса. — Отлично, — разговаривает он с воздухом, пытаясь дойти до выходных дверей. Он отвечает на безобидные вопросы. Не все так делают. — На это есть причина? — тут же соображает Эшли и сбивает себе дыхание. Она сглатывает и часто моргает. Непривычно наконец-то говорить с ним. — Необязательно, — он усмехается, по-настоящему посчитав вопрос забавным. Эшли по инерции тоже улыбается. Наверно, рада, что нашла материал для статьи. Наверно, в этом дело. — Может, дело в новой девушке? — спрашивает журналистка рядом. Они слишком долго шли, и он садится в машину: тот же черный ауди, как и после СНЛ. Эшли отступает. Растворяет себя в толпе, отдается порыву ветра и… течению. Они все еще кричат его имя, даже когда дверь захлопывается, и охранники отгоняют папарацци, чтобы машина вообще могла отъехать. Гарри, Гарри, Гарри... Гарри Стайлс, что ты думаешь о, что бы ты сделал тогда, зачем ты... Конечно, они делают проблемы. Вдруг им повезет, и звезда разозлится. Какая фотография на главную страницу! Эшли почему-то знает, что он не разозлится, поэтому отступает и стоит самая последняя. Диктофон опущен. Она нажимает на кнопку. Конец. Взгляд снова наблюдает за отъезжающей машиной. Эта вечно уезжающая от нее машина и куча людишек с микрофонами и фотоаппаратами. Всегда так будет. Эшли выдыхает. Она заслужила этот выдох. Статью она пишет моментально. Как только на скорости приземлилась на стул, чьи колесики отвезли его до батареи и ударили об стену Эшли, она схватилась за стол и подъехала к нему обратно. Пальцы никогда тогда быстро и весело не стучали по клавиатуре. Глаза сосредоточены. Она писала без ошибок. ...женская часть фан-базы знаменитого Гарри Стайлса — спешим вас разочаровать! У Гарри новая девушка — и это очевидно. На вопрос, какое у него настроение, он ответил: «отлично». Из-за новой ли это партнерши? Конечно! Он сильно засмущался на вопрос о Кендалл Дженнер. Очевидно, у двоих милашек что-то есть. Долго ли это продлится? Или как всегда? Остается только гадать... Кажется, про Гарри ходят много слухов, но она взяла Кендалл, потому что эта пара — горячая тема. Существуют они или нет — ей плевать. Она нажимает Enter и посылает мистеру Гарсии, откидываясь на скрипучую спинку кресла. Остальные журналы напишут хуже. Например, New York Journal American любит приписывать парням-звездами по две, а то и по три девушки, делая из мухи любовный пятиугольник. Эшли самая мягкая, как ни крути, и она врет меньше всех. Алан любил ее за правдивые факты, смешанные в блендере. Из ее статей всегда выходил вкусный и дорогой сок. Браво, Бруно. присылает ей ответ мистер Гарсиа. Эшли коротко улыбается. На собрании она молчит, позволяя Лили толкнуть речь про феминизм. Она не вставляет палки в колеса от скуки: только тем, кто вставляет палки ей. На собрании ей лень даже пошевельнуться, не то что комментировать. Она хотела домой. И она была чертовски рада заваливаться в кровать. Ее хорошее настроение замечается в мелочах: в молчании, в нейтральном отношении к окружению, в желании посмотреть телек перед сном и в голоде, который она не игнорирует. Она съедает бутеброд с чаем и быстро засыпает под телевизор. Она просыпается на столе.