This warm silence

Гермиона ощущает приятное обволакивающее тепло, расслабляющее тело, превращающее недавно напряженные мышцы в желе. Огонь в камине тихо потрескивает, сыплет мелкие искры на большой ковер, причудливыми тенями танцует на щеках, покрасневших от приятного жара. На лице девушки расплывается блаженная улыбка — тишина умиротворяющая, не напряженная и страшная, как раньше. Гермиона складывает руки на груди, чуть съезжает вниз, чтобы ее ноги оказались на коленях Драко, молчаливого и увлеченного чтением пергамента. Девушка еще не до конца верит в то, что они теперь могут просто молчать, и молчание это не носит удушающего характера. Они даже держатся за руки, когда идут на занятия, совершенно наплевав на заинтересованные, шокированные и осуждающие взгляды со стороны других учеников. Рон не перестает зудеть о том, что их отношения с Драко — неправильные, такого не может и не должно быть, но сам Малфой уверяет девушку, что скоро Уизли перебесится и извинится. Гарри же принимает выбор Гермионы и даже здоровается с Драко, перекидываясь с ним парой слов по поводу квиддича. Скорее всего, в ближайшем времени все наладится окончательно и многие ученики наконец-то зароют топор войны и станут относиться друг к другу гораздо лучше. Все складывается достаточно удачно и порой Гермионе даже кажется, что это подозрительно хорошо, словно затишье перед бурей. Но она радуется тому, что Драко перед ней раскрывается все больше, позволяя увидеть свой настоящий внутренний мир, пронизанный достаточным количеством света, необходимого для теплого чувства, что Гермиона испытывает, когда находится рядом. Она любит, кажется, все в нем — от того, насколько глубоко он может провалиться в любое чувство, до раздражающей привычки щекотать ей пятки и разбрызгивать воду в душе. — Вечером идем с Блейзом в Хогсмид? — спрашивает девушка, полностью вытягивая ноги. Драко кладет ладонь на ее коленку и несильно сжимает, ведет вверх, к бедру и у самой границы тонких шорт останавливается. — С каких пор ты с энтузиазмом принимаешь от Забини приглашение напиться? — брови Малфоя ползут вверх от удивления. Обычно Грейнджер является противницей выпивки по вечерам, но сейчас сама спрашивает про это. — Ну, неплохо было бы повеселиться, иногда можно себе это позволить. Только не как в прошлый раз! Больше не стану помогать тащить пьяного Блейза на себе, — предупреждает девушка, а в ответ получает смешок. — Обещаю, что он будет вести себя хорошо, а вот за себя не ручаюсь, — Драко ухмыляется, за что получает удар пяткой. — Я ведь тоже могу быть вредной, Малфой, — предупреждает Гермиона. Она теперь называет его по фамилии только тогда, когда злится или что-то задумала. — Плохая девочка Грейнджер — такая концепция мне нравится, хотя до моих способностей тебе еще очень далеко, — снова широкая ухмылка расцветает на лице Драко. Ему нравится играть с Гермионой, выбивать из нее искренние эмоции и провоцировать. — Не стоит недооценивать противника, — гриффиндорка щурится и приподнимается, чтобы выхватить пергамент из рук Малфоя. Швыряет свиток на пол и забирается к парню на колени. Обхватывает шею руками и долго смотрит в глаза, где загорается все больше опасных искр. — Будем играть в гляделки? — спрашивает Драко. Он не спешит — его ладони лежат по бокам от тела. — Мои правила, — с уверенностью заявляет девушка, вздергивая подбородок. Это смешит Малфоя, но он изо всех сил старается сдерживаться, чтобы подыграть. Смотрит на нее в ответ, все также неподвижно сидя, проверяя выдержку Гермионы. Треск в камине становится громче — единственный источник звука в комнате. Кажется, что все вокруг замирает, как и две фигуры на диване. Гермиона смыкает руки на шее Малфоя еще плотнее, оказываясь прижатой к нему настолько близко, что чувствует его учащающееся сердцебиение. Он всегда реагирует на нее так остро. Драко собирает в кулак остатки самообладания, когда губы девушки оставляют поцелуй в уголке его рта. Пальцы парня вздрагивают, когда Грейнджер делает это снова. Вот же чертовка. Знает, что это один из самых действенных приемов. Льнет к нему, почти невесомо целует, а потом зарывается пальцами в светлые волосы и немного тянет мягкие пряди. Эти вещи выталкивают Малфоя куда-то за грань. Он из последних сил сопротивляется желанию схватить Гермиону за волосы и грубо впиться в ее шею губами, чтобы остались следы. Хочет проверить собственную выдержку. И выдержка эта летит ко всем чертям, когда прохладные руки Грейнджер ныряют под его рубашку и легко царапают кожу, задевая соски, а влажные губы смыкаются на мочке уха. Драко резко поворачивает голову, чтобы впиться в губы девушки поцелуем и прижимает ее к себе с такой силой, что она задыхается, ощущая его твердеющий член под собой. Ничего не меняется — они оба слишком быстро загораются. Гермиона расстегивает пуговицы на рубашке парня, почти вырывая их из петель. Малфой чуть наклоняется, чтобы с него было легче стянуть одежду. Девушка отбрасывает рубашку в сторону и хватается за широкие плечи, едва не соскользнув с колен Драко, который тут же прижимает ее обратно к себе, и снимает с девушки майку — под ней ничего нет, так что губы парня сразу припадают к чувствительной груди. Игра закончилась, даже толком не начавшись. — Снова продула, — самодовольно шепчет Малфой, наслаждаясь стонами, вырывающимися из груди Гермионы. — Что? — она даже не слышит, что говорит парень. Смотрит на него, хлопая ресницами, а в ушах лишь громкая пульсация. — Ничего, — Драко улыбается и тянет за резинку, чтобы волосы девушки рассыпались по ее плечам — он всегда любил это. Запускает пальцы в темные кудри и тянет вниз, чтобы открылось больше доступа к нежной шее. Целует медленно, слегка прикусывая кожу, слушает тихие всхлипы. Все как и должно быть. — Сними, — просит Гермиона, дергая пряжку ремня на брюках Малфоя. Через минуту с остатками одежды покончено — теперь ничто не мешает чувствовать друг друга, кожа к коже. Малфой укладывает девушку на спину, смотрит ей в глаза и уже знает, что именно там увидит. Это позволяет ему без особого промедления обрушить на Гермиону весь поток той страсти, которая живет у него внутри и не собирается угасать. Конечно, Драко знает что такое нежность и осторожность, но чаще всего их близость пышет остротой и нетерпением. Грейнджер порой приходится носить брюки вместо юбки на занятия, повязывать шарфик, чтобы не было видно синяков и красных пятен, которые не всегда хочется выводить при помощи магии, чтобы на ее теле как можно дольше жили следы их близости. Ей нравится ощущение того, что она принадлежит Малфою целиком и полностью в самом лучшем значении этого слова. Нравится сцеловывать капли пота с его шеи и груди, перебирать мягкие волосы, сжимать коленками его поясницу, ощущая глубокие толчки, уносящие куда-то далеко за грань реальности. Видеть, как прикрываются его глаза от удовольствия, когда слегка царапаешь грудь и нарочито медленно ведешь ладошкой вдоль напряженного члена — как волка дрессируешь. — Ой! — Гермиона резко выдыхает, чувствуя холодное жжение на своей ягодице. Кажется, что-то царапнуло кожу. — Что такое? — спрашивает парень, с тревогой глядя ей в глаза. — Здесь что-то есть, — Грейнджер приподнимает бедра и нащупывает что-то рукой. — Моя сережка. — Снимай вторую, — слизеринец помогает Гермионе снять украшение и поднимается с дивана, чтобы положить сережки на столик. Возвращается и спрашивает шутливо: — Боевых ранений нет? — Поцарапала, но не смертельно, — пафосно отвечает Грейнджер, но Малфоя такой ответ не очень устраивает. Он, не говоря ни слова, переворачивает девушку на живот, от чего та тихо вскрикивает, и почти ставит ее на колени так, что она оказывается перед ним в весьма раскрытой позе. — Что ты делаешь? — дрожащим голосом спрашивает Гермиона. Она хватается за спинку дивана, чувствуя влажные губы на своей ягодице. И это ей, черт подери, нравится — как реагирует ее тело на подобные прикосновения, поцелуи. Она даже не сразу понимает, что слышит собственный вскрик, когда язык Драко скользит ниже, к мягким складкам, а затем проникает внутрь, в тугой жар. Гермиона дрожит всем телом, пытается дышать, но это сложно сделать под напором настойчивых проникновений и поглаживаний. Связь со временем разрывается, остаются только руки, губы и стоны. Все смешивается в один огромный, безумно важный клубок эмоций, ураганом снующий туда-сюда в груди. Гермиона даже не помнит, как ее, теряющую связь с внешним миром от оргазма, переворачивают обратно на спину и медленно, глубоко и долго целуют, гладят по плечам и бедрам, постепенно возвращая на землю. Но ненадолго — Драко забрасывает левую ногу девушки на свое плечо и входит в нее одним размашистым толчком почти до упора, въедается безумным взглядом, который давно отпечатался в памяти. Гермиона запрокидывает голову, хватает ртом воздух, растворяясь в новых жарких волнах, бушующих внизу живота. Ей кажется, что скоро из-под под ее пальцев, проводящих длинные полосы на спине парня, посыплются искры. — Драко! — голос гриффиндорки срывается — ладонь Малфоя скользит между телами, на несколько секунд замирает на бедре девушки, а затем сдвигается и большим пальцем парень начинает поглаживать влажный клитор, слегка давит на него. Но на этом Драко не останавливается — языком чертит блестящие круги вокруг твердых вершинок напряженных сосков Гермионы, получая новую порцию громких стонов, подталкивающих молодых людей к самому краю пропасти, с обрыва которой они летят в сладчайшую бездну, принимающую их в свои крепкие объятья. Мощный оргазм накрывает неожиданно, почти синхронно, острый и продолжительный. Гермиона вскрикивает, кусая плечо Малфоя, дрожит от удовольствия. Ей требуется немало времени, чтобы выровнять дыхание, услышать тихий вопрос, отрицательно на него ответить и прижать к себе Драко, ощущая приятную тяжесть его тела и щекочущее грудь дыхание. Они так лежат минут пять, в полной тишине, окутанные жаром и приятным спокойствием. Пламя в камине почти полностью умирает, но холода не ощущается — огонь разгоряченных тел не позволяет замерзнуть. — Может, не пойдем никуда? — спрашивает девушка, продолжая перебирать влажные пряди волос парня. — Но мы обещали, — лениво говорит Драко, поднимая голову. Оставляет на шее Гермионы несколько почти невесомых поцелуев и ждет ответа. — Скажем, что приболели после вчерашней снежной битвы, — предлагает Грейнджер. — Тебе не кажется, что мы слишком часто стали «болеть»? — выделяя последнее слово, хитро спрашивает парень, ухмыляясь. — Знаю. И Блейз знает, — Гермиона прекрасно понимает, что означает такая отговорка. — Но он поймет. — Поймет, — соглашается слизеринец. — И я готов болеть целую вечность, лишь бы с тобой. Гермиона ничего не говорит в ответ, но то, что вспыхивает вновь в ее взгляде, красноречивее любых слов — Малфой это знает. Они одновременно улыбаются и вновь утопают в самом потрясающем чувстве, целуясь, бормоча друг другу какую-то глупую ерунду, но это самое прекрасное, что только может быть. В этой теплой, новой, совершенно не страшной тишине, о которой оба давно мечтали.