17 минут.

POV Кагами. - Ваш друг больше не сможет ходить.       Эти слова, словно удар под дых, слишком внезапно сотрясают все мое тело.       По голове будто ударяют чем-то тяжелым, чем-то, скорее всего, металлическим. Неожиданно чувствую, что ноги, никогда раннее не подводившие меня, предательски подкашиваются, будто откидывая меня в сторону, отчего ощущаю, как спина грубо соприкасается с холодной стеной. Колени тут же подгибаются, и я мгновенно оседаю вниз, роняя слишком резко ослабшие руки на пол. Моя голова, словно болванчик, чуть сотрясается, когда копчик больно касается твердого паркета, а глаза, моментально потерявшие свой привычный блеск, раскрываются, вонзаясь в какую-то несуществующую точку пространства где-то впереди меня. Губы, приоткрытые в немом крике, раздирающем все мои внутренности на мельчайшие кровавые ошметки, дрожат, пытаясь выдать хоть слово. Но безрезультатно..       «Не сможет ходить» - приговор..       Голова, даже для меня самого опустевшая крайне резко, медленно наклоняется в сторону, отчего начинаю ощущать, как теряю контроль над каждой, даже самой мелкой мышцей некогда крепкого спортивного тела.       Без каких-либо чувств, которые все до единого разом покинули меня, я прокручиваю внутри себя ту самую единственную фразу. Она, словно самурайский клинок, вырезает на каждом дюйме моей кожи как внутри, так и снаружи, эти чертовы слова, заставляя кровь застывать прямо в жилах. Будто иглой прошивает меня всего, целиком и полностью, все моё существо, мою душу..       Вдруг понимаю, что именно в этот момент я теряю самого себя..       Возможно позже, если какая-то невообразимая потусторонняя сила заставит меня вспомнить эти мгновенья, я, словно вспышками прошлого, увижу ребят.       Увижу Аоминэ, который, словно зверь, сошедший с цепи, врежется в Тадаши, грубо впиваясь в его халат и приподнимая в воздухе, а затем, даже не проорав, а прорычав ему в лицо всю свою накопившуюся «лесть», уронит голову, зайдясь крупной, сковывающей его тело дрожью.       Увижу Кисе, ноги которого моментально подогнутся от услышанного, а сердце, будто я вижу его воочию, с оглушающим треском разорвется на части, окропляя своей прозрачной и одновременно мертвенно-алой кровью одежду Касамацу, успевшего подхватить рассыпавшегося на кусочки подопечного.       Увижу Дзюнпея, глаза которого от услышанного распахнутся так, словно будут готовы вылететь из орбит вместе с прозрачными очками. И вместе с этим, тут же услышу серию глухих ударов, нанесенных Хьюгой в ближайшую стену, отчего его руки, и так развороченные об голову Ханамии, зайдутся громким треском вылетающих к запястью костяшек.       Скорее не увижу, а почувствую сотрясание стен, дрожь которым мгновенно передастся от тела крупного, самого высокого здесь парня, привалившегося к холодной штукатурке и забившегося в ближайший угол, словно не желая больше видеть белого света, если в нем не будет главного распасовщика Японии. Увижу Мидориму, вскинувшего голову и потерявшего все свое самообладание, распахнувшего глаза и мгновенно побледневшего на столько, что покажется, будто секунда, и он буквально раствориться в воздухе, напряженном в этот момент до полнейшего предела.       Уловлю острым слухом надрывный, разжигающий где-то внутри каждого присутствующего бурю, всхлип, от которого пол в один момент окропится множеством соленых, горьких, но тихих слез, которые, словно синхронизируясь друг с другом, роняли единственные находящиеся тут девушки.       И увижу его..       Хоть и окруженного верными товарищами, вечно сдержанного и хладнокровного, теперь будто раздавленного, мгновенно скованного и внезапно потерявшего себя Императора, глаза которого, распахнувшись на столько, на сколько это возможно, вопьются в Акихиро, который опустит голову и стиснет зубы, позабыв о клятве, которую он дал Гиппократу, и раскроет свою эмоции перед ребятами, даже не постаравшись их успокоить или как-то исправить ситуацию. Хотя, чего тут исправлять?.. Это конец. Конец для нашего баскетбола. Конец для Поколения Чудес. Это конец для «Сейрин». И для меня.. Куроко.. Конец POV Кагами. * * * POV Аоминэ.       Привычный поток жизни беспощадно перестает существовать.       Раньше я никогда не думал о боли. С самого детства, получая по макушке от людей, которым я смело преграждал путь или от которых отбивался, когда Момои нужна была моя помощь, я ни разу не чувствовал даже малейший намек на такой ужасающий дискомфорт. Ни разу, теряя кого-то или принося горечь кому-то неосознанно (или даже наоборот), я не понимал, что ощущают люди в этот момент. Никогда не задумывался, что может почувствовать человек, потеряв в жизни все.       Моя жизнь всегда казалась мне более, чем приемлемой. Сила духа, которой я овладел еще в младшей школе, забив на сочувствие и переживания.       Мастерство, с которым я побеждаю одного за другим, как только в моих руках появляется оранжевый мяч. Авторитет, которого я добился еще в «Тейко», став Асом лучшей команды баскетбола того времени. Вкус жизни, который я чувствовал всякий раз, как сталкивался с серьезным противников. У меня было всё. Я думал, что мое будущее, как игрока, которого обязательно запомнят, уже предопределено. В моем мире даже не существовало того, о чем я когда-либо мог сожалеть. И я никогда не был один.. Сатцуки, не смотря на мой эгоистичный и мерзкий характер, которым я не гордился, но благодаря которому получал признание, всегда была со мной рядом. В самые важные для меня моменты, вроде победы над соперником, и в самые обыкновенные, когда вместо тренировки я пролеживал свое существование на крыше школы.. Она всегда была со мной.       И у меня была Тень. Именно благодаря Ей, лениво, но стремительно следуя своему пути к лучшему игроку этого столетия, я добивался своего. Именно благодаря Ей я стал тем Светом, о существовании которого даже не догадывался, пока не столкнулся с Ней лицом к лицу. Благодаря Ей.. - Что ты несешь?! – разъяренный вопль, рычаще вырвавшийся из моей груди, и я замечаю, как уже держу этого ублюдка над землей, готовый разорвать его тело на части так же, как он это сделал с моей волей к жизни и победе всего секунду назад. Неизвестное мне чувство, внезапно сдавившее разгоряченную грудь и сжавшее все внутренности до хруста самых мелких костей, словно всего за мгновенье уничтожило что-то внутри меня. Это ощущение, с которым я сейчас осознаю напряженность каждой мышцы и понимаю, что еще чуть-чуть, и сердце не просто пропустит удар, а остановится.. и есть боль? - Что значит «Не сможет ходить?» - и в этот момент меня оглушает звук раскалывающейся души..       Словно в замедленной съемке, я невольно ослабляю хватку, но не отпускаю белый халат Тадаши, и вижу их. Опадающие вниз, разлетающиеся на более мелкие и хрупкие, осколки всей моей силы, зверствующей в теле. Ничего не предпринимая, наблюдаю, как последний, самый прозрачный и чистый обломок, касается дна, растворяясь до самой последней частицы. И я роняю голову вниз.       Стиснув зубы, ощущаю омерзительную, липкую, не оставляющую мне ни капли моего крепкого духа, дрожь, сожравшую в одно мгновенье все мое существо. Сжимая до хруста белой материи одежду Акихиро, я приоткрываю рот, внезапно для всех и самого себя извергая из него сковавший душу, оглушающий вопль.       И понимаю, что если это и есть Боль, я бы лучше предпочел совсем ничего не чувствовать. - Тецу.. Конец POV Аоминэ.       На игроках «Сейрин» не было никакого лица. Каждый из них, всего лишь услышав судьбоносную фразу, словно потерял нечто важное, без чего жизнь, до сегодняшнего дня окрашенная всевозможными красками, потеряла свой даже бледный оттенок цвета. Из оцепенения, в которое ввел их Тадаши, первым вырвался капитан, который словно не понимая, что делает, постарался хоть как-то выплеснуть свои эмоции, и, вознеся руку в сторону, нанес оглушительный удар в стену, сопровождаемый поцарапавшим слух треском ломающихся костей. Дрожь, мгновенно переросшая в неконтролируемые конвульсии, вопреки каким-либо мыслям, заставляла Хьюгу наносить удар за ударом, необычным образом игнорируя мысли о нестерпимой боли, теперь воспылавшей не только внутри, но и снаружи его тела. И это продолжалось бы бесконечно, пока Дзюнпея не свалил бы с ног болевой шок, если бы не кто-то, внезапно и крепко обхвативший его торс и вжавший голову ему в спину, будто призывая его остановиться. - Хьюга, умоляю тебя.. – тихий, но надрывный. Именно этот голос, пройдясь по брюнету словно волной многовольтного тока, не просто заставил, а вынудил его замедлить свои резкие, но вполне объяснимые действия. - ..остановись. Пожалуйста. – почти неслышимый шепот и бомбардир, как можно медленнее переводя взгляд на собственные руки, сотрясается в попытках унять неистовство, ослепившее не только его собранность, но и всякое здравомыслие. – Прошу..       Медленно повернув голову, Дзюнпей неспешно развернулся к обладательнице пусть навзрыдного, но какого-то необыкновенно успокоительного голоса и, чуть отставив в сторону левую пульсирующую руку, правой обхватил плечи Рико, стараясь прижать к себе пробитое мелкой дрожью тело девушки. Он чувствовал ее. Чувствовал каждый прерывистый вдох, каждый всхлип, с которым она пыталась унять разгоревшиеся внутри ощущения, и каждую кристально-чистую каплю, обжигающую его кожу. Прижав Айду к себе еще чуть крепче, он медленно уткнулся носом в ее макушку, невольно вдыхая свежий запах ее шампуня, который на удивление начал медленно, но верно примирять озверевшее существо бомбардира. Вот только это никак не меняло общего положения дел..       Остальные ребята, включая не особо блещущего эмоциями Митобэ, не знали, куда направить свой взгляд. В глазах каждого из них без труда можно было прочесть растерянность, ужас, неуверенность и боль. Боль, которая на каждом из них отражалась по-разному: от Идзуки, который, опустив свое тело и прижав его к стене, уронил голову и впился пальцами рук в волосы, словно грозясь вот-вот выдрать их из себя, до Коганэя, тихие слезы которого уже окропили добрый квадратный метр под его ногами. Но факт оставался фактом – каждый, кто хоть как-то содействовал с Куроко, испытывал сейчас самые разнообразные, но не желанные никому другому, что бы ни случилось, чувства. - Отпусти его, Аоминэ. – серьезный, твердый, но все же внутренне слегка дрожащий голос, словно гром, разразил раскалившуюся до мерцания самого воздуха атмосферу. Ощутив прикосновение холодной ладони к плечу, Дайки, будто ошпаренный кипятком, дернулся, от неожиданности забыв, как дышать. В тот момент, когда ему казалось, что жизнь, оборвавшаяся с теми самыми словами, больше никогда не станет прежней, его буквально окатило прохладной волной, что заставила мулата медленно поднять растерянный взгляд на обладателя голоса. Неуверенно, и даже практически не контролируя свои движения, Ас «Тоуо» разжал побелевшие пальцы, выпуская на волю «черного вестника» и вместе с тем не отводя взгляд от того, кто, в отличие от него, будто и вовсе ничего не чувствовал. Нет.. Не так. От того, кто вложил все до последней капли свои силы, крепость воли и чувственной мощи, чтобы вернуть самообладание и ясность ума. От того, кто развалился на куски, но каким-то необъяснимым, самым невероятным образом умудрился сделать все, чтобы это скрыть. - Мидорима.. – практически не слышно прошептав имя парня, глаза которого из самых последних усилий старались показать всю свою непоколебимую волю, Дайки сделал острожный шаг назад, немного приблизившись к Момои.       Наверное, именно Шинтаро, который подал достаточно внушающий уверенность голос, сейчас стал тем, кто уничтожил грань, отделяющую полное осознание происходящего и реакцию на него у ребят от сумасшествия, которым они могли захлебнуться в любой момент. Именно он, решив хотя бы попытаться взять контроль в свои руки, сейчас мог стать тем спасательным кругом, который был так необходим каждому, ушей которого коснулись те страшные слова. И именно он, человек, который каждый свой день планировал, исходя из гороскопа и талисмана данного времени суток, сейчас, на фоне остальных, на всеобщее удивление оказался самым непредсказуемым как в своих действиях, так и в своих словах. - Благодарю Вас за информацию, Тадаши-сан. – словно совершенно отчеркнув от себя все, что хоть как-то было похоже на чувства или эмоции, произнес Мидорима, кланяясь в благодарном жесте мужчине, который стоял перед ним. Как бы ни было хреново всем, кто находился к комнате ожидания, именно Акихиро было по-своему сложно. Ведь именно ему, теперь уже лечащему врачу Куроко Тецуи, пришлось донести самым близким его людям до боли в поджилках ужасные, уничтожающие всякие надежды слова. И когда он, словно прочувствовав ощущения всех парней и девушек на себе, закончил озвучивать «приговор», внутри него тоже что-то рухнуло.. Врач, в практике которого встречались и более сложные случае, всего лишь открыв рот и сказав каких-то шесть слов, едва ли не сломался внутри, к тому же чуть не выдав это снаружи, когда Дайки впился в него, требуя объяснений. Но сейчас, видя перед собой зеленоволосого парня, лицо которого отражало самые отрезвляющие ощущения, Тадаши будто открыл в себе второе дыхание, спустя минуту кивнув и вернув на свою физиономию более спокойное, вернее успокаивающее выражение. Однако, взглянув на Мидо-куна, который, выпрямившись, поправил очки и снова приготовился что-то сказать, доктор невольно, но и незаметно напрягся. – У меня будет к Вам одна просьба.       Шинтаро, медленно повернув голову, многим на удивление, указал взглядом на Дзюнпея, рука которого, как бы противно не звучало, превратилась в довольно мерзкое месиво костей и крови. Благо, что сам брюнет, видимо полностью поглощенный совсем другими чувствами, еще не дошел до точки болевого шока, который грозил ему, когда он поймет, что сотворил со своей конечностью. И благо, что Акихиро, взглянув туда, куда указывал Шин, понял его без лишних объяснений и направился прямиком к Хьюге, призывая его пройтись с врачом до операционной. * * * POV Мидорима.       Неожиданная растерянность, заставшая меня врасплох, совершенно не входила в мои планы..       Мой гороскоп, с которым я каждый день, соответствуя предсказанию, строю ход своих действий, не предвещал ни эмоциональных потрясений, ни громких и жутких новостей. Что ж, зато теперь могу с уверенностью заявить, что даже Оха-Аса порой дает серьезные промахи. Но такого я никак не мог ожидать..       Новость, словно молотом лупанувшая меня прямо по затылку, предательски долго не давала мне возможность хотя бы на попытку взять себя в руки. Распахнув глаза и пялясь на врача, который в руках Аоминэ рисковал стать ошметком пушечного мяса, я внезапно потерял даже дар речи, который был выточен в свое время на любой, даже такой вот случай. Пытаясь сделать хотя бы вдох, я начинаю стараться как можно быстрее перехватить инициативу, дабы не просто прекратить это глухое, оказывающее на всех серьезное давление, молчание, но и вывести всех шокированных ребят из этого состояния мерзкого и скользкого транса. Но чёрт.. Слишком долго.       Смотря на Кагами, тело которого тотчас словно полностью покинула жизнь, на Дайки и цепь, которая удерживала его зверство до этого момента и сорвалась в самый неподходящий, на Акаши, Мурасакибару, Кисе и игроков «Сейрин», я внезапно понимаю, что стою сейчас здесь в совершенно полном одиночестве..       Команда Куроко, даже не отходившая друг от друга, пусть и безрезультатно, но все же пыталась найти в этих своих крепких товарищеских узах поддержку, так необходимую в эту сложную минуту. Кисе, ноги которого уже не могли держать его пораженное болью тело, опирался на Касамацу, который пришел вместе со своим слишком эмоциональным подопечным. Аоминэ, пусть и не останавливаемый никем напрямую, был рядом с Момои, которая в любой момент была готова взять мулата за руку, попытавшись поделиться с ним своей оставшейся силой, от которой, правда, и так не осталось практически ни капли. Даже Акаши, которого никогда не заботили даже малейшие узы, связывающие его с людьми, сейчас был в окружении своей команды, которая, кстати, пришла сюда по своему собственному желанию, а не по приказу Императора.       И только я.. не-ет. Стоп. Мурасакибара ведь тоже был здесь совершенно один. Отшатнувшийся куда-то в угол, он, пробитый крупной дрожью, которая, казалось, готова сотрясать даже сами стены, выглядел сейчас как никогда беспомощно, совершенно растеряв весь свой внушительный образ, с которым он порой невольно пугал прохожих на улице. Как и я, он, вероятно, опустив глаза, тоже на мгновенье подумал о том, чего же ему сейчас так не хватает.. В тот самый момент, когда его сердце готово разорваться на части, ему не на кого опереться. Не на кого рассчитывать, если вдруг он, случайно упустивший последний узелок самоконтроля, больше не сможет нести ответственности за свои действия. И когда я вдруг это понял, Атсуши, словно прочитав мои мысли, резко встал на ноги и стремительно направился к выходу, покидая стены больницы.       Кто знает, что именно стало толчком к моему возвращению в реальный мир, где чувства и эмоции порой только создавали препятствия, но я, невольно сжав пальцы на руках, уже не обращая внимания на их драгоценную сохранность, двигаюсь к Дайки и Тадаши, решив прекратить этот ужас, который начинает поглощать и меня, рискуя нанести вред моему эго, которое не переживет такого эмоционального взрыва. - Отпусти его, Аоминэ. Конец POV Мидорима. * * * POV Мурасакибара.       Я несусь, совершенно не видя под своими ногами ни врачей, ни медсестер, ни посетителей. Никого, кто являлся для меня легко-преодолимым препятствием. Чуть не врезавшись в стеклянную входную дверь, с шумом дергаю ручку, практически выпадая на улицу, тут же вдыхая свежий, уже чуть морозный воздух в свои изголодавшиеся легкие. Чёрт возьми. Даже кислород, попадая в мое тело, вызывает режущую боль, сковывающую грудь и связывающую где-то в ее глубине крепкий нервный узел, который я никак не могу развязать. Снова срываюсь с места, устремляясь подальше от главного входа, и останавливаюсь, когда убеждаюсь, что рядом нет ни единой души.       Тяжело дышать.. Не из-за быстрого темпа, которым я вроде как даже поразил очевидцев, а из-за непривычных ощущений, разбавленных жестким дискомфортом где-то близ сердца. «Не сможет ходить». Куроша.. наш призрачный Шестой, внимание которому я умудрялся уделять меньше, чем даже те, кто совсем не замечал его во время игры. От осознания собственной никчемности, в сердцах хватаюсь за ограждающие меня от четырехметровой высоты поручни, которые тут же рискованно трещат под давлением моего дрожащего тела. Не могу понять собственных чувств..       Всегда, сколько я себя помню, моя лень и полное отсутствие заинтересованности в тех или иных вещах, не давали мне ощутить вкуса страха, горечи и мерзости к самому себе, которые сейчас сжирают все моё существо изнутри. И теперь, прочувствовав на своей шкуре этот самый вкус, я начинаю осознавать, что проиграл.. Проиграл не битву сильнейших площадки, а битву за жизнь.       Внезапно почувствовав армию мурашек, атаковавших мое тело, я понял, что на улице неестественно холодно. Раньше, совершенно не озадачивая себя такими мелочами, мне было плевать на погодные условия. Однако сейчас, когда каждая частичка всего моего естества трепещет от избытка чувственной слабости, я замерзаю. Обхватывая себя огромными руками, пытаюсь согреть свое тело, но бесполезно.. - Не май месяц. – тихий, спокойный, чуть задумчивый, но невероятно внезапный голос, и ощущаю, как на мои плечи опускается нечто теплое, вроде спортивной ветровки. Распахивая глаза от изумления, с которым меня обдало теплой волной нового, какого-то неизвестного чувства, я поворачиваю голову и словно вновь забываю, как дышать. – Простудишься же.       Легко, практически неуловимо приподнимая уголки губ, он, прикрывая глаза, медленно подходит ко мне ближе, становясь рядом и облокачиваясь на поручень, вдыхая свежий, но уже морозный воздух вечернего Токио. От него как всегда веет необычным, но таким теплым и мягким спокойствием, которого мне сейчас не хватает больше, чем кислорода. И только сейчас, осознавая, кто передо мной и с какими целями пришел сюда, сразу же направившись ко мне, я вдруг притягиваю руку к своему лицу и замираю.       Согревающая, соленая и совершенно невесомая капля, съехавшая с моей щеки и оказавшаяся у меня на ладони, заставляет посмотреть сначала на себя, а затем на парня, что стоит в нескольких сантиметрах от меня. И вдруг, с ощущением того, что грань, отделяющая мое состояние от полного выплеска всех скопившихся за несколько минут эмоций, разрушается на части, я уже невольно шмыгаю носом и пытаюсь остановить застлавшие мои глаза слезы. - Химуро.. И он обнимает меня. Крепко, осторожно, тепло, словно стараясь забрать у меня часть той боли, что сковала мое тело, и вместе с тем поделиться со мной самым важным – уверенностью.