Отблески Песни

Так уж получилось, что с "Песнью Льда и Пламени" я познакомилась уже после "Отблесков Этерны". И даже при первом прочтении нередко возникало ощущение deja vu – а уж узнав мир Мартина получше, не заметить в цикле Камши заимствований из него просто невозможно. Рискну провести аналогию с серией Д. Емца "Таня Гроттер", изначально задуманной как пародия на "Гарри Поттера", – однако Емец книги с пятой уходит от английского "первоисточника", и дальнейшие романы цикла уже вполне оригинальны. Вера Викторовна же не сходит с проторённой лордом Джорджем дороги до последнего на данный момент тома (и, признаться, мне не верится, что "Рассвет" вдруг окажется исключением – имеющиеся в сети спойлерные главы из него никак не дают оснований так думать, особенно POV Робера… Впрочем, об этом позже). Разумеется, в ОЭ встречаются мотивы не только из "Песни". О сходстве с "Тремя мушкетёрами" говорили с выхода "Красного на красном", нетрудно найти общее и с другими романами Дюма, есть что-то от Толкина, Сапковского, "Хроник Амбера" Желязны, я заметила кое-что и из других книг… Но в первую очередь эпопея Камши – скажем так, вариация на тему ПЛиО. Узнавание приходит с первых же страниц первой книги, когда бывший Ринальди Ракан думает о себе и других Стражах Заката. …он ведь тоже БЫЛ человеком. Был, пока не прошёл Костры Этерны. Его никто не вынуждал – в пламя Этерны нельзя ни столкнуть, ни заманить… Пламя, превращающее людей в иные существа, наделённые особыми способностями, сразу же заставляет вспомнить Владыку Света Р'глора, Бога Пламени и Теней, и его жрецов. Одинокий не знал, как и где начался его путь, – Нить длинна, а его память сгорела в вихре лилового огня… Это было разумно – прошлое имеет над нами слишком большую власть. Те, кто держит на плечах небо, должны быть свободны от былых привязанностей и долгов… А это, как и отсутствие даже собственных имён, уже сближает Стражей с Безликими, только разрыв с прошлым ещё более радикален и основан на магии… Хотя Арья, чьими глазами мы видим Чёрно-Белый Дом, ещё далека от конца обучения – может быть, и у служителей Многоликого Бога есть подобные тайны. Когда Этерна была цела, они сражались за каждый из миров Ожерелья. Теперешних сил едва хватает, чтобы сдерживать Чуждое на Новом Рубеже. Раньше Одинокие вмешивались в дела смертных, называвших их кто богами, кто демонами, теперь в прошлом и это. В прошлом всё, кроме боя. Когда падёт последний защитник, придёт конец и Ожерелью, только раттонам этого не понять. Они вообще мало что понимают, эти возомнившие себя богами ничтожества. Играя в свои игры, они подгрызают Нить, невольно помогая тому или тем, кто рвётся к ней снаружи Нетрудно уловить сходство с братьями Ночного Дозора, "щита царства человеческого". Только вместо Стены – Рубеж, вместо Иных – Чуждое, а вместо банального невежества и недальновидности последних королей на Железном Троне, из-за которых Дозор пришёл в упадок, – раттоны и неведомое Ринальди происшествие, приведшее к гибели Этерны. (Хотя в то же время вспоминается и опустелый Каэр Морхен в "Крови эльфов", где тоже некогда “погибли почти все… Уцелели только те, которых в тот момент не было в замке”.) Сопоставление с чёрными братьями заранее задаёт тон повествованию, как пролог "Игры престолов" – всей "Песни Льда и Пламени", чётко давая понять, с чем придётся столкнуться героям. Если у Мартина это угроза, с которой не справиться обычным людям, то здесь – опасность, перед которой опускают руки даже существа, наделённые неизмеримо большим могуществом. Дозорные, впервые за сагу сталкиваясь с Иными, оказываются совершенно не готовы к этому и бессильны перед таким противником – однако всё же три, а по факту два человека – ещё не вся страна и тем более не весь мир. Обречённость же, переполняющая мысли Одинокого, словно заранее приговаривает всех персонажей "Отблесков" и Кэртиану в целом. “Смертные наделены волей и разумом, они могут и должны дать отпор раттонам, а не идти у них на поводу, но как им это объяснишь?!” В то же время пролог КнК интересен тем, что в нём, как и во вступлении к ИП, герой в конце оказывается перед развилкой – вмешаться или не вмешиваться? Причём в обоих случаях общий результат едва ли изменится: у Уэймара Ройса даже с поддержкой Уилла шансов победить Иных или хотя бы вырваться из их окружения едва ли прибавится, как и положение дел в Кэртиане и тем более на Рубеже не улучшится чудесным образом от спасения одного-единственного человека. Однако выбор Одинокого противоположен выбору Уилла: “он может драться, как человек! Он это умеет, всегда умел, и будь трижды прокляты все раттоны всех миров и все запреты!” Весьма прозрачный намёк, что, во-первых, так просто Кэртиана не сдастся, а во-вторых, в решающий момент вполне может прийти совершенно неожиданная помощь – как пресловутые орлы во "Властелине Колец" (по-моему, после всего, что творилось в "Полуночи", шансов справиться самостоятельно у героев ОЭ даже меньше, чем у Арагорна с Гэндальфом в Мордоре)… И далее в книге вновь и вновь возникают мотивы из мартиновской саги. В Лаик, где ученики носят чёрно-белую форму, отдают перед началом обучения свои вещи и даже отказываются от "родовых имён", легко узнаётся Чёрно-Белый Дом, хотя "жеребячий загон" воспринимается скорее как злая пародия на храм Многоликого. Выделяемые в эсператизме семь ипостасей Создателя отражают семерых "новых" богов Вестероса, также являющихся "ликами единого бога". И как тех собирательно именуют Семерыми, так и Ушедших (Абвениев) в Кэртиане – Четверыми. Титулы королевы и короля "Талигойская Роза" и "Талигойский Лев" недвусмысленно намекают на Маргери и, судя по тому, что представляет из себя Фердинанд, Томмена. Очевидно и сходство Кэналлоа с Дорном, хотя ей с правителем не так повезло – кэртианские высшие силы, в отличие от вестеросских, "благости" не проявили… Уверения кардинала в невозможности задавить партизанскую войну регулярной армией заставляют вспомнить провалившуюся попытку королевы Рэйнис покорить Дорн. В бириссцах соединяются черты дотракийцев, также промышлявших разбоем в поселениях более миролюбивых народов и щеголявших длинными волосами, бородами и усами, и горных кланов Долины Аррен, а бакраны одновременно напоминают лхазарян – "ягнячьих людей" – и жителей Квохора, поклоняющихся Чёрному Козлу. Хотя образ Премудрой Гарры явно навеян старухами дош кхалина. Взорванное по приказу Алвы озеро, обрушившееся селем на бирисские сёла, сразу же вызывает в памяти шахты Кастамере, затопленные по приказу Тайвина Ланнистера вместе со всеми укрывшимися в них обитателями замка… Но если прототипы событий, мест, народностей и т.д., как правило, однозначны, и узнать их довольно несложно (если, конечно, внимательно читать всё, что Мартин написал по Вестеросу, а не только основной цикл, и то по диагонали), то действующие лица – другое дело. С второстепенными персонажами автор может себе позволить прямой перенос образа (примером могут служить та же Гарра, Бонифаций, откровенно пародирующий Тороса из Мира, или Бертрам Валмон, в котором легко угадывается Виман Мандерли) и даже имени (так, Дуглас Темплтон, соратник Альдо и Робера, носит фамилию одного из домов Долины, а графы Гонты – однофамильцы Гвейна Гонта, одного из "братьев" Барристана по гвардии Эйриса). Однако главные герои обычно создаются по чисто песенному принципу: "Я его слепила из того, что было" – то есть соединением в одном черт сразу нескольких прообразов из ПЛиО, порой совершенно неожиданных. И чем глубже вникаешь, тем интереснее разбираться, что взято за основу и как изменено. Многое, что ранее казалось странным и непонятным, становится логичным и ясным, а несказанное начинает без труда читаться между строк, стоит провести параллель с сагой Мартина… Вот этим я и намерена заняться.