Кретины и активация

Настя повертела в руках карандаш и отложила его в сторону. Она давно ничего не рисовала. С тех пор, как уехала из квартиры с мишенью на стене. Когда-то она могла что-то черкать в блокноте сутками напролёт, забыв о сне и еде, полностью отдавшись вдохновению. Но стоило ей распрощаться с прошлой жизнью, как на неё напал ступор. Она смотрела на лист бумаги и понимала, что в голове пусто, как в её холодильнике. Ни одной мысли, ни одного образа. С похода в тир прошло уже больше месяца, и жизнь, казалось, текла как обычно. Занятия, конспекты, редкие прогулки. Но ей не давало покоя свербящее чувство где-то в груди, требующее выхода немедленно. Она хорошо знала, что это, — именно его она испытывала, когда начинала рисовать. Но рука не слушалась, в очередной раз выводя бесполезную линию, не имеющую смысла. — Черта с два. Как же бесит! — Настя швырнула ручку, и та треснула, ударившись о стену. Закинув ноги на стол, уставилась в потолок бесцельным взглядом. Надо было что-то менять, но с чего начать, она не понимала, поэтому просто продолжала смотреть вверх, уныло перебирая в голове варианты, чем можно заняться. — Вы вообще слушаете меня или ворон считаете? От неожиданности Настя чуть не свалилась со стула. Она так задумалась, что напрочь забыла, что сидит на паре, а ручка только что пролетела недалеко от головы преподавателя, который теперь грозно нависал над ней, потряхивая толстым учебником. — Ой. Простите, пожалуйста, я случайно. Правда, случайно! — Чтоб до конца семестра не появлялась у меня на парах! Поговорим на зачёте! Вон отсюда! — Но… — безнадёжная попытка спасти ситуацию. — Или сейчас вы выходите из аудитории и не возвращаетесь, или я автоматически ставлю вам незачёт, и делай что хочешь, — строго отчеканила суховатая дама с орлиным носом и огромными очками. — Как скажете, — вздохнула Настя и, засунув тетрадь в рюкзак, вышла. — И как я так умудрилась? Время текло так медленно и лениво, что казалось застывшей жвачкой, прилепленной к скамейке лет пять назад. Хотелось рисовать до одури, до мурашек по телу. Настя понимала, что делать ей этого не стоит, — она могла опять задуматься слишком сильно и забыть, что на паре. Минутная стрелка черепашьим ходом ползла, перебираясь с деления на деление. Желание выплеснуть невысказанное, ещё не оформленное на бумагу было слишком сильно. Достав пару белых листов, которые по доброй старой памяти носила всегда с собой, Настя занесла карандаш над бумагой и задумалась. А что, собственно, она хотела донести? Что ей хотелось вытащить из подсознания и расстелить переплетением линий на листе? — Ты третью пару сидишь над рисунком, — шёпотом сообщил очевидную истину Алексей, развернувшись к ней лицом. — Знаю, — печально вздохнула Настя и снова отложила карандаш в сторону. — Никак не идёт. — Нет вдохновения? — сочувственно поинтересовался. — Если бы. Просто не получается никак вытащить из головы и перенести на бумагу. — Бывает. — Угу, — подтвердила Настя и снова попыталась сделать набросок. — Пара скоро закончится. Может, тебе стоит проветриться? — М-м? — не поднимая головы. — Я знаю одно достаточно тихое место. — Киселёв! Астафьева! Поговорите после занятий! Неужели пять минут дотерпеть не можете до конца? — преподаватель осуждающе покачал головой, глядя на них. А время всё тянулось и тянулось, но теперь от ожидания. Настя бесцельно водила карандашом, выводя линию за линией, особо не вникая в то, что получается. — Все свободны… Даже не дослушав, она принялась заталкивать в рюкзак тетрадь и учебники. За последний месяц она стала более «живой»: начала улыбаться чаще, перестала прятаться за толстыми книжками и даже периодически тихо сваливала с занятий, отправляясь гулять по тихим переулкам в центре города. — Идём? — Алексей поправил тонкий шарф и проверил ещё раз, все ли пуговицы пальто застёгнуты. — Бежим! — довольно ответила Настя, схватив Алексея за рукав и чуть ли не потащив вниз по лестнице на выход, не дождавшись лифта. — День только начинается! Надо всё успеть! — Всё — это что? — на бегу поинтересовался Алексей, отмечая про себя, что смена настроения у его знакомой такая стремительная, что впору запутаться. — Всё — это всё! — и как с этим поспорить? Выскочив на улицу, Настя отпустила Алексея, закинула рюкзак на плечо и достала пачку сигарет. — Будешь? — Нет, спасибо. — Точно? — Сейчас не хочу. — Как скажешь. — Настя чиркнула зажигалкой. — В метро? Алексей кивнул, а она резво зашагала по мощёному тротуару, старательно обходя каждый стык и трещину. — Я люблю метро, — перекрывая гул поезда, прокричала Настя ему на ухо. — Почему? — Много людей, и они все разные. Мне нравится за ними наблюдать. Они стояли очень близко друг к другу, практически обнявшись. Алексей крепко держался за поручень, а Настя — за его руку. Вагон в очередной раз сильно тряхнуло. Кто-то из пассажиров не удержался, и, покачнувшись, задел Настю плечом, и она влетела носом в шарф Алексея. — Я могу считать это попыткой изнасилования, — невозмутимо откомментровал он её падение, когда она подняла на него смущённый взгляд, но в глазах его искрился смех. — Пффф, — хохотнула Настя, отстраняясь. — Тут не было умысла. Ни прямого, ни косвенного. — Хм. Тогда ладно. Они о чём-то говорили. Смеялись. Бежали по дороге до парка наперегонки. Спорили, смогут ли они уговорить охранника только ради них открыть вход на «чёртово колесо». Если мороженое в вафельном рожке, перемазавшись чуть ли не до ушей. И снова бежали. Трогали набухшие почки на ветках деревьев и кустов; проверяли, холодная ли вода в пруду. Кидали дротики в уличной палатке с сюрпризами. — Держи, — Алексей протянул ей маленькую мягкую игрушку-брелок, честно выигранную у какого-то азиата в палатке с мишенями. — Хотел что-нибудь побольше, но ветер сносил лёгкие дротики. — Вот это да! — Настя ахнула, охнула, схватила медведя с болтающимися лапами, потом стянула с плеча рюкзак и прикрепила его на «собачку». — Теперь он всегда будет жить тут! Алексей смотрел на неё с немым удивлением. — Мне никогда никто не дарил игрушек. Ты первый. — Она чуть засмущалась, но потом тряхнула головой, сбрасывая с себя накативший шкал эмоций, который грозил снести её с ног. — Эй, а покатай меня на спине! — Она бессовестно улыбалась с самым невинным видом. — Если только чуть-чуть, — с сомнением было начал он, но она, услышав только в этом «да», уже запрыгнула ему на спину и обхватила крепко ногами. — Вези! — Куда? — Куда-нибудь! И, подхватив под ноги Настю поудобнее, Алексей побежал в сторону пруда, а она, заливаясь звонким смехом, пыталась указывать направление. — Стой. Да стой же ты, я сейчас в пруд улечу! — Не улетишь, я поймать успею. — Не успее… Ой! Да ты с ума сошёл! — Настя мёртвой хваткой вцепилась в пальто Алексея, когда тот в шутку попытался скинуть её в в воду. — Ух! — перевела дух, спустилась на землю. — Хорошо погуляли. — Да, — Алексей снял шарф, расстегнул пальто и отдышался. — Может, присядем? — кивнул на скамейку поблизости. — А давай. За несколько секунд, пока она подходила к скамейке, мелькнула мысль, что, похоже, она ему всё же нравится. И это больно укололо, напугало, разворошило старые раны. — Смотри, как тут тихо и хорошо. Я часто прихожу сюда, когда хочу посидеть в тишине. Настя автоматически кивнула и расстегнула рюкзак, помялась немного и вытащила листы бумаги и карандаш. — Хочешь попробовать порисовать? — Алексей с интересом наблюдал, как меняется выражение её лица: из счастливого и безмятежного оно превратилось в сосредоточенное и немного печальное. — Что-то не так? — Да как сказать… — Настя короткими отрывистыми линиями набросала край пруда, деревья, начала фонарь. Быстро, лихорадочно, словно боялась забыть или не успеть. «Просто я знаю, что будет дальше, и меня это пугает. Не надо, не подходи ко мне, я грязная, не марай руки». — Бывает, понимаешь, чего хочет от тебя человек, и становится грустно от того, что дать этого ему ты не можешь. — Она постаралась высказать свою мысль как можно туманнее, но Алексей, видимо, понял, что она имела в виду. — Да, от этого бывает порой очень грустно, — подтвердил он, присаживаясь рядом. Ей хотелось плакать от бессилия. Она совершенно не понимала, что делать. Только знала, чего делать не стоило. Не стоило подпускать его ближе.