Гелиодор

      Коснувшись пальцами бутона, омега едва улыбнулся, втягивая носом приятный цветочный аромат. Розы наконец зацвели, раскрыв свои двухцветные лепестки, благодаря чему в цвету был весь двор вокруг Родового дома.       Осторожно надломив стебель, омега взял цветок в руки и дотронулся до колючек кончиками пальцев. — Поранитесь, Ваша Светлость. — Не поранюсь, розы меня любят, — отмахнулся омега и махнул на слугу цветком, подмигнув. — И всё же будьте осторожны, Его Величество не любит шрамы, — робко попросил слуга и тут же притих, взглядом прощупывая почву. — Я знаю, — остановившись, ответил омега, не оборачиваясь на слугу. И тут же встрепенулся, услышав звон колоколов. — Должно быть, торговцы прибыли. Торжество вот-вот начнётся. — Скорее бы, — со вздохом произнёс омега, не сводя взгляда с высящейся вдали башни.       Омеги шли по саду вдоль цветущих клумб, наслаждаясь солнечным полуднем. Несмотря на наступающие холода, в столице по-прежнему было довольно тепло. Бэкхён был уверен, что слышал утром пение южных птиц, отчего наступление зимы хотелось отсрочить ещё хотя бы на пару месяцев. Омега не любил сезон морозов — те навевали не самые лучшие воспоминания.       Чем ближе омеги подходили к беседкам, тем громче становилась музыка. В последний раз Бэкхён её слышал лишь год назад и тоже в преддверии королевского бала. В остальное время года Родовой дом тонул в гнетущей тишине, прерываемой лишь лаем сторожевых псов. — И-и раз, два, три! Раз, два, три! Короче шаг! — послышался знакомый голос, а вслед за ним и невнятные возмущения. Впрочем, детские капризы учителя явно волновали в последнюю очередь. — Быстрее, Ваше Высочество! Ну! Ещё! Раз, два, три! И прыжо-о-к…       Переглянувшись с Луханом, Бэкхён первым вышел из-за цветущего куста и коротко кивнул заметившему его учителю. Сидящий чуть поодаль музыкант продолжал терзать свой инструмент, изливающий задорную мелодию вольта*. Будучи ребёнком омега любил этот танец — папа всегда с удовольствием отвечал на предложение сына потанцевать. Пожалуй, именно поэтому свои детские потуги на балах Бэк помнил ярче, нежели последние визиты на торжества за последние семь лет. — Йа! — детский возмущённый вскрик заставил Бэкхёна вздрогнуть, обращая внимание на недовольного альфу. Всклокоченный мальчишка зло смотрел на своего учителя, сжимая маленькие кулачки и скаля зубы совсем ещё неумело. — Не хочу больше! Зачем мне танцевать? Зачем воину танцы?!       Лухан позади Бэкхёна тихо хихикнул, в то время как сам омега лишь обречённо вздохнул. Этой своей нелюбовью к дворянским правилам щенок пошёл явно не в Бэка, отчего омега всё реже предпринимал попытку образумить сына и втолковать ему очевидные, казалось бы, вещи. — Вы — принц, Ваше Высочество, — по-доброму усмехнулся учитель и жестом попросил музыканта остановить игру. Продолжать урок юный наследник точно не захочет. Всё же подобное было не в первый раз. — Все принцы должны уметь танцевать.       Наблюдающий за перепалкой Бэкхён устало вздохнул и подошёл к сыну сзади, положив ладонь на блондинистую макушку. Некогда уложенные золотистые пряди торчали в разные стороны и облепили вспотевший лобик. — Пап, скажи ему! — почувствовав прикосновение родительской руки, маленький альфа тут же извернулся, уставившись на омегу горящими надеждой глазами. Казалось, голубая радужка горела огнём, сверкая тёмно-красными искрами вокруг зрачков.       Бэкхён сел перед сыном на корточки, собрав свободной рукой подол льняного платья, и сжал ладошку щенка, расслабляя сжатые в кулачок пальцы. Ребёнок, однако, продолжил хмуриться, ожидая, что родитель встанет на его сторону. — Учитель Ким прав, Ухён, принцы должны уметь танцевать, — наконец заговорил Бэкхён и улыбнулся уголками губ, как-то даже не надеясь, что малыш его послушает — этот щенок вообще редко мог усидеть на месте, что уж говорить о подчинении тому, чего он совсем не желает. — Тогда я не хочу быть принцем! — заявил Ухён и мгновенно вырвался из хватки родителя, убегая прочь от беседок. Остались лишь вспорхнувшие с каменной дорожки голуби, возмущённо махающие белыми крыльями. — Какой невоспитанный ребёнок, — цокнул учитель и поправил свою накидку, виновато склонившись перед Бэкхёном. — С ним ещё работать и работать, но я хочу вас заверить, что непременно приучу его к манерам.       Поднявшись с корточек, омега отмахнулся и устремил взгляд в сторону, где мгновением назад скрылся маленький альфа. Кивнув Лухану, чтобы тот приглядывал за этим сорванцом, Бэк дождался, когда слуга отдалится от беседок, и лишь после этого взглянул на бету, всё ещё согнутого в поклоне. — Думаю, это бесполезно, — с усмешкой ответил Бэкхён и похлопал учителя по плечу. — Он у меня с характером. — Не понимаю, в кого он такой взбалмошный. Ваша Светлость и Его Величество ярчайший пример идеального воспитания! — Не преувеличивайте, — омега махнул на бету бутоном розы. — Это у него от отца, — добавил Бэкхён и улыбнулся на удивлённое выражение лица учителя.       Отправив бету и музыканта в Дом, Бэк продолжил свою прогулку по саду. Омеге не часто удавалось погулять вот так в тишине, поэтому он ловил момент, пока это ещё было возможно.       Родовой дом переменился, когда у власти оказался вожак с Юга, из-за чего Бэкхён долго привыкал к новым порядкам. Если говорить на чистоту, омега до сих пор не мог смириться с некоторыми изменениями, но возражать не смел. Его слово, к сожалению, мало чем повлияло бы на ситуацию, даже несмотря на то, что Дом испокон веков принадлежал именно Светлым.       Когда Бэкхён был маленьким, флаги с гербом их рода вились на каждой башне и стелились по стенам в любом из королевских залов. Волк с нимбом из солнечных лучей украшал вышивки омежьих платьев и щиты королевской гвардии. Волков с золотой шкурой почитали и любили во всём Лайтфоре, а взгляд их голубых глаз нередко сравнивали с небесными просторами. Бэк был рад, что застал это славное время, пусть даже будучи ребёнком. Он, по крайней мере, мог сравнить прошлое королевство с той разрухой, что творилась на его землях сейчас.       Бэкхёну было шестнадцать, когда волки с Юга начали выдвигать свои претензии на территории Севера. Омега собственными глазами видел, как целые войска Северных волков шли на границу во имя защиты их государства. Бэкхён не слышал их предсмертных воев и тихого скулёжа на последнем вздохе, пока Южане не прорвались к крайним городам Лайтфора. В свои семнадцать омега познал весь ужас войны и не хотел её повторения когда-либо в будущем. Бэкхён и слова не сказал, когда его окрестили основоположником мира, а потому также безропотно позволил новому вожаку отрезать его косу у алтаря. Война прекратилась и, пожалуй, это было единственным аргументом, чтобы считать свой поступок правильным.       Ухён родился под мирным небом, Бэкхёну большего и не нужно.       Услышав грузный звон доспехов, омега встрепенулся, оторвав свой взгляд от розы в руках и обернулся к идущему ему навстречу альфе. Высокий и широкоплечий, он полностью скрывал Бэка в своей тени, но это, как ни странно, не пугало. Пожалуй этот альфа был одним из немногих, коим Бэкхён доверял, как самому себе. — Ваша Светлость, — мужчина приклонил колено, сняв с головы шлем и тряхнул пепельными волосами, когда Бэк позволил ему подняться. Зелёные глаза, выдающие в альфе дворянина, казались ещё ярче в свете полуденного солнца, и это невольно завораживало. — Все приготовления к балу завершены. — Мой супруг опять отказался вас выслушать? — Бэкхён хмыкнул. Несмотря на то, что омега был с главнокомандующим в хороших отношениях, встречаться так уж часто им не доводилось. Правящему омеге вообще не следовало пересекаться с воинами — это правило как раз-таки ввёл сам вожак ещё несколько лет назад. — Его Величество сейчас… — Понятно, — перебил Бэкхён альфу и не сдержал облегчённого вздоха. Если Его Величеству захотелось поразвлечься — пусть. Бэк только «за», когда для этих развлечений не нужен он сам. — Охрана ворот? — Десяток сторожевых псов и меняющиеся караульные, Ваша Светлость. — Родовой дом? — Волки по периметру и лучшие воины возле господских покоев, Ваша Светлость. — Прекрасно, — удовлетворённо заключил Бэкхён и взглянул на мужчину с улыбкой. — Хорошая работа, Шивон. — Всё ради благополучия королевской семьи, Ваша Светлость, — улыбнувшись в ответ, ответил главнокомандующий и почтительно поклонился.       Грязь липла к золотистой шерсти, окрашивая её в бурый цвет, в то время как волк продолжал нестись вперёд, подгоняемый лаем и ржанием лошадей где-то вдали. Непроглядная тьма лишала ориентации, а проливной дождь, мешающийся со снегом, лишь бил по голубым звериным глазам, отчаянно пытающимся разглядеть дорогу. Щенок в зубах перестал скулить ещё милей назад, позволяя родителю почти беззвучно уносить лапы как можно дальше от виднеющейся позади столицы.       Лухан бежал по коридору настолько быстро, насколько хватало сил, и едва не рухнул на колени, когда за углом послышались крики и звон схлестнувшихся мечей. Нельзя было терять ни секунды, поэтому омега поднялся, превозмогая боль, и уже вскоре ввалился в чьи-то покои. Руки тряслись и не слушались от обступающей паники, из-за чего он стиснул зубы и с рыком начал двигать сундук к двери, жмурясь и глотая солёные слёзы. Кровь на рубахе жутко темнела в тусклом свете керосиновой лампы, отчего в животе всё скручивало и мутило, словно при приступе. Сглотнув вязкий ком в горле и убедившись, что временная преграда не позволит злоумышленникам пробраться сюда, Лухан побежал к дальней двери, ведущей к винтовой лестнице, и прочно закрыл её за собой на массивный засов. Схватив попавшийся под руку факел, омега понёсся дальше вверх по ступенькам, куда эти монстры ещё не успели подняться. Дыхание то и дело сбивалось, срываясь на хрип, однако ноги по-прежнему несли к заветной комнате, начиная ныть от боли лишь в тот момент, когда омега переступил порог чужих покоев, ловя на себе взволнованный взгляд небесно-голубых глаз. — Лу? — Нет времени объяснять, уходите скорее! — рвано выдохнул омега, плотно закрывая дверь. В глазах напротив по-прежнему читалось непонимание и нарастающий страх, отбирающий столь драгоценные секунды. — Ваша Светлость! — поставив факел в подставку, Лухан схватил омегу за плечи, судорожно облизывая губы и пристально всматриваясь в его глаза. — Они убили вашего отца, остальных держат в складах, как кучку крыс, и я уверен, что уже вскоре доберутся до вас. Они убьют вас, если вы сейчас же не уберётесь отсюда!       В голубой радужке в этот миг вспыхнуло целое пламя из противоречий и колебаний, уже вскоре сменяясь холодной решительностью и нотками глубоко режущей боли. Иного выхода нет — это факт. — Я понял, — прикрыв глаза, смиренно прошептал Бэкхён, высвободившись из хватки слуги.  — Пожалуйста, останьтесь в живых, — осипшим голосом произнёс Лухан, в последний раз ловя взгляд своего господина.       Потому что стоило Бэкхёну выпрыгнуть из окна и приземлиться на сильные лапы, как из покоев донёсся истошный крик и звериный рык другого волка. Щенок в зубах омеги тихо пискнул, когда родитель сорвался на бег, приказывая себе не оглядываться на стены Родового дома.       Лес простирался на десятки миль вперёд, а его хвойные верхушки, припорошённые кристально-белоснежным снегом тянулись к самым облакам, надёжно защищая Лайтфор от стихии. Массивные лапы елей гнулись и скрипели под давлением свистящего ветра, отчаянно не поддаваясь бушующему урагану, извивающемуся змеем меж могучих стволов. Кора скрипела и выла, просвистываемая порывами ледяного ветра, и жалобно трещала под крупными волчьими когтями. — Ищите его! — чужой крик доносился из подножья заросшего соснами холма, отчего зверь клацнул зубами, из последних сил вытаскивая щенка из зыбучей лужи. — Неважно, живым или мёртвым, приведете его вожаку!       Волк тихо взвыл, подтягиваясь на передних лапах, а после кубарем покатился вниз — в глубокий овраг, где наконец затих, сворачиваясь калачиком вокруг совсем ещё маленького волчонка, спрятавшего нос в небольших лапках.       А буря ревела, унося их запахи в противоположном направлении.

***

      Город Клевер гудел приезжими торговцами и гуляющими по рынку горожанами, что, казалось, яблоку упасть негде, так как буквально вся центральная площадь оккупировалась толпой жителей. И немудрено, ведь привезли не что иное, как традиционное Огненное мясо, заманивающее волков к лавкам.       Вообще, для довольно сурового климата Лайтфора столь позднее начало зимы было несколько странным. Обычно даже города Юга уже были заметны первыми снегами, в то время как сегодня шёл лишь редкий снегопад. Прибывший с Севера Чанёль явно такого не ожидал, отчего смотрелся несколько смешно в своих зимних ботинках.       Пак уже и не помнил, когда последний раз уезжал из деревеньки Целителей в более крупные населённые пункты, из-за чего сейчас город казался ему столь непривычным и чужим, что по спине мурашки бегали от контраста ощущений. Альфа вырос в Виоле — столице территории их стаи — и с раннего детства привыкал к городскому образу жизни, пусть большую часть свободного времени он, будучи ещё мальчишкой, проводил в кузнице с отцом. Перед глазами всё время стояли гарь, копоть и гибкий метал, из которого под звон наковальни рождались поистине прекрасные изделия. Семья Пак делала всё, начиная с оружия и доспехов и заканчивая утончёнными украшениями для слабого пола. Чанёль хорошо помнил, как внимательно следил за тем, как отец голыми руками сплавлял раскалённый металл, превращая его в аккуратное колечко специально для супруга. Унаследованная от предыдущих поколений сила Огненных позволяла творить из железа множество различных изделий, благодаря чему Паки являлись едва ли не лучшими кузнецами Виола, уступая лишь Родовому дому. Да и этого статуса хватало сполна, ведь каждую ярмарку их товар раскупался в мгновение, как-то же Огненное мясо холодной зимой. Чанёль всегда помогал отцу в лавке и, наверное, именно поэтому чувствовал себя странно, находясь по другую сторону баррикад.       Мало того, что он уже давно не бывал в городе, а значит, и на торгах, Пак также теперь был в амплуа покупателя, что очень и очень непривычно. Да и город с последнего его визита сюда заметно изменился. Альфа даже боялся предположить, что творится в когда-то родной столице, так как после смены вожака Лайтфор потерпел заметные изменения. Когда-то самый шумный народ больше не праздновал открытие Сезона охоты в начале зимы, как это было раньше, из-за чего на улицах уже не было пышных торжеств, а ворота Родового дома, которые ещё несколько лет назад были открыты гостям с других территорий, теперь были оцеплены псами дворовой охраны. Северные земли будто погрузились в спячку, с тоской вспоминая былые годы, когда во всех уголках королевства выпивка текла рекой, а улицы исправно были увешаны цепями из бутонов Огненных роз — единственного цветка, не страшащегося холодов. Те годы были запоминающимися и пышными, в то время как сейчас каждый день напоминал серые дождевые облака, настигающие эти земли во время сезона дождей. Это печалило и угнетало, но народ вынужден был смириться, усмиряя бушующую сущность их зверя, сидящую в душе. Все боялись, трусливо поджимая хвосты к брюху, стоило их вожаку огласить новое распоряжение. Некогда сильнейшая стая превратилась в кучку запуганных щенков, а её предводитель — в жестокого тирана, угрожающего непокорным расправой.       Чанёля эти реформы почти не коснулись, поскольку, уехав из столицы, он поселился в небольшой деревеньке намного севернее Виола, и совсем не планировал возвращаться в родной город, вычёркивая его существование из своей жизни. Однако, пару дней назад Пак был вынужден выбраться из своей импровизированной крепости, дабы съездить на ярмарку и купить по просьбе Исина необходимые травы, коих был целый список.       Чжан Исин — лекарь и старый друг отца. Раньше довольно часто приезжал к ним в Виол. Он помнил Чанёля ещё совсем карапузом, когда он своей тёмной макушкой едва доставал до края стола, а малюсенькими когтями оставлял на шкуре родителя незначительные царапины, затягивающиеся буквально на глазах. Будучи омегой и весьма мягким по характеру, Исин едва ли не заменил младшему Паку папу, а также не возразил и без лишних вопросов впустил в дом, когда одной из снежных ночей Чанёль появился на его пороге в обличие волка. Чжан накормил, обогрел и уложил альфу спать, рассудив, что все разговоры можно отложить на другой день, когда Пак сам будет готов рассказать. За это Чанёль был ему бесконечно благодарен, а потому никак не мог отказать в поездке да и в чём-либо вообще. Исин же поехать не мог по ряду причин, одной из которых являлись предстоящие роды их односельчанина, где Чжан должен присутствовать в качестве лекаря. Поэтому, собрав необходимые для трёхдневной поездки вещи, Пак взял лошадь и отправился в Клевер.       Прибыл он туда за день до ярмарки, хотя, будучи в форме волка, добрался бы в разы быстрее. Он бы, наверное, так и сделал, если бы не покупка, потому что тащить всю дорогу мешок золотых в зубах и горькие пучки трав на обратном пути явно не вариант. Впрочем, Чанёль не жаловался, так как во время пути вдоволь глотнул когда-то столь любимой свободы, вспоминая, как носился по усеянным рожью полям и с азартом во взгляде гонялся за добычей по блажащим лесочкам. Эти пейзажи хранили множество воспоминаний о его юношестве, поэтому, по прибытию в Клевер, Пак чувствовал себя во всех отношениях прекрасно.       Вообще, альфа в травах совсем не разбирался, из-за чего совершенно бессмысленно глазел на прилавки, щурясь в попытке разглядеть мелкие цветочки. Выходило из рук вон плохо, поэтому он предпочёл спросить у торговцев, чем без толку бродить меж лавок, спуская впустую драгоценное время. — Да вот они все лежат! Выбирай, что подобрее, — пробежавшись взглядом по написанному Исином списку, бета указал в сторону, где на застеленном полотном столе были разложены высушенные растения. — Спасибо, — кивнул Чанёль, взявшись перебирать резко пахнущие травинки.       Горожане тем временем продолжали сновать по рынку, говоря наперебой, отчего шум стоял неугомонный. Привыкшего к деревенской тишине, альфу это начинало немного раздражать, вынуждая быстрее перебирать травы в поисках нужных.       Лавка стояла совсем рядом с трактиром, за столом возле которой сидели несколько подвыпивших волков. Нетрезвые и взбудораженные они говорили слишком уж громко, поэтому Чанёль даже при большом желании не смог бы не подслушать их разговор. — Сотня золотых?! — вскричал один из мужчин, ударив пустой кружкой по столу. Судя по их одежде это были разбойники, в чём Чанёль окончательно убедился, заметив у предполагаемого главаря повязку на глазу. Неугодные вообще любили всю эту разбойничью атрибутику. — За омежку?! Э-эй, не может быть такого! — Может, если омежка знатных кровей, — пожав плечами, возразил волк с повязкой и залпом осушил остатки эля, ударив кулаком по столу. — Гвардейцы утаивают цвет его шкуры, а значит, волчонок — персона важная и высокая. И что самое интересное, — мужчина заговорщицки склонился ближе к своим товарищам и продолжил на тон тише, — с ним щенок, коему без пары месяцев шесть лун. Допёрло? — Хочешь сказать… — Пропал Светлый — подстилка самого вожака.       Чанёль нахмурился, отняв руки от трав. Разговор этих волков ему совсем не нравился, так как говорили те явно о Родовом доме. Альфа был более чем уверен, что всё это лишь пустые сплетни, однако всё равно не мог унять напряжения, концентрирующегося в сжатых кулаках.       Огонёк волнения в груди вспыхнул всего на мгновении, тут же затухая. — Я беру их, — отмахнувшись от лишних мыслей, улыбнулся Чанёль торговцу и подцепил пальцами ремешок на мешочке с монетами.

***

      На поездку Исин давал Паку ровно три дня, а потому Чанёль тут же направился в трактир, планируя с рассветом отправиться в деревню. Однако планы, как известно, переменчивы, поэтому уже недалеко от заведения альфа уверенно развернулся на пятках, дабы вернуться на рынок. Всё же как бы сильно Пак не привык к тихой жизни в деревне, теперь, когда он наконец выбрался в город, сложно было отрицать, что в Клевере он не прочь побыть подольше — хотя бы на пару часов.       Приблизившись к прилавкам, Чанёль не мог обойти стороной торговца с сочным мясом. И пусть Исин готовил его куда вкуснее, Пак не мог не облизнуться при виде пахнущего приправами куска. Лежал он на тарелке почти на самом краю стола, причём последний, тем самым в разы сильнее привлекая к себе внимание покупателей. Да и не только их, как видно, так как уже в следующую секунду что-то вихрем пронеслось между альфой и прилавком, после чего того самого мяса как и не бывало. — Ворюга! — прежде чем Чанёль успел понять произошедшее, взревел торговец, вонзая нож в деревянную поверхность стола. — Держите его!       Под охи и ахи со стороны зевак, Пак сориентировался быстрее, вылавливая в толпе ловко лавирующую между горожанами фигуру, облачённую в длинную кожаную мантию. Сорвавшись с места, Чанёль припустил следом, проталкиваясь меж толпы вперёд, точно по следам невысокого воришки. Тот тем временем нёсся без оглядки, явно почуяв хвост. Прыткий и быстрый, он огибал бочки и деревянные коробки с фруктами, поднимая на площади гомон и неразбериху, в которой Паку всё же удалось уловить едва слышный запах.       Сладость с явной горчинкой выдавала в воре омегу, поэтому уже вскоре он должен был выдохнуться и тормознуть в каком-нибудь переулке. Чанёлю главное его не упустить, а скрутить и отдать на суд того торговца — дело последнее.       Наконец безликий преступник свернул на тёмную узкую улочку, куда за ним нырнул и Пак, едва ли не вставая на четвереньки, как гонятся волки за своей добычей. А омега путал следы, точно лис, сворачивая то тут, то там, но обходя стороной тупики, через которые Чанёлю не составило бы труда перепрыгнуть. Это означало, что беглец уже на исходе, либо же что-то мешало ему преодолевать препятствия, вынуждая пользоваться обходными путями, поэтому Пак ускорился, желая покончить с этим раз и навсегда. — А ну стой! — ухватившись за кожу мантии, окрикнул вора Чанёль, на что ему ответили угрожающим рыком и ловким манёвром, благодаря которому неизвестный вывернулся из захвата, однако не убежал, поворачиваясь к Паку лицом, скрытым под капюшоном.       Они находились между двумя домами, что мешало быстрому передвижению в назревающей схватке. Чанёль как-то не горел желанием быть раненым от меча какого-то бродяги, поэтому тут же встал в стойку, вытаскивая из-за пояса два заточенных кинжала. — Верни то, что украл, — нахмурившись и более-менее отдышавшись, рыкнул Чанёль, никак не ожидая, что омега всё же обнажит меч, с заметной неуклюжестью вставая в стойку.       Омега стоял на ногах нетвёрдо, скорее всего, растеряв большую часть сил во время погони. Однако даже так прослеживалась едва заметная, но такая знакомая прыгучесть в его положении, что уж говорить о том, как этот воришка держал рукоять — Чанёль до сих пор помнил, как долго бился, чтобы исправить эту ошибку.       Нервно усмехнувшись, альфа сильнее сжал рукоятки кинжалов и невольно принюхался, до последнего отвергая все самые абсурдные догадки. Чужой противный запах доминировал над цветочным ароматом, что всё равно не мешало Чанёлю различить нотки столь знакомых цветков. Так пахли розы. Так пахла его роза.       У Чанёля в эту секунду противно засосало под ложечкой. Разум по-прежнему не хотел мириться с происходящим, отчего Пака трясло и колотило, пока взгляд не упал на чужой меч, замечая чёткую гравировку Родового дома. — Бэкхён? — одними губами прошептал Пак и тут же убрал кинжалы, замечая, как дрогнула омежья рука, ослабляя хватку на рукояти меча. Оружие со звоном упало на вымощенную камнем дорогу, в то время как Чанёлю казалось, что с таким же звоном что-то разбилось у него внутри.       Незнакомец снял капюшон медленно, словно издеваясь, отчего Пак сжал челюсти, рвано выдыхая сквозь зубы. Грубая материя упала на узкие омежьи плечи, отметая какие-либо сомнения.       Чанёль смотрел жадно, глубоко вдыхая давно забытый запах и тут же морщась от того, как он изменился. Горечь в нём обжигала глотку, а оттого альфе вмиг стало так больно где-то в груди, словно этот меч не упал, а вонзился ему прямо в сердце. Пак смотрел и ловил взглядом каждую ссадину на когда-то идеально гладкой коже, каждое пятно грязи и каждую каплю крови, запёкшуюся где-то под воротом рубахи с уже поблёкшим орнаментом члена семьи Родового дома. Пак видел худобу чужого тела и обречённость в голубых глазах. Видел сухие искусанные губы и трясущие руки. Видел и слёзы, стремительно бегущие по впалым щекам к выпирающим ключицам.       Смотрел на Бэкхёна и чувствовал, как что-то в нём с треском ломалось. — Чанёль… Помоги нам, пожалуйста, — рваным шёпотом произнёс омега после долгого молчания, отодвигая полу мантии, под которой прятался совсем ещё маленький альфа с измазанными в грязи щёчками и большими голубыми глазами, смотрящими на Пака открыто и по-детски наивно.       Бэкхён гладил его по спутанным светлым волосам, в то время как щенок ревностно прижимал к себе тот самый кусок мяса.       Чанёль же медленно умирал от запоздалого осознания, какую страшную ошибку совершил почти семь лет назад.